Феникс

– Это пройдет? – спрашиваю я.

Глупо.

И я, и Китнисс знаем, что такое страх. Он зажимает в тиски твое сердце, парализуя и лишая надежды. С ним почти невозможно бороться. И уж тем более нельзя сказать точно, что когда-нибудь это пройдет.

Китнисс выглядит такой подавленной, что мне нестерпимо хочется ее утешить.

Осторожно пододвигаю спящего Тэма ближе к краю кровати, где сидит Китнисс, отчего она тут же подскакивает на ноги, осуждающе сверкая глазами.

Я не извиняюсь, просто ложусь сам посередине, освобождая для Китнисс свою половину. Пару мгновений она вопросительно смотрит на меня, а потом, обойдя кровать, укладывается рядом.

Обнимаю одной рукой Тэма, другой глажу волосы Китнисс. Сердце тревожно щемит с одной стороны от счастья, что они оба со мной, с другой стороны от боли, потому что я не уверен, сможет ли Китнисс привыкнуть к тому, как Тэм похож на своего отца.

Следующие пару недель проходят без происшествий. Мы почти семья, которая все время вместе. Проводим дни и ночи у меня в доме – к себе Китнисс уходит лишь покормить Лютика, а потом возвращается снова.

Она по-прежнему не прикасается к мальчику, но я не раз замечал, что Китнисс внимательно наблюдает за ним. Привыкает?

Меня беспокоит это, но не только. Есть кое-что еще. За мной Китнисс тоже наблюдает. В основном, с интересом, иногда почти с нежностью.

Но пару раз я ловил на себе ее взгляд, полный ужаса, когда она заставала меня на кухне с ножом или чем-то подобным. В такие минуты ее зрачки расширяются, и она будто перестает видеть меня, погружаясь в кошмары наяву. Но она не кричит. Иногда плачет. Я не делаю попыток подойти, пока ее взгляд снова не становится осмысленным: боюсь напугать еще больше.

Вечерами рисую. Почти всегда это портреты Тэма и Китнисс, и лишь иногда на картинах появляюсь я сам. Однажды, уложив Тэма спать, я застал Китнисс в гостиной у камина, разглядывающей мой рисунок. Она как зачарованная вглядывалась в образы, созданные моей рукой, и водила по бумаге пальцем. Только оказавшись за ее спиной, я понял, что она гладит мое нарисованное лицо…

Я люблю ее!

До боли в груди. До беззвучного крика. И все чаще мне кажется, что она чувствует что-то похожее.

Мы об этом не говорим.

Но когда я целую ее, она отвечает.

Будто пара влюбленных подростков, мы держимся за руки на улице, вспыхиваем, когда случайно касаемся друг друга наедине, и засыпаем, крепко прижавшись друг к другу.

Ничего не прошу.

Она ничего не обещает.

У нас исковерканное прошлое.

Туманное будущее.

Существует только настоящее.

И мы стараемся быть счастливыми.

Здесь и сейчас.

посвящается всем, кто верит в СВЕТЛОЕ будущее Питнисс....

и еще...

сегодня И ВСПЫХНЕТ ПЛАМЯ признан Лучшим фильмом 2013, Джош и Джен – Лучшими актерами 2013

(по версии MMA)

Я счастлива!!!!!!!!!)))))))

====== Глава 8-3 ======

POV Китнисс

Пит мечется на кровати. У него жар.

Вчера наша очередная прогулка втроем закончилась под проливным дождем. Пока мы добежали до дома, одежда промокла до нитки.

Пит заботливо обтирал Тэма согревающей жидкостью, пока я кое-как готовила ужин. И он, и я очень переживали, что малыш заболеет. Но ласковые руки Пита справились – мальчик здоров.

А вот у самого Пита утром поднялась температура, и теперь он лежит покрытый испариной и бредит.

Доктор из меня никакой. Это я выяснила еще на первых Играх, когда пришлось обрабатывать рану Пита, нанесенную Катоном. Но положить ему холодное полотенце на лоб я могу. Не помогает.

Тэм все время плачет. Удивляюсь, каким спокойным был ребенок с Питом, и как сводит меня с ума теперь. Хеймитч и Сэй уехали в город – вернутся не раньше послезавтра.

Паникую.

Трудно описать, как проходят сутки, но к следующему утру у меня страшная головная боль от недосыпа, от почти непрекращающегося плача Тэма и уже настоящего страха за жизнь Пита. На руках свежие ожоги, оставленные перегретой сковородой, которую я опрокинула вместе с ужином для ребенка.

Все плохо! Я ни на что не гожусь в доме.

Мое место в лесу. Я охотник!

Не хозяйка. Не жена. Не мать. Ничего из этого у меня не выходит.

Малыш ходит за мной по пятам, требуя внимания и ласки, к которой он привык на руках у Пита.

Но я не могу. Отворачиваюсь, ухожу в другую комнату – что угодно, но не касаюсь его.

Мне стыдно.

Я ведь действительно привязалась к Тэму, и мне нравится, что он живет с Питом и почти со мной. Но каждый раз, когда я вижу его маленькое личико, передо мной снова и снова всплывает видение мертвого Финника на грязном полу...

В сотый раз убеждаясь в своей трусости, плачу, сидя на корточках возле кровати Пита. Касаюсь его лба. Горячий. Не представляю, что делать дальше.

Слабая!

Я убивала людей! Я прошла войну!

Но я абсолютно беспомощна там, где справилась бы любая другая девушка.

Реву в голос, положив голову на колени. Когда внезапно моего плеча касается маленькая рука, вздрагиваю всем телом. Смотрю в зеленые заплаканные глаза Тэма и ощущаю что-то странное.

Почему-то мне вспоминается Прим…

Она тоже была маленькой.

И такой же беззащитной.

Я готова была умереть ради сестры, но отказываю в простой ласке другому ребенку?

Вся вина малыша в том, что его лицо слишком похоже на лицо Финника.

Он сын своего отца.

Когда он снова тянется ко мне, я не отстраняюсь. Сначала неловко, потом чуть смелее я прижимаю его к груди. Крохотные руки обвивают мою шею. Маленькие глазки смотрят с наивной доверчивостью.

Наверное, что-то изменилось во мне, но я перестаю замирать от страха. Просто позволяю малышу быть рядом. И я продолжаю свои неумелые попытки вылечить Пита, но теперь уже не выпуская ладошки Тэма из своей руки.

Жар спадает к середине вторых суток, но Пит продолжает лежать без сознания.

Мне кажется, что прошло бесконечно много времени после того злосчастного дождя. Сижу в кресле напротив кровати, Тэм устроился на моих коленках. За окном уже темно, но я никак не могу уложить его спать. Мы оба измучены. Глажу мальчика по голове и шепчу убаюкивающие слова – он склоняет голову мне на плечо и довольно сопит, теребя кончик моей косы.

Сама не знаю почему, но мне вдруг хочется спеть ему колыбельную. Ту, которую много-много лет назад пел мне отец…