Фемистокл

Когда погасли последние отблески заката, в бухту, где стоял эллинский флот, вошла теносская триера под начальством Пантия, который перешёл на сторону эллинов.

Пантий был приглашён в шатёр Еврибиада. Он сообщил о том, что персидский флот встал на якорь в Мегарском проливе и в проливе у Пситталеи, а на островок высадились две тысячи персидских воинов.

–  Когда начнётся битва в Саламинском проливе, то повреждённые корабли ветром и волнами неизбежно будет сносить к Пситталее, - сказал Пантий.
– Персы, захватившие островок, смогут оказывать помощь своим и брать в плен наших либо добивать их.

–  Ты точно знаешь, что на рассвете варвары нападут на наш флот?

– спросил Еврибиад.

–  Верьте мне, так и будет, - кивнул Пантий.
– Персидские навархи уверены, что эллинский флот в ловушке.

После такого известия многие из пелопоннесских военачальников упали духом. Адимант мрачно заявил, что жить всем осталось только до рассвета.

Еврибиад, посовещавшись со своими лаконскими советниками, обратился к Фемистоклу с такими словами:

–  Ты больше всех нас жаждал этой битвы. Тебе и решать, как она будет проходить.

Фемистокл призвал военачальников к тишине. С мелом в руке он встал на красный лаконский ковёр, расстеленный в том месте шатра, где ораторы произносили речи. Опустившись на одно колено, Фемистокл несколькими уверенными движениями нарисовал на ковре остров Саламин, а также островки Пситталею и Фармакуссу, мыс Киносуру, берег Аттики и Мегарский пролив. Изображая расположение варварских кораблей, Фемистокл обращался за уточнениями к Пантию, сидевшему рядом с Еврибиадом.

Со слов Пантия выходило, что двести египетских кораблей перекрыли Мегарский пролив. Сто пятьдесят финикийских и пятьдесят кипрских триер расположились между островком Пситталея и берегом Аттики. Позади них широкой дугой встали сто ионийских триер. Киликийские и карийские корабли заняли проход между Пситталеей и мысом Киносура.

Перед тем как нанести на схему расположение эллинских кораблей, Фемистокл изложил военачальникам свои мысли по поводу того, как примерно станут действовать в узком Саламинском проливе варвары. Рассуждения Фемистокла были столь разумны, что никто из присутствующих, даже Адимант, ни разу не прервал его вопросом или возражением.

Объясняя, каким образом надлежит взаимодействовать эллинам в предстоящей битве, Фемистокл рисовал греческие корабли, указывая каждому военачальнику его место в общем боевом построении. И опять не прозвучало ни одного возражения, настолько мудро нашёл Фемистокл единственное тактическое решение, при котором у маленького эллинского флота имеется возможность разбить превосходящие силы врага.

Состояние суровой неизбежности заглушило распри и раздоры между военачальниками, одна судьба связала всех воедино, поставив перед выбором: победить или умереть. Сильные духом, такие как Еврибиад, спокойно легли спать, дабы со свежими силами выйти на решительную битву с врагом. Люди философского склада ума, вроде эгинца Поликрита, воспринимавшие смерть как некое продолжение жизни, тоже без особых волнений разошлись по палаткам, чтобы насладиться покоем в оставшиеся до рассвета часы.

Робкие и малодушные, а их было большинство, сознавая, что отступать некуда, не находили себе места от снедающего страха. Кому-то из них казалось, что на военном совете упустили некую важную деталь в боевом построении эллинского флота, и они спешили с этим к Фемистоклу. Другие начинали сомневаться в правильности предложенного Фемистоклом плана сражения и тоже шли к нему. Третьи приходили, чтобы спросить, как им действовать в той или иной ситуации. До глубокой ночи в шатре Фемистокла толпились военачальники, и для каждого у него находились слова поддержки и ободрения. С каждым он разговаривал как со своим лучшим другом, давая наставления перед грядущей битвой.

Пришёл к Фемистоклу и Адимант, выждав, когда лагерь погрузится в тишину и сон. Фемистокл был в шатре не один: там находились Аристид и Сикинн. Первый крепко спал на ложе хозяина, второй чистил золой его шлем, сидя на низенькой скамеечке.

–  Уверен, ты не ждал меня, - промолвил Адимант, не зная, как начать разговор.

Фемистокл в ответ пригласил гостя к столу и предложил ему вина.

–  Выпьем за то, Адимант, чтобы в будущем у поэтов и трагиков завтрашняя битва стала вечным символом превосходства эллинов над варварами.

–  Ты действительно веришь в нашу победу?
– Душа Адиманта была полна мрачных предчувствий.

–  Мы победим.
– Фемистокл поднял чашу с вином.
– Могу поклясться чем угодно!

Адимант взял кубок со стола и залпом осушил его.

Уверенность Фемистокла, звук его голоса, блеск глаз подействовали успокаивающе, словно именно эти слова он и хотел услышать.

Когда Адимант ушёл, Фемистокл разбудил Аристида.

–  Надо расстроить вражеские порядки до наступления рассвета, - сказал он.
– Не ждать нападения персов, а напасть первыми.

–  Что ты задумал?
– удивился Аристид.

–  Я хочу отбить у варваров остров Пситталею. Потеря его станет для них полной неожиданностью. Грядущее сражение развернётся как раз вокруг этого островка: тот, кто обладает им, будет иметь преимущество в битве. Только это нужно сделать без лишнего шума.

–  Ты хочешь поручить это дело мне?

Фемистокл молча кивнул.

–  Я готов, - без колебаний сказал Аристид.
– Сколько воинов ты мне дашь?

–  Я велел собраться у алтаря Афины Паллады всем афинянам из филы Антиохиды, - проговорил Фемистокл.
– Ты же родом из этой филы, Аристид? Отберёшь сам столько гоплитов, сколько посчитаешь нужным. Имей в виду, персов на Пситталее не меньше двух тысяч. Правда, большинство из них имеют лёгкое вооружение, если верить Пантию.

Фемистокл и Сикинн помогли Аристиду облачиться в воинский наряд, который он привёз с собой с Эгины.

Аристид попросил у Фемистокла позволения взять на вылазку изгнанников, которые прибыли вместе с ним на Саламин. Это были люди из разных афинских фил. Фемистокл не возражал.

Фила Антиохида выставила чуть больше тысячи воинов. Из них Аристид отобрал шестьсот самых смелых и опытных. Этот отряд на мелко сидящих рыбачьих судёнышках в предрассветных сумерках переправился с мыса Киносура на Пситталею.

Персы расположились станом в самом центре небольшого скалистого островка, почти лишённого растительности. Дозорные, находившиеся на возвышенностях, обнаружили эллинов, когда те уже вышли из лодок на сушу. Над морем стлался туман, а на острове тумана не было: воздух здесь был более сухой и тёплый.

Развернувшись в боевой порядок, афиняне двинулись на врагов, которые были вынуждены вступить в сражение, не соблюдая порядка и не слыша приказов своих военачальников. Немало персов было убито при попытке прорваться к морскому берегу, чтобы подать сигналы о помощи стоящим в проливе персидским кораблям. Многие персы нашли свою смерть, так и не успев взяться за оружие. Битва очень скоро превратилась в избиение. Афиняне, помня, что варвары предали огню их город, безжалостно орудовали мечами и копьями, преследуя разбегающихся персов по всему острову.