Фазы неизбежности

Фон Кролок слушал ее, не перебивая, и Дарэм понятия не имела, какие мысли в этот момент бродили в его голове, однако, когда он наконец заговорил, голос его, как всегда, звучал уверенно и ровно:

— Порою у меня создается впечатление, Нази, будто в моем замке вовсе не четверо, а пятеро обитателей: я, Герберт, Куколь, ты — и твой покойный муж. Твои представления о нем могут всерьез отличаться от реальной личности и, думаю, если он действительно любил тебя, а из того, что я о нем знаю, складывается впечатление, что так оно и было, полагаю, он не стал бы осуждать твое присутствие на этом свете. А даже если и стал бы… это уже совершенно не существенно, не находишь? В чем толк апеллировать к тому, кого уже нет, и на основании его представлений и его идеалов строить собственную «жизнь»? Я не знал его, но, тем не менее, между ним и тобой есть, на мой взгляд, одна существенная разница, — граф оперся ладонями на перила справа от Дарэм, как и она, щурясь от задувающего в лицо ветра. — С твоих слов выходит, что в нем некромант был сильнее человека. В тебе же, драгоценная моя фрау, напротив, человек — сильнее некроманта. Твой страх и твое нежелание веками оставаться в пустоте — это вполне естественные чувства, которые ты с легкостью прощаешь другим, однако не желаешь принимать в себе. Совершенно, осмелюсь заметить, напрасно. Ты исполнила свою присягу, Нази, и больше уже не некромант.

— Не некромант. Но и не человек. «Немертвая», «нежить». Сплошное «не», куда ни плюнь, — Дарэм повернула голову, сбоку глядя на своего собеседника. — Так кто же я, получается, в конечном итоге?

С трудом верилось, что этой же ночью в библиотеке Нази разговаривала с тем же самым «человеком». После трапезы граф выглядел не только в разы моложе, чем час тому назад, но и ощутимо моложе, чем в момент их нечаянной встречи возле трактира Йони. Вампиризм способен был лишь вернуть немертвого к его облику на момент инициации, а значит, именно таким, как теперь, в тысяча шестьсот тринадцатом застиг на ночном тракте Винцента фон Кролока укус фрау Борос. Сейчас ему можно было бы дать от силы лет тридцать пять, и только отчетливые проблески седины в длинных, забранных в хвост волосах свидетельствовали о том, что Их Сиятельство прожил чуть более долгую и гораздо более непростую жизнь, чем могло показаться по его лицу.

— Хм, по-моему, ответ очевиден, — почувствовав ее пристальный взгляд, фон Кролок тоже обернулся, разглядывая женщину внимательно и как будто даже оценивающе. — Впрочем, позволь, я присмотрюсь еще раз… Что ж, определенно, ты — Анастази Дарэм. Теперь я в этом абсолютно уверен.

— Издеваетесь? — мрачно поинтересовалась Нази.

— Ничуть, драгоценная моя фрау, ничуть. Все мы, обращаясь в вампиров, проходим через своеобразный «кризис самоопределения», когда окончательно осознаем, что перестали быть людьми. У кого-то это осознание происходит позже, у кого-то — раньше. Для тебя подобный момент настал весьма быстро, полагаю, из-за того, что многое в прежнем твоем образе жизни идет вразрез с нынешними законами существования. Рискни же довериться моему личному опыту и не причисляй себя ни к кому: ни к некромантам, ни к вампирам, ни к людям. В нашей бытности и без этих ярлыков довольно весьма жестких ограничений. Ты — это всегда только ты. С твоими мыслями, знаниями, с твоими чувствами, предпочтениями и выбором. А уж к какой… хм, «фракции» ты будешь со всем этим принадлежать в каждый момент времени — не имеет никакого значения, — мужчина по всегдашней своей привычке чуть склонил голову к плечу и, едва заметно улыбнувшись, спросил: — В сущности, Нази, кто такой граф фон Кролок? Вампир? Разумеется, он живет в мрачном замке в горах, пьет человеческую кровь, днем спит в гробу, сердце его давно не бьется. Человек? Что ж, он никогда не убивает без нужды, у него есть понятие о морали и чести, он по-прежнему верит в Бога, хотя больше не имеет возможности рассчитывать на его снисхождение, он контролирует популяцию вампиров в окрестностях, тем самым защищая живущих там людей. И способен, положим, спасти жизнь едва знакомой ему женщине. Он ученый? В каком-то смысле. Он веками изучает природу и возможности немертвых, а заодно и человека, выучил с десяток языков, неплохо разбирается в психологии, медицине и неврологии, в частности, продолжая постигать новое. Ну, а в целом — граф фон Кролок — это не больше и не меньше, чем граф фон Кролок.

— Но каков смысл существования графа фон Кролока или, положим, Анастази Дарэм? — поневоле «включаясь» в предложенную Их Сиятельством игру, серьезно спросила Нази.

— О, этот вопрос, любезная фрау Дарэм, чуть сложнее. Ответ на него для каждого свой, однако, смею думать, мне есть что сказать и на этот счет, — выпрямившись, граф галантно предложил Нази руку, предлагая двигаться дальше. — Вся сложность в твоем случае состоит в том, что ты, насколько я могу судить, большую часть времени не жила «для себя». Ваш Орден и его заветы предполагают служение интересам не столько собственным, сколько интересам других, и ценность свою ты пытаешься измерить в приносимой тобой пользе. Все это, Нази, напоминает мне военное время, где существует три основных понятия: «свои», «чужие» и… хм, «гражданские». На войне цель — убить как можно больше врагов, защитить мирное население и, если, конечно, получится, выжить. Последнее, впрочем, вовсе не обязательно. Однако все войны имеют свойство раньше или позднее заканчиваться, фрау Дарэм. Закончилась и ваша. И вы ее, пускай весьма условно, но пережили.

— Хотя и не должна была, — со вздохом заметила Нази, вызвав у графа негромкий, но отчетливо различимый смешок.

— Если прибегнуть к военной терминологии, тебя взяли в плен, и ты, волей провидения, в которое я, признаться, не слишком верю, очутилась в самом центре вражеской территории, — сообщил он. — Однако, это вовсе не означает, будто единственное, что ты могла бы предпринять, это покончить с собой, Нази. Ты, на мой взгляд, способна на нечто большее. Тебя интересовало, помнится, в чем нахожу смысл существования я сам? Что ж, для меня смысл и интерес заключается в познании. Мир, любезная фрау, в некоем смысле оставаясь прежним, постоянно меняется. Наука, прогресс, литература, если угодно — все это постоянно дает пищу для моего ума, возможность изучать нечто новое, такое, о чем в моем веке даже и помыслить было невозможно. Но знания — лишь инструмент, не так ли? Сами по себе они занимательны, но, увы, бесполезны, если не применять их на практике. Поэтому, куда выше познания я, пожалуй, ставлю… борьбу, вызов, сопротивление. Сохраняя здравый рассудок, и раз за разом все дальше отодвигая рамки, которыми сковывает нас жажда крови, я испытываю некое личностное удовлетворение. Можно сказать, что и я, и Герберт являемся частью некоего эксперимента, призванного определить границы возможностей немертвых, а главное — узнать, насколько вампир, сама природа которого налагает на него серьезные ограничения, способен обрести свободу, приблизившись к человеку и в чем-то даже превзойдя его. Полагаю, ты, Нази, при желании могла бы стать в этом эксперименте куда большим, нежели еще одним объектом для моих наблюдений. Оправдав, заодно, и смерти людей, кровь которых необходима тебе для дальнейшего существования.

На этот раз Дарэм молчала гораздо дольше, и на лице ее Кролок, помимо сомнения, видел отчаянную работу мысли. Состояние женщины, в одночасье лишившейся не только всего, что у нее было, но и большей части собственной морально-нравственной базы, вызывало в нем беспокойство и жалость одновременно. Как он и предполагал с самого начала, именно этот этап преодолеть оказалось труднее всего — не упрямство, не ярость, а отсутствие стОящей причины для существования. Нази Дарэм не прельщало бессмертие, скорее уж, оно пугало ее больше, чем толпа собравшихся на балу немертвых, намеренных разорвать ее в клочья. Нази Дарэм не склонна была, подобно Герберту, жить исключительно для собственного удовольствия, наслаждаясь всеми благами мира, до которых получится дотянуться. Самому строю сознания Нази Дарэм чуждо было убийство людей, продиктованное сугубо поддержанием ее собственного существования, поскольку в ее глазах это существование чего-то стоило лишь до тех пор, пока приносило пользу кому-то еще. Даже то ритуальное жертвоприношение, из-за которого она оказалась в этом мире, женщина совершила ради того, чтобы вернуть не свою жизнь, а чужую.

Чтобы удержать ее по эту сторону реальности, требовалась цель. И фон Кролок, неплохо успевший изучить фрау Дарэм, знакомя ее с собственными устремлениями и желаниями, надеялся, что он не ошибся еще тогда, перед балом, и Нази действительно окажется похожа на него самого в степени достаточной, чтобы эти устремления разделить.

— Не вы ли в январе так пренебрежительно отозвались о моих изысканиях, на пару с Гербертом утверждая, что излечение от вампиризма — чушь собачья? — наконец, скептически поинтересовалась Дарэм, однако в тоне ее граф прекрасно различил легкие нотки интереса.

— Разумеется, я, — без колебаний согласился граф. — Потому что это действительно, как ты выразилась, чушь собачья. И, полагаю, ты сама об этом прекрасно осведомлена. Сделать живое мертвым не составляет труда, однако никакие силы не могут сделать из уже мертвого существа — живое. Это, милая моя Нази, антинаучно и противоречит всем законам о материи. Мои исследования ставят перед собой цель не «вылечить» то, что не больно, а, как бы ни настаивал на вирусной природе вампиризма достопочтенный профессор Абронзиус — попросту мертво. Скорее уж, я пытаюсь понять, существует ли возможность пить кровь, не убивая и не заражая при этом жертву…

— …или найти энергетическую альтернативу крови вообще… — пробормотала Дарэм, заставив графа удовлетворенно улыбнуться.

— Именно, — сказал он. — Должен признаться, около пятидесяти лет назад мои изыскания зашли в тупик. Первый вариант, кажется, попросту не реализуем, поскольку кровь, покидая жертву, мгновенно теряет свою ценность и становится бесполезна, так что никакие переливания и донорство проблемы не решают. В случае же второго варианта я, признаться, исчерпал все свои идеи, коих было не так уж много, и пришел к выводу, что мне остается лишь тренировать свою выдержку и ждать дальнейшего развития человечества, которое, возможно, в будущем наведет меня на полезные мысли. Однако ты с твоими весьма специфическими навыками и знаниями, приобретенными в совершенно другом мире… знаниями, в чем-то существенно отличающимися от всего, что известно мне, могла бы, скажем, внести некий вклад. Благо теперь в твоем распоряжении есть не только теоретические сведения о высших вампирах, но и возможность изучать их, сколько пожелаешь.

Дарэм посмотрела на озеро, подсвеченное первыми проблесками занимающегося над лесом рассвета. Едва заметное розоватое свечение уже тронуло верхушки деревьев, дымка над водой сделалась еще гуще, превратившись в плотный молочно-белый туман, и откуда-то издалека до ее слуха донесся плеск весел и глухие, хриплые голоса вышедших на промысел рыбаков.

— Скажите, Ваше Сиятельство, есть ли на свете что-то более ценное, чем человеческая жизнь? — задумчиво спросила она и, повернувшись к графу, наткнулась на пристальный взгляд чуть прищуренных светло-серых глаз, секундное изумление в которых почти тут же сменилось едва заметной насмешкой.

— Определенно, Нази. И если ты дашь мне пару часов, я, пожалуй, успею составить для тебя примерный список.

Комментарий к Фаза 3. Депрессия

1) В западной системе семи смертных грехов четвертым значится уныние. И не могу не согласиться — уныние это та еще проблема

========== Фаза 4. Торги ==========

Как и говорил профессор Абронзиус, книгу которого Нази в конечном счете изучила весьма подробно, никто не мог доподлинно сказать, когда именно и по какой причине на Земле появился первый вампир, однако одно можно было утверждать с точностью — произошло это очень и очень давно. В мире, из которого пришла Дарэм, существовало несколько потенциально рабочих теорий о происхождении этого почти неистребимого и крайне смертоносного вида нежити, однако сама женщина больше всего склонялась к той из них, которая считала первого вампира результатом неудавшихся торгов с «высшими силами». Которые, как тонко подметил еще Гёте, вечно хотели зла… и вечно делали ровно то, чего хотели. Неизвестно, кем, согласно этой теории, был безумец, заключивший с ними договор — вероятнее всего, неким шаманом, который вместо того, чтобы во время ритуального транса связаться с духами предков, установил контакт с кем-то из обитающих во тьме за гранью демонов, известных «торговцев» всей изнаночной части мира. Зато, глядя на получившийся результат, легко можно было догадаться, что именно этот безвестный заклинатель у них «купил».