Фэнтези-2005
Шрифт:
— Та шо ж це! Та шо ж це! — причитала мать Ганны, ворвавшаяся в оранжерею и кинувшаяся первым делом к дочери. — Ганнуся! Ганнуся!
Владислав Викторович огляделся, как слепой. Весь пол был усыпан осколками стеклянного колпака. По руке бежал, скапывал на пол теплый ручеек. То ли порез оказался глубоким… То ли псевдобульба, носившая на себе фиолетовые цветы, была напитана кровью.
Панночка в синем шелковом платье пошевелилась среди осколков… Подняла голову… Владислав Викторович отшатнулся, готовый обороняться, готовый спасаться бегством, если получится…
— Владислав Викторович, — прошептала девушка. — Там… було… так… темно.
Остатки орхидеи лежали на полу. Печка по-прежнему отбрасывала красные отсветы на лица, на рамы, на зимующие растения, укутанные наволочками.
— Ганна…
Девушка смотрела на него, не отрываясь.
Сквозь треснувшую форточку в оранжерею врывался морозный воздух, тянул сквозняком через открытую дверь, вымывал навсегда сладкий, томный, удушливый запах орхидеи.
Сергей Булыга
ДВАЖДЫРОГ
Дваждырог проснулся, как всегда, на рассвете, и сразу же вышел во двор, выпустил кур из курятника, потом зашел в хлев и подоил козу, вернулся в дом, поджарил яичницу, позавтракал и лишь затем уже отправился в огород. В огороде он долго бродил взад-вперед и вздыхал, пинал ногами прошлогоднюю траву и думал: вот дела, опять все прахом, так стоит ли тогда стараться?! Но после все-таки набрался мужества, встал на колени, уперся рогами в землю и начал пахать. Пахал он долго, без обеда, и к вечеру вспахал пять длинных грядок. Усталый и голодный, Дваждырог вернулся во двор, набрал воды из колодца, тщательно вымыл руки, рога и колени, загнал кур в курятник, подоил козу, вошел в дом и поужинал, потом сел к окну и начал читать книгу под названием «География». Когда во дворе стемнело, Дваждырог зажег керосиновую лампу и продолжал читать. Однако вскоре глаза у него начали слипаться, и он лег спать. Было это в половине десятого.
Спал Дваждырог без сновидений.
На следующее утро он снова выпустил кур, подоил козу, позавтракал, потом, не поднимая головы, подошел к огороду, резко, одним рывком, открыл калитку, так же резко поднял голову…
И замотал рогами, завздыхал.
Тут было отчего вздыхать! Ведь от его вчерашних пяти грядок не осталось и следа. Опять у него под ногами была прошлогодняя сухая трава да плотно сбитый грунт. То же самое он видел и вчера, и позавчера, и еще раньше. Другой от такого наваждения окончательно бы отчаялся и прекратил даже пытаться что-то изменить. Но Дваждырог на то и Дваждырог! Он, довольно быстро успокоившись, подумал так: ну что ж, тогда сегодня я буду пахать еще глубже и еще настойчивей! И он работал без обеда и даже без ужина. Было уже совсем темно, когда упрямый Дваждырог уперся лбом в забор и понял, что на этот раз он успел вспахать весь огород. Ну, наконец! Теперь посмотрим, чья возьмет! Весьма и весьма довольный собой, Дваждырог вприпрыжку вернулся во двор, умылся, навел порядок по хозяйству, поужинал, почитал книгу и лег спать.
А утром посмотрел в окно — и с тяжким стоном опустился на пол. Проклятый огород опять стоял непаханый.
Ага, вот, значит, как. Ну ладно! Мрачно насупившись, Дваждырог вышел во двор, выгнал кур из курятника, подоил козу, позавтракал, сел к окну, подпер голову ладонью и задумался.
Он думал целый день. Он был так увлечен своими мыслями, что даже пропустил обед и спохватился только к вечеру. Увидев, что уже темнеет, Дваждырог поспешно вскочил и выбежал во двор, надоил молока, закрыл курятник, метнулся в огород, встал на колени — и начал пахать!
Вспахав две небольшие грядки, Дваждырог посчитал, что теперь и этого будет вполне достаточно, и потому вернулся в дом, тщательно вымылся, поужинал, сел к окну, зажег керосиновую лампу, открыл «Географию» и притворился, будто бы читает… а сам то и дело поглядывал в окно.
Часы пробили девять, десять, одиннадцать. Взошла луна, глаза сами собой закрывались… Но Дваждырог не поддавался сну. И был вознагражден! Лишь только часы на буфете пробили полночь, как в небе что-то громко щелкнуло — и в огороде тотчас же исчезли вспаханные грядки. Ага, подумал Дваждырог, так вот в чем дело! Сломались Главные Вселенские Часы. Прежде они отсчитывали дни, недели, месяцы, годы, в природе шел естественный круговорот… А теперь, и это трудно не заметить, уже шестые сутки подряд
время как будто бы топчется на месте: проходит день, а после ровно в полночь в Главных Часах срывается какая-то зубчатка, в небе звучит щелчок — и вместо следующего дня снова наступает день прошедший. То есть Вселенские Часы теперь похожи на обычные — ну хоть на те, что стоят на буфете. А если это так, то все, что он, Дваждырог, успевает сделать за день, в полночь бесследно исчезает. Ну что ж, подумал он, теперь по крайней мере все понятно, встал, захлопнул книгу, расстелил постель, погасил лампу и лег спать…Не спалось. Дождь монотонно моросил по крыше, ветер шуршал в трубе, часы — да-да, особенно они! — уж слишком громко тикали. Остановить их, что ли? Нет, нельзя. Жизнь без часов — это не жизнь. Часы указывают время и говорят, когда вставать, когда работать, завтракать, доить… Но это малые, буфетные часы. А Главные, Вселенские, те говорят, когда пришло время пахать, когда пропалывать, окучивать, жать, обмолачивать. Вот уже двенадцать лет Дваждырог безбедно жил в этой долине. Весной пахал, летом косил, трудился по хозяйству, а осенью, собрав урожай, отправлялся в город, где продавал плоды своих трудов, отдыхал и веселился, а с первым снегом опять возвращался к себе и, жарко натопив печь, ложился в спячку. До весны. Дваждырог не сетовал на жизнь, он был уверен, что его труд не пропадает даром, а приближает к сбору урожая, к поездке в город, к отдыху. А как быть теперь?! Вселенские Часы сломались, время замерло, и Дваждырог — да и не только он один, а вся страна, планета, вся Вселенная застыла в неопределенности. Ох! Ох-хо-хо! И Дваждырог…
Вдруг, сам того не ожидая, успокоился. А что, подумал он, если беда всеобщая, то это вовсе не страшно, потому что в нашей бескрайней Вселенной обязательно найдутся какие-нибудь могущественные, обладающие нужными знаниями и умениями силы, которые запросто починят Главные Часы. А Дваждырог — кто он такой? Он жалкая пылинка в бесконечности. Пылинка должна знать свое место и терпеливо ждать, когда Природа будет исправлена и вновь придет в привычное движение. Чтобы легче было ждать, Дваждырог повернулся к стене, лег поудобнее и тотчас же заснул — без сновидений.
Наутро он проснулся поздно. А собственно, куда ему теперь было спешить? Поэтому Дваждырог еще долго валялся в постели, зевал и потягивался, и только к десяти часам вышел во двор, открыл курятник, подумал — и не стал доить козу, а сразу отправился в огород, там по привычке ткнул рогами в землю… Но тут же лег и задремал. Дремал он долго, до обеда, потом вернулся в дом и съел яичницу из десяти яиц. Надо сказать, что прежде Дваждырог был весьма рачительным хозяином, ну а теперь зачем ему было скупиться и экономить на себе? Ведь наутро все опять будет по-прежнему!
Итак, весьма и весьма сытно пообедав, Дваждырог в прекрасном расположении духа отправился в рощу. Летом там зелено, тепло, пчелы жужжат, порхают бабочки. Так это же летом! А сейчас там было тихо и сыро, кое-где в низинах еще лежал серый снег. Но, правда, зато почки на деревьях уже сильно набухли и вот-вот должны были лопнуть. Однако Дваждырог тут же с грустью подумал, что точно такие же сильно набухшие, но так и не лопнувшие почки он увидит и завтра, и послезавтра, и еще, может, долго-предолго. Дваждырог насупился, ушел из роши, сел на берегу ручья и задумался. Но холодный и промозглый ветер вскоре заставил Дваждырога вернуться во двор.
По двору бродила злая и голодная коза, петух покрикивал на кур. Дваждырог бросил курам пригоршню пшена, потом открыл калитку и запустил козу в огород — ну и пусть себе топчет и гложет, все равно наутро все будет по-прежнему! — а сам вернулся в дом, сел у окна и до самого вечера безо всякого интереса читал «Географию». А вечером опять: коза, курятник, книга, лампа, сон…
И потянулись дни за днями. Перед обедом — ровно без пятнадцати двенадцать — солнце каждый день скрывалось в туче и собирался дождь, но в тридцать две второго пополудни туча, так и не уронив ни единой капли, величаво уходила на запад. Потом, ближе к восьми часам, на долину опускался туман. Потом был сквозняк из-под печи в одно и то же время. Потом, ровно в полночь, — щелчок, потом, под утро, — моросящий дождь…