Феникс

– Катюш, так бабушка только и ждала, чтобы тебя уложить, давай она…

– Нет! – упрямо и безапелляционно оборвала меня Катя. – Ты!

– Детка…

– Ирсен, пожалуйста, - она почти захныкала.

– Ирс, ну ребенок просит. Чего ты? – подыграл дочери Гоша, умышленно добивая тещу. – Первый раз что ли? Она твои песенки обожает. Давай, давай.

Я взглянула на него хмуро, но Фенов игнорировал намек, невозмутимо вскинул брови, делая вид, что не понимает, в чем проблема. Что мне оставалось? Встала и поплелась наверх следом за Катей. Бобс по традиции семенил за нами.

Посетив ванную комнату, мы все втроем устроили на кровати. Катя и йорк лежа, а я присела на краешек.

– Про братьев? – уточнила я сегодняшний репертуар.

– Нет, - вдруг отказалась Катя. – Лучше почитай. Золушку.

– О, - я вздернула брови, но решила не спорить и послушно достала книжку, стала читать.

На самом начале Катя меня остановила.

– Ты станешь моей мачехой, когда папа на тебе женится?

Я едва не закашлялась.

– Не знаю, Кать, - ответила я честно. – Мы пока жениться не собираемся.

– А если соберетесь? Ты же не будешь надо мной издеваться?

– Конечно, нет, милая.

Я погладила ее по голове.

– Давай ты станешь моей мамой, а не мачехой. Так можно?

У меня ком встал в горле. Он всегда там был, когда я укладывала Катю. Никак не могла привыкнуть к ее трогательной доверчивости и такой горячей, неуемной потребности в любви.

– Могу пообещать, что я точно буду твоим другом, - наконец нашла я слова.

– А потом – мамой.

Стон, почти всхлип, вырвался из моего рта.

– Может быть. Поживем увидим, - почти прохрипела я. – Читаем дальше?

– Да.

Катя улеглась и прикрыла глаза, слушая сказку с блаженной улыбкой.

– Папа лучше принца, - пробормотала он в конце. – Вы тоже будете жить долго и счастливо.

– Я бы не отказалась, - поддержала я детскую уверенность, погладила малышку по голове.

Через пару минут ее дыхание стало ровным, веки не жмурились, а расслабленно прикрывали глаза. И лишь на губах осталась улыбка безмятежных, сладких снов. Не удержавшись, я поцеловала Катю в щеку, укрыла одеялом плечико, встала. Бобс поднял голову, провожая меня сонными глазами.

– Охраняй, Годзилла, - велела я ему шепотом и вышла из спальни.

Уже на лестнице я услышала, Гошу. Он цедил слова, видимо, пытаясь не повышать голос.

– При всем моем уважении, Анфиса Павловна, вы охренеть как перегибаете сейчас. Это вот ни разу не ваше дело.

«Уходи, уходи», - тут же зашептала мне интуиция. – «Просто уходи. Тебе нельзя это слушать».

Но я спустилась и продолжала стоять в гостиной, слушая, как они ругаются на кухне.

– Это мое дело, Игорь. Потому что твоя профурсетка проводит слишком много времени с Катей. А она, на минуточку, моя внучка.

– Ирсен моя девушка, а не профурсетка. Имейте уважение!

– С какой стати я буду уважать девку, которая пьяная таскается по ночам с мужиком, а потом еще и вваливается к нему домой.

 -Анфиса Пална!

– Это пять не мое дело? То, что вы бы делали с Катей за стеной – это снова не мое дело? Вот уж сомневаюсь, Игорь.

– Я не обязан перед вами отчитываться.

– Правда? Я отдала тебе ребенка, доверила.

– Я ее отец, вашу мать! – все-таки вскипел Феникс. – Не чужой дядька.

– Отец? Хах, как неожиданно ты об этом вспомнил.

– Ага. А как вы внезапно вспомнили, когда деньги понадобились? Не надо тут корчить из себя мать Терезу.

– Игорь!

– Меня Гоша зовут. Прекращайте!

– Это ты прекращай. Прекращай приводить в дом эту девку, иначе тебе придется отчитываться не передо мной, а например, перед органами опеки…

– Что? Вы в своем уме?

– В своем, Игорь. Как отдала тебе Катю, так и заберу.

– Да вы что?! Тогда придется судиться. Я ведь оформил отцовство, хотя вы меня уверяли, что это лишнее. Мы же семья, - Гоша издевательски захохотал.

– Семья, Игорь. Но я в нашей семье не желаю твоих подружек, и Кате не позволю общаться с этой твоей… Как ее?

 - Ирсен. Ее зовут Ирсен.

– Еще и не русская. Запомни, дорогой, я суда не боюсь. Думаю, любой судья будет на стороне любящей бабушки, а не разрисованного наркомана-папашки, который таскает в дом шлюх, а сам вечно занят и спихивает ребенка на няню.

– Да я… - снова начал Гоша, но Анфиса его тут же перебила. – И деньгами своими не козыряй. Мне тетка квартиру оставила. Я ее сдавать могу – это доход и средства на ребенка.

Я не удержалась и громко ойкнула. Прижала ладонь ко рту, но поздно. Они оба меня услышали. Гоша вышел в гостиную.

– Я домой поеду, - тут же затараторила, доставая телефон. – Поздно. Мне надо. Работа завтра.

– У тебя выходной ,Ирс! – напомнил Гоша, хватая меня за руки, останавливая. – Детка…

Я замотала головой, вырываясь, поднесла трубку к уху.

– Да, девушка, такси, пожалуйста. Поеду куда?

Я назвала адрес и сама уже надевала сапоги, спеша вырваться из дома, где все рушила одним своим существованием.

– Ирсен, малыш, прекрати. Что ты слышала?
– потребовал ответа Гоша, стискивая мои плечи.

– Слышала? А что я должна была слышать? Ничего. Все хорошо. Просто уже поздно. Давай созвонимся, ага?

Я даже смогла чмокнуть его в щеку и вырвалась, убегая. Обернувшись, увидела, как меня провожает триумфальным взглядом Анфиса Павловна. Уже в лифте я пожалела, что ушла. Пока ждала такси у подъезда, хотела, чтобы Гошка спустился и загнал меня обратно. А по дороге домой, в прокуренной машине и под радио «Шансон» я тихо плакала, потому что все рухнуло в один момент. У меня не было сил сопротивляться этому. Но сильнее ранило то, что у Гоши, кажется, их не было тоже.

Весь следующий день я ждала, что Гоша позвонит, и одновременно безумно этого боялась. Еще и отец действовал на нервы:

– Поругались что ли? – он сразу почувствовал мое подавленное настроение.

– С чего ты взял? – я старалась не огрызаться, но все равно вышло не дружелюбно, с каким-то подростковым вызовом.

– Дома сидишь в выходной, а то все у него пропадала.

Я ничего не ответила по сути, только промычала невразумительно.

Гоша не звонил, не писал. Я хотела сама, но скидывала вызов раз сто. Трусиха. И он, кается, тоже не слишком рвался в бой с тещей. Она ведь угрожала ему опекой. У меня в голове не укладывалось, как так можно. Отдать ребенка отцу, а едва они друг к другу привыкли, забрать. Это же не игрушка, а ребенок. Причем ребенок, который изначально растет в ненормальных условиях. Без мамы, без той огромной любви, которую Катя не просто заслуживает, она имеет полное право. Она просто не может быть нелюбимой. И Гоша, честное слово, старался изо всех сил. Я видела, я чувствовала это. И Катя, уверена, тоже.