Фермер: перерождение

Теперь энергии хватит на весь день. Заодно небольшая зарядка, чтобы взбодриться.

Позавтракал я на электроплите, яичницей с кусочками говяжьей тушенки. После принял горячий душ, непозволительная роскошь для советской деревни, но для меня необходимый элемент подготовки к рабочему дню.

В колхозную контору я решил отправиться пешком. От дома до центра села около двух километров. Я шел по просыхающей после ночной росы дороге, вдыхая свежий воздух и наблюдая, как просыпается совхоз «Заря».

Доярки с бидонами спешили на ферму, тракторист прогревал двигатель дизельного ДТ-75, рыча и выпуская клубы черного дыма. У магазина уже собралась небольшая очередь, завезли свежий хлеб.

Контора совхоза представляла собой одноэтажное кирпичное здание с облупившейся голубой краской и выцветшим красным флагом над входом. Внутри пахло папиросным дымом, чернилами и старой бумагой.

Секретарша, полная женщина с крашенными хной волосами, уже разливала чай в стаканы с подстаканниками.

— А, новый агроном! — улыбнулась она, увидев меня. — Михал Михалыч вас уже ждет. Проходите, вон его кабинет.

Громов сидел за массивным письменным столом, заваленным бумагами, и разговаривал с двумя мужчинами. Один высокий, худощавый, с обветренным лицом и натруженными руками. Второй приземистый, с густыми бровями и настороженным взглядом.

— А вот и наш молодой специалист! — Громов поднялся мне навстречу. — Знакомьтесь, Виктор Алексеевич Корнилов, агроном с московским образованием. А это Петрович, — он указал на высокого, — бригадир полеводческой бригады, и Семен Кузьмич, главный зоотехник.

Мы обменялись рукопожатиями. Рука Петровича была жесткой, как наждачная бумага.

— Присаживайся, Виктор Алексеевич, — Громов указал на стул. — Как раз обсуждаем фронт работ на ближайшее время. Самое время тебе подключиться.

На столе лежала карта земель совхоза, выцветшая, с карандашными пометками. Громов ткнул в нее мозолистым пальцем:

— Вот здесь у нас яровые засеяны, тут озимые, а эти участки, — он обвел красным карандашом обширную территорию, — под парами стоят. Третий год уже никак не освоим. Почва тяжелая, каменистая, техники не хватает.

— И урожайность никакая, — буркнул Петрович. — Сколько удобрений ни вноси, а больше двенадцати центнеров с гектара не выходит.

— С кормами тоже беда, — добавил Семен Кузьмич, поглаживая свои густые брови. — Луга истощились, клевер не родит как раньше. А без кормов какие надои?

Я внимательно изучал карту, отмечая особенности рельефа, расположение водоемов, лесных массивов. Картина постепенно складывалась.

— Расскажите подробнее о севообороте, — попросил я. — Какие культуры высеваете и в какой последовательности?

Следующий час мы проговорили о деталях агротехники в совхозе. Постепенно стало ясно, что система совершенно не учитывает особенности местных почв. Совхоз слепо следовал общим рекомендациям, спущенным сверху, без адаптации к конкретным условиям.

— А почвенный анализ когда последний раз проводили? — поинтересовался я.

Все трое переглянулись.

— Лет пять назад приезжали специалисты из района, — неуверенно ответил Громов. — Что-то там мерили, пробы брали… Потом бумагу прислали, что почвы у нас «среднеподзолистые с тенденцией к закислению». Только что толку от этой науки?

— Позвольте мне провести собственное исследование, — предложил я. — Дайте время на анализ почв по всем участкам и составление новой схемы севооборота.

— Это же надолго! — удивился Петрович. — Да там работы на месяц минимум!

— Управлюсь, — уверенно кивнул я. — У меня свои методики.

Громов задумчиво потер подбородок, посмотрел на зоотехника, потом снова на меня:

— Хорошо, Виктор Алексеевич. Даю тебе это время. Петрович, выдели нашему агроному помощника из молодежи и повозку с лошадью для объезда полей.

— И план совхоза с обозначением всех сельхозугодий, — добавил я.

— Это у нас есть, — кивнул председатель и достал из сейфа свернутую в трубку схему. — Держи. И еще… — он помедлил, — если твои методы сработают, я тебе отдам те заброшенные каменистые участки для твоих экспериментов. Делай с ними что хочешь, хоть картошку в космос запускай, если хоть какой-то урожай получится.

Моим помощником оказался долговязый веснушчатый парень Костя, недавний выпускник сельхозтехникума.

— Значит, в Москве учились? — с почтением спрашивал он, пока мы ехали на дребезжащей телеге по проселочной дороге. Вороной мерин Орлик лениво переставлял ноги, пофыркивая на ухабах.

— В Тимирязевке, — кивнул я, разглядывая проплывающие мимо поля.

— И как вам наш совхоз после столицы? — в голосе Кости звучала искренняя заинтересованность.

— Потенциал хороший, — ответил я. — Но методы работы устарели.

Первым делом я решил осмотреть те самые каменистые участки, которые совхоз не мог освоить. Выглядели они действительно неприветливо, валуны размером с футбольный мяч торчали из земли, делая невозможной работу обычных плугов.

Я спрыгнул с телеги, присел на корточки, взял горсть земли, растер между пальцами, даже попробовал на язык.

— Что вы делаете? — удивился Костя.

— Определяю состав почвы, — объяснил я. — Высокое содержание кальция, есть микроэлементы, но структура нарушена из-за эрозии. И сильно закислена.

Мысленно я уже прикидывал, что можно сделать с этими участками. Аграрные технологии из будущего, некоторые из которых уже доступны в СССР 1970-х, позволяли справиться с такими землями.

— Костя, ты когда-нибудь слышал о контурно-мелиоративном земледелии? — спросил я.

— Н-нет, — растерянно ответил парень. — Нас такому не учили.

— А о безотвальной вспашке по методу Мальцева?

— Это когда пласт земли не переворачивают? Слышал, но считается, что это не для наших почв.

— Ошибочное мнение, — улыбнулся я. — Именно для таких земель и разрабатывались эти методы.

В течение дня мы объехали все поля совхоза. Я отбирал пробы почвы, делал замеры, отмечал на карте особенности рельефа и существующие дренажные системы. Костя старательно записывал мои наблюдения в толстую тетрадь.

К вечеру у меня сложилась полная картина. Основная проблема заключалась в нерациональном использовании земель. Совхоз пытался выращивать культуры, требовательные к почве, на истощенных участках, при этом игнорируя естественные особенности рельефа.