Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском
Шрифт:
Сведения верны: Фиалка».
В отличие от малограмотных сообщений большинства секретных агентов, донесение Фиалки было написано хорошим слогом.
Следующее донесение Фиалки касалось членов Главного правления, прибывших для работы в Краков:
«Кроме Юзефа (Дзержинский), стали известны Куба — Ганецкий, Ксендз — Арон Рубинштейн, пропагандист Мартин — круглолобый, с глубокой морщиной на переносице, и Адам, человек лет тридцати двух, высокий брюнет, усы английской стрижки. Настоящие фамилии двух последних не установлены. Три недели назад Ганецкий выезжал в Варшаву, Мартин посещает Лодзь,
В Кракове говорят о предстоящем съезде Российской социал-демократической партии. Время и место его пока неизвестно. Фиалка».
Самос последнее донесение касалось отъезда группы социал-демократов, выехавших нелегально в Варшаву из Кракова. Челобитов взглянул на дату — осведомитель писал об отъезде четыре дня назад. У Челобитова существовало правило — никогда не откладывать оперативные дела, решать их немедленно. Он тотчас же подготовил письмо за подписью полковника Глобачева, который возглавлял теперь Варшавское охранное отделение.
«Начальникам охранных отделений Привисленского края для надзора и исполнения:
Получены агентурные сведения, что в текущем месяце сего года из Кракова в Привисленский край выехали видные деятели социал-демократии Королевства Польского и Литвы. Среди них Мартин, Ксендз и Франтишек.
С ними выехала неизвестная женщина, имеющая от роду 23—24 года, блондинка, среднего роста, худая. Одета в клетчатое шотландское пальто-сак. На голове большая светлая шляпа, украшенная двумя такими же светлыми перьями. На шее боа из меха или перьев. В руках небольшой саквояж светло-желтой кожи.
Ксендз одет в черный сак, мягкую светлую шляпу, и в руках такой же саквояж, что и у женщины.
Направляется для сведения и соображений при розыске.
Вышепоименованных мужчин при обнаружении взять под наблюдение, женщину — арестовать».
Мысль Челобитова непрестанно работала в одном направлении: кого держать под надзором, кого брать и при каких обстоятельствах. Он был только одним из пятидесяти тысяч сотрудников царской охранки — жандармов, провокаторов и заурядных филеров, которые были опорой царского правительства. Революционные организации России в своей борьбе прежде всего сталкивались именно с охранкой.
Еще на Капри, получив из Главного правления материалы, касавшиеся провокаций в партии, Феликс отправил свои выводы Здзиславу Ледеру:
«Пришлось над этим немного поработать. Ясно вижу, что в теперешних условиях подпольная деятельность наша в стране будет сизифовым трудом до тех пор, пока не удастся все же обнаружить и изолировать провокаторов. Надо обязательно организовать что-то вроде следственного отдела. Иначе мы будем посылать людей только для того, чтобы провокаторы получали большие награды...»
На пути из Италии Феликс почти на две недели задержался в Берлине, где каждый день встречался с членами Главного правления, обсуждал с ними предстоящую работу. Когда основные вопросы были решены, Феликс самым решительным образом заговорил о защите большевистского подполья от провокаторов и агентов охранки.
Ни в Петербург, ни в Польшу Главное правление решило Дзержинского не посылать. Ему предстояло возвратиться в Краков и занять там пост секретаря Главного правления польских социал-демократов, совместив
это с ведением финансовых дел в организации.В это время Феликс самым решительным образом поднял вопрос о действенной защите большевистского подполья от провокаторов и агентов охранки, стремившихся проникнуть в организацию.
Феликс никогда не знал Челобитова, не слышал его фамилии, но непрестанно ощущал на себе и своих товарищах его присутствие. И Феликс Дзержинский принял вызов царской охранки, взяв на себя всю тяжесть борьбы с провокаторами, не оставляя основной работы по восстановлению партии, понесшей потери в борьбе с реакцией за минувшие послереволюционные годы Мог ли думать тогда Дзержинский, что по пройдет и десятка лет, как он станет во главе Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, что именно тогда ему пригодится накопленный им опыт по охране революционного подполья от провокаторов...
Перед его отъездом собрались на квартире у Яна Тышки. Роза пришла, как обычно, позже, занятая в редакции, и мужчины сами позаботились о еде. Они спустились в соседний локаль и возвратились нагруженные кружками с пивом, горячими сосисками на бумажных тарелках. Ели механически, не замечая, что едят, что пьют, поглощенные разговором.
— Я внимательно изучил эти материалы, — говорил Дзержинский. — Я читал их на Капри, у меня было время подумать. Должен сказать: провалы в организации, в том числе и мой арест, связаны с какой-то большой провокацией. Вот смотрите...
Он подробно изложил обстоятельства последних провалов в партии.
— Все это верно, — подтвердил Барский, — но мы не можем сказать конкретно, кто виновен в моем, предположим, аресте.
— Согласен, — сказал Феликс. — Именно для того, чтобы доказательно изобличать провокаторов, мы и должны выработать четкие методы борьбы с предателями. Мы же не можем проникнуть в охранное отделение и проверить там наши подозрения, нужны иные пути.
В разговор вступил Ганецкий.
— А ты знаешь, Юзеф, — сказал он, — Бакай все же проник в охранку и подтвердил, что Азеф — провокатор века.
— Ну, век только начинается, — усмехнулся Феликс. — А что доказал Бакай? Я смутно помню эту историю.
— Эсеры провели расследование, и Лопухин, бывший директор Департамента полиции, подтвердил, что Азеф действительно работал в охранке шестнадцать лет. Вот, читай... Лопухин пострадал, разумеется, за свои признания — суд приговорил его к пяти годам каторги.
Ганецкий достал из кармана «Варшавское эхо», старый номер за минувший год, и прочитал:
«В Париже опубликовано следующее заявление Центрального комитета партии социалистов-революционеров:
«Доводим до сведения товарищей, что известный в партии социалистов-революционеров под именем Легрос инженер Евгений Филиппович Азеф, имевший партийные клички Толстый, Валентин Кузьмич и другие, член нашей партии со дня ее основания, состоял на службе у русской полиции, а потому является агентом-провокатором.
Таким образом, Азеф, состоявший в Центральном комитете эсеров, руководитель боевой террористической организации партии, уличен в сношениях с русской политической полицией, объявлен провокатором, человеком опасным и вредным для партии»».