Федор Алексеевич

— Хорошо, государь Обязательно передам, для него это будет самой высокой наградой.

Фёдор Алексеевич тихо пошлёпал ладонями по подлокотнику, и все уже догадались: устал государь, сейчас на обед позовёт.

— На сегодня достаточно, господа бояре. Идёмте в царскую трапезную, там уж, наверно, ши остывают Родион Матвеевич.

— Я слушаю, государь.

— Приглашай всех из передней к стаду. Да обязательно выясни, кого пет, и проследи после обеда, чтоб нм от стола были посланы гостинцы на дом. Чтоб не получилось, как прошлый раз, забыли послать князю Одоевскому, чем обидели шибко старика. Кое-как уговорил его.

— Не забуду, государь. А ныне Якову Никитичу пошлю от твоего стола самое лучшее, чтоб ошибку нашу прошлую загладить.

— И обязательно, чтоб с поклоном от меня. Старика это утешит.

Все поднялись с лапок и потянулись, похрустывая суставами, замлевшими от долгого сидения.

Лихачёв подал государю его палочку, помог, поддерживая под локоть, подняться с престола. Так и проводил по ступеням до ровного пола. Там уже отпустил царский локоть Государь ласково кивнул ему.

— Спасибо, Алексей Тимофеевич.

Фёдор Алексеевич шёл не спеша к двери, в которую никто не смел вперёд его шагнуть. Бояре стояли по сторонам прохода и довили взгляды царя. Он всем улыбался и лишь глазами помаргивал, что читалось всеми однозначно государь доволен днём.

Глава 11 СМЕЩЕНИЕ ДОРОШЕНКО

Гетман Самойлович принял стольника Алмазова в Батурине с наивозможным уважением и предупредительностью. Как же, ведь это был посланец самого государя, и всё, что он станет говорить, должно приниматься гетманом как слово царя.

В самой большой горнице гетманского дома длинный стол, рассчитанный не менее как на полусотню человек, был весь уставлен разнообразными яствами, бутылями с вином и горилкой. И даже этим обилием гетман подчёркивал своё уважение к московскому гостю.

— Вот здесь нам никто не помешает, — сказал гетман, жестом пригашая гостя за стол. — Садись. Семён Ерофеич.

— Ты ждёшь гостей? — спросил Алмазов, взглядом прикидывая, где бы сесть. Увидел жареных карасей, сглотнул слюнки и сел напротив них.

— Да нет. Сегодня ты у меня главный гость, Семён Ерофеич.

— Гетман сел напротив гостя через стол, взял бутылку с горилкой.

— Что будем пить.

— Да я. что и ты, Иван Самойлович.

— Ну, значит, горилку.

Хозяин налил полные кубки, Алмазов вздохнул с сомнением Гетман понял причину вздоха, успокоил:

— Пей столько, Семён Ерофеич, сколько считаешь нужным. Никто тебя понуждать не станет. Ну как там государь? Как здоровье его?

— Увы, болеет часто Фёдор Алексеевич. Меня когда принимал, на престоле сидел. А бывает занеможится ему, в спальне в постели принимает. Даже послов иногда.

— Уж и поболеть не дадут, сердешному.

— А что делать? Он всем нужен.

— Ну, выпьем за его здоровье, за здоровье великого государя.

Выпили, и стольник навалился сразу па жареных карасей. Ел прямо руками, выбирая косточки, и с пальцев стёкол жир Гетман додал через стол гостю рушник.

— Возьми. Семён Ерофеич, руки вытирать. Вкусны?

— Очень вкусны. Иван Самойлович.

— То моя Мотря-повариха готовит. Никто не может так их поджарить, как она. Из-за этого и держу её.

Утолив голод двумя огромными карасями Алмазов отёр руки, губы.

— Я что прибыл-то, Иван Самойлович Государь очень обеспокоен ссорами меж старшиной на Украине.

— Я догадываюсь, кто это ему жалился Полковник стародубский Рославец Пётр. Верно?

— Вот, вот, Рославец жаловался даже, что архиепископ запретил в Стародубе службу отправлять.

— А почему запрета, не сказал, конечно? А запретил потому, что Рославец при всём честном народе избил священника. Я ему как гетман назначил войсковой суд за это. А он, испугавшись, кинулся в Москву, спасай, государь. Вот и рассуди, Семён Ерофеич, верно ли я поступил.

— Всё верно, Иван Самойлович, но государь очень уж просил тебя пойти с ним на мировую.

— Я бы, конечно, государеву волю исполнил, если б Рославец только мне досадил и, если 6 он повинился принародно. Но ведь Рославец говорит, что многие старшины меня не любят и даже вся сторона против меня. Я говорю, у нас в малороссийских городах великую вольность дали. Если бы государевой милости ко мне не было, то у них на всякий год по десять гетманов было бы Ты Семён Ерофеич, чтобы правду государю доложить, поспрошай старшину, полковников, есаулов, да и простых казаков поспрошай обо мне.

— Я буду спрашивать, Иван Самойлович, буду. Ты уж прост.

— Чего «проспи, я сам на этом настаиваю. А кстати, где сам виновник всей этой затеи?

— Рославец-то? Он в Москве.

— Ну вот. Как же без него разбираться? Тут, того гляди, турки с ханом явятся, а мы с кляузником валандаемся.

— А что, турки — это серьёзно?

— Пока это слухи, но ведь не бывает их на пустом месте. Пищали всегда наготове должны быть, а порох сухим. На то нас великий государь и держит, чтоб хан не застал нас в постелях и не вырезал.

Как и договорились, стольник Алмазов поехал по полкам, никому явно не выдавая цели своей поездки, хотя все знали, что послан он великим государем, а отсюда вытекали и догадки: государь хочет знать о боеготовности полков, значит, следует ожидать военных действий. Дабы завуалировать истинную цель, Алмазов, приезжая в полк, интересовался всем: как полк питается, где хранится оружие, полковая касса. И липа в долгих разговорах, как бы мимоходом спрашивал о гетмане: что он за человек? нравится ли народу?

Ответы и старшины и рядовых были благоприятны для Самойловича, и Семён Ерофеевич остался этим доволен: не придётся огорчать государя.

Перед отъездом в Москву он вернулся в Батурин и рассказал гетману о результатах своей поездки. Самойлович не скрывал удовлетворения.

— Вот так и скажи государю. И ещё скажи, пусть шлёт Рославца сюда, я его пальцем не трону. Пусть суд решает. Заоднемя будет с ним судить и его сообщника протопопа Адамовича. Вроде он подстрекал Рославца на недовольство. А мне сдаётся, оба они хороши, один другого стоит.