Фентези 2016: Саламанкеро
Шрифт:
– ...в один прекрасный день тебя схватит стража! Дамиан не жалует фехтовальщиков!
Эймар невольно потянулся к поясу, коснулся эфеса. Нет ему никакого дела до дукэ и его дурацких распоряжений. Он резко развернулся на каблуках, снова взялся за дверь.
– Вернись!
– неожиданно крепко Террис вцепился в плечо, юноша вырвался, сбросил руку.
Отец покачнулся, выронил старинный бархатный том. Язычок застежки выскочил из петли, разлетелись ветхие страницы. Террис молча опустился на колени и принялся один к одному, будто сокровища, собирать листы.
Эймар в растерянности замер. Отец ползал по полу, близоруко шарил руками. Он опустился рядом, нашел листик, протянул
– Если бы Флория была рядом...
– глаза Терриса затопила боль.
Юноша медленно поднялся, вышел навстречу зимней стуже. На сей раз его никто не остановил. На ходу привычно провел рукой по невысокому кряжистому дубу - своего рода ритуал, не все же бедному дереву терпеть удары шпаги. Миновал замерзший сад, толкнул резную дверцу.
Если бы Флория была рядом... Отец до сих пор не смирился со смертью мамы.
Эймар вспомнил свою первую шпагу. Как он гордился! Семилетний мальчишка думал, что сможет все - победить врагов, защитить мать. Он сражался с тенями, а на пути встали туары.
В тот день маленький Эймар с родителями ехал в деревеньку под Женавой. Отец договорился о встрече с торговцем - собирался выкупить редкую книгу. Они с мамой увязались следом - соскучились, хотели быть рядом, а свободного времени у Терриса всегда не хватало. Леон остался в городе - гвардейская служба не располагала к разъездам.
Карету остановила горстка туарских солдат. Эймар не успел ничего понять, только почувствовал густой неприятный дух и сам открыл дверцу кареты - страха не было, лишь любопытство. Высокие тюрбаны, широкие красные кушаки, сапоги до колен, кривые ятаганы - солдаты скалились, с придыханием выкрикивали незнакомые слова.
У отца задрожали губы, он забился в угол кареты. Мама схватила отца за руку. Белое до синевы красивое лицо, тонкая струйка крови бежит из прокушенной губы - такой она часто вспоминалась Эймару. Ее выволокли из кареты, избили, рассекли саблей платье - мальчик рванулся на помощь, но Террис вцепился мертвой хваткой, развернул спиной. Пока были силы, Эймар выдирался из тисков дрожащих рук, потом слушал крики матери и безучастно рассматривал втоптанный в пыль белый с розами платок...
Ножны мерно бились о сапог, юноша бездумно сворачивал в переулки - все равно куда идти, лишь бы не сидеть дома. Шпага на поясе - что еще надо? Он нащупал сквозь рубаху колючий камушек.
Сейчас он бы отстоял маму, а тогда это должен был сделать отец. И не сделал. Прав был Леон - отец слабак.
Эймар сжал зубы, разметал ногой примостившийся у высокого забора сугроб. Чопорная синьора, что шла навстречу, испуганно покосилась и обошла юношу по кругу. Он почувствовал злое удовлетворение - лучше пусть боятся, чем жалеют.
Плевать, арест - значит арест. Он снова пойдет в Баккарассе и будет драться, если понадобится, и если не понадобится - тоже. Рядом с "Сивой кобылой" бродило достаточно швали, охочей и девчонку в темном углу зажать, и кошель у случайного прохожего срезать. Вот его шпаге и находилась работа. С Урсом они давно договорились: Эймар не распугивает клиентов, а трактирщик ему не мешает защищать жертв разбоя.
Юноша дошел до глухого переулка, справа над высоким забором торчала припорошенная снегом сухая ветка. Поговаривали, что когда-то в доме за каменной оградой жил безумный старик, который потом сгинул неизвестно куда. Охотников занять пустующий особняк не нашлось. Хотя Эймар не был уверен, что дом совершенно пуст. Он всегда чувствовал здесь запах теней - такой же густой и насыщенный, как в детстве перед нападением туарских солдат. Юноша поежился, стало не по себе.
Эймар подпрыгнул, ухватившись
за край кладки, подтянулся, перемахнул на другую сторону. Считай, он уже в Баккарассе. А так бы пришлось обходить через Сиверийские ворота.– Эй, а платить кто будет?
Перед юношей мельтешил кособокий оборванец с сизым носом, ловко поигрывал ножом в руках.
Тень подери, он и забыл, что этот "вход" охраняется! Отребье Баккарассе не упускало случая "заработать" лишний тенаро. Ладно, сам отвяжется.
Не обращая внимания на оборванца, Эймар спокойно двинулся дальше. Но сизоносый оказался назойливым - перехватил нож поудобней и улыбнулся щербатым ртом.
Как опрометчиво! Юноша очень не любил людей с выбитыми зубами. Он выхватил шпагу раньше, чем успел подумать, оборванец чудом увернулся, не удержал равновесие, выронил нож. Улыбка сменилась гримасой растерянности и страха. Разговор был окончен - сизоносый мигом ретировался с поля боя. Но успел все-таки сделать пакость - оживил заскорузлое, неприятное воспоминание...
Урок давно закончился, а Эймар долго сидел за партой, не отваживаясь выйти из классной комнаты. Знал - сегодня не убежит от школяров и оттягивал неминуемую драку. Наконец он решился, открыл дверь. Его поджидали - мальчишки все на голову выше, жилистые, с огромными кулачищами, задиристые, как петухи. Самый злющий из них щурил узкие глазки, криво скалился, показывая щели вместо передних зубов. Эймару здорово досталось - и за разноцветные глаза, и за то, что не умел дать сдачи. И что заикался - с того дня, как убили мать. Новая шпага бесполезно болталась на боку, он даже не успел ее вынуть из ножен.
Леон нашел его в дальнем углу сада - мальчика била мелкая дрожь, язык не слушался. Он не смог выдавить из себя ни слова.
Но дядя не тратил время на разговоры. Силой поставил Эймара на ноги, отхлестал по щекам и сделал выпад. Сколько раз шпага без предупреждения коснулась груди, обозначая победу Леона, прежде, чем он начал защищаться? Десять, двадцать, пятьдесят? Дядя не шутил и не думал останавливаться. Эймар неумело отбивал удары, пятясь к ограде, пока не уперся в резные ворота. Железные прутья впились в плечи - дальше отступать некуда. Тогда мальчик и понял, что никто его не защитит. Отец занят книгами, мама погибла, даже Леон теперь стал врагом. Он сам должен себе помочь, и так будет всегда. Дрожь в ногах ушла, появилась злость. Эймар с криком бросился на Леона и сумел отбить атаку. Дядя опустил шпагу и пообещал выписать учителя фехтования из Ларижа.
Школяры на время забыли про него и потешались над новичком, неуклюжим белобрысым мальчишкой. Тот покорно сносил побои, а потом плакал, забившись в угол. И однажды Эймар не выдержал - вступился. Толком не умея драться, он яростно молотил кулаками по спинам, кусался, лягался. Знал только, что надо во что бы то ни стало добраться до Щербатого и оттащить подальше от новичка. В память врезалось растерянное лицо задиры, когда они повалились на пол и кубарем покатились по ступенькам. Щербатому не повезло - тот ударился головой, потерял сознание. А Эймар, весь в синяках и ссадинах, вышел победителем.
С тех пор его обходили десятой дорогой - и бывшие недруги, и белобрысый новичок. В школе при дворе дукэ на мальчика косо посматривали даже учителя. Эймар не сразу понял, что его боятся - разноцветные глаза считались дурным знаком. Единственным другом по-прежнему оставался Леон. Их связывали две страсти - фехтование и воспоминания о Флории.
От заикания Эймар со временем избавился, но некоторые слова так и остались камнем преткновения. Т-т-туары. Т-т-тени. От-т-тец. Даже проговаривая их про себя, он спотыкался на первых слогах.