Фаворит смерти 3
Шрифт:
Меня трясло. Я не знал что делать.
Получается я теперь демон? Собиратель душ?
Или, все же я — это я?
Вопросы оставались без ответов, а время утекало. Я почувствовал это особенно явственно, когда боль в груди стала такой невыносимой, что меня подкинуло вверх и выбросило в сознание.
— Максим! — услышал я полный тревоги голос Альберта Михайловича. — Тебе надо спешить!
И вновь погружение в самые глубокие бездны разума.
Как помочь?
Я попытался собраться с мыслями.
Туман способствовал этому. Он оградил меня
Не сразу я понял, что сам управляю этим серым клубящимся существом. Подняв голову, я вдруг остановил круговорот и направил его в другую сторону. Получилось. Туман слушался меня.
А потом очередная догадка поразила меня.
Туман — не мое видение, он был частью моей сущности, моим целым. Он был мной. Я просто отделил его от себя нынешнего, чтобы лучше осознать самого себя.
И тогда пришло спокойствие и отрешенность.
Я уже не паниковал и не боялся. Я действовал так, как должен был действовать — знал, что надо делать. И эти знания, они шли откуда-то сверху, не принадлежали мне. Они рождались словно бы из ниоткуда, точные и верные.
Магические конструкты, все те же, необычные, угловатые и смещенные, словно картины Пикассо. Но они были идеальными. Никто не создал более точного заклятия, пригодного именно для этой ситуации.
В конструкте было учтено все — мой рост, возраст, анатомические характеристики, глубина ранения, его характер, даже время суток, в которое я его получил. Тысячи аспектов и нюансов были включены в хитрую запутанную вязь заклятия, которое пришло мне в голову, и которое я сейчас сотворил.
Оно принадлежало Смерти, но и было моим, ибо я и был сейчас Смерть.
Подняв конструкт над головой, я обрушил его на себя. Словно встав под водопад, я почувствовал освежающую прохладу. Каждая клеточка тела перерождалась вновь.
Рана вдруг вспыхнула ярким розовым светом. От внезапного жара, пробившего грудь, захотелось кричать. Но огонь быстро угас, оставляя в груди холод. Все было окончено.
Я глянул на то место, где еще секунду назад была рана, и с удивлением увидел, что она исчезла.
Получилось!
Туман благодарно прикоснулся влажными щупальцами к моей голове и рассеялся.
Я открыл глаза.
— Максим? — Чернов наклонился ко мне, удивленный, испуганный.
Я не сразу понял, где нахожусь.
Некоторое время я лежал неподвижно, глядя на старика и пытаясь найти в голове его имя. Я знал, что он друг. Но вот кто он и как его зовут, не мог вспомнить.
Потом пришел зябкий холод. Меня морозило.
— Максим, ты как? — спросил Чернов, осматривая меня. — Рана — она… она исчезла!
— Альберт Михайлович… — с трудом извлекая из памяти имя, произнес я. — Замерз.
— Сейчас-сейчас! — засуетился тот.
Накрыв меня пледом, он спросил:
— Так лучше?
— Да, — стуча зубами, ответил я.
Мне было и в самом деле лучше. Я еще ощущал слабость, но общее состояние было великолепным. Никакой боли.
— У тебя все-таки получилось!
Я кивнул. Говорить о том, что
я узнал в собственных застенках сознания, мне не хотелось. Слишком страшной была эта информация.В комнату зашел Бартынов.
— Ну что, как? — поинтересовался он, глядя то на меня, то на Чернова.
— Все хорошо, — ответил Альберт Михайлович. — Ему еще надо немного полежать, но основная угроза миновала.
— Так мне врача теперь уже можно не искать?
Я покачал головой.
— Ну и хорошо, — кивнул Бартынов, пряча сотовый телефон во внутренний карман пиджака. — А то я что-то никого найти не могу.
Бартынов подошел ко мне.
— Так китаец этот твой такую поляну накрыл — закачаешься! Может, принести чего?
Я покачал головой.
— Уверен? Даже мой повар такого не готовит. Альберт, ты не желаешь? Одна «Пьяная стерлядь» чего стоит! Я кусок навернул.
— Нет, спасибо, — учтиво ответил Чернов.
Бартынов обратился ко мне:
— Там еще наемники прибыли, — сообщил он таким тоном, будто спрашивая — зачем они вообще нужны?
— Я договорился со Шталиным — нужна защита дома, — пояснил я.
Слабость еще присутствовала в теле, но становилось с каждым мгновением все лучше — я уже мог приподнимать голову.
Я попросил у Чернова воды и тот понятливо кивнул:
— Я сейчас принесу.
— И сколько ты отдал за них? — спросил Бартынов.
— Два миллиона, — ответил я.
— Матерь божья! Зачем столько?! Это же дорого!
— Сошлись на этой цифре.
— Это Шталин — жулик! Жадный до денег жулик! Надо было давать не более пятисот тысяч коинов. Ему бы и этого хватило. Подумать только — два миллиона! А ключи от особняка ему сразу не отдать? Хотя бойцы его, не спорю, хороши, отчаянные парни. Ладно, не переживай, я своим команду дал, они к тебе тоже выдвинулись. У меня тоже три десятка хороших воинов найдется, все с оружием, как положено.
— А как же ваш дом? Он ведь нуждается в охране! — резонно спросил я.
Бартынов посмотрел на меня так, что мне стало не по себе. Этот человек не собирался возвращаться в свой дом — понял я. Его единственное дело, дело всей его жизни, было и последним для него. Убить Герцена. И уйти.
— А семья? — ошарашено произнес я.
— Жена умерла при родах, — хмуро ответил Бартынов. — Младший брат вместе со всей прислугой уже отправлен в Новосибирск — там у меня завод имеется по производству бумаги, я ему его отписал. Им на жизнь хватит. Больше у меня никого нет.
— Но ведь можно…
— Нет. — Отрезал Бартынов. — Решение мое окончательное. Я буду воевать, а потом, когда собственными руками придушу Герцена, пусть делают со мной все, что хотят — сажают в тюрьму, пытают, расстреливают. Хотя, конечно же, я не дамся им просто так в руки!
Бартынов зловеще улыбнулся.
Потом спросил:
— Ну так что, я размещу своих бойцов на первом этаже? Чуть позже раскидаем по периметру их — есть у тебя там кое-где слабые места, на которые необходим особый упор.