Феромон

– Скажи мне только одно, - перебиваю я, когда она как раз входит во вкус.
– За что? За что ты меня так ненавидела, Кора?

– За то, что ты заносчивая высокомерная стерва, которой всё всегда давалось даром.

– Я - заносчивая? Я стерва? Да у меня даже подруг не было, и держалась я всегда особняком.

– Вот потому и не было, что ты нос задирала. И все тебе завидовали, а я ненавидела, да. Ненавидела за твоего богатого отца, который души в тебе не чаял. За машину, что тебе подарили в шестнадцать. За ежегодные поездки к морю. За всё, что ты никогда не умела ценить. И знаешь, это был самый счастливый день в моей жизни, когда ты прибежала заплаканная, потому что Хант рассмеялся тебе в лицо. И что твоя жизнь с Гленом не сложилась, и ты теперь будешь всё у того же Ханта на побегушках - это лучшая новость, услышанная мной за последний год. Спасибо, что позвонила, Анна Ривз.

Не помню, что я ей ответила. И как добралась до офиса, тоже не помню. Очнулась я, только когда в моей руке оказались ключи от квартиры Ханта.

И мысль, что это ведь Кора уговорила меня признаться Эйву, стала самой невыносимой в череде моих воспоминаний.

Это же Кора и раздувала во мне то безрассудное чувство. Она находила и подтверждения несуществующей взаимности. Меня, ослеплённую первой любовью, так легко было убедить. Именно она в тот злополучный день отвела меня к своему стилисту. С новой стрижкой и макияжем я сама на себя не была похожа, поэтому, наверно, и рискнула, и поддалась на её уговоры. Кора и напоила меня «для храбрости», и устроила ту роковую встречу в спортзале.

Может, не доверься я ей тогда так опрометчиво, моя жизнь сложилась бы иначе?

Что проку гадать. Всё, что могло случиться, уже случилось.

Пустой стакан из-под виски на столе у Ханта отодвигает моё прозрение на задний план. Это куда же он отправился, что ему потребовалась поддержка коллекционного Макаллана? И ночевать будет не дома, иначе не дал бы мне ключи. И раз попросил отменить все встречи, значит, на работу с утра не собирается. А это могло быть только в одном случае...

Чёрт побери! Ива Уорд! Так не прибравшая Ханта к рукам, но и не оставившая его Ива Уорд и, конечно, их любимый «Блаженный Августин».

8. Эйвер

Юркая, яркая, миниатюрная Ива Уорд похожа на экзотическую рыбку, что прячется в заросли кораллов, едва заметит опасность. Да, она именно такая: усиленно машет хвостиком, привлекая внимание, но только запахнет жареным - тут же прячется в кусты, предпочитая исключительно разумный риск.

В этом есть свои плюсы: любым её сведениям можно доверять, ведь они перепроверены не один раз. Но есть и минусы: ей всегда нужны стопроцентные гарантии там, где их и господь бог дать не может.

Наверно, поэтому я так и не женился на ней. Хотя, как никогда, был близок. Как никогда был готов ей поверить, ведь она появилась в моей жизни до того, как я узнал о своём уникальном феромоне. И осталась после того, как о нём узнала сама.

Но однажды она захотела слишком много: заставить меня сдаться в угоду ей там, где я намерен был победить, и с тех пор наши отношения всё больше и больше похожи на поединок. Поединок, в котором я всегда одерживаю победу, а она, обиженная и оскорблённая, уезжает, чтобы вскоре вернуться и попытаться снова.

Сегодня в чёрном блестящем плаще она похожа не на рыбку, а на змейку. Лифт пентхауса останавливается как раз напротив огромного дивана, на котором я сижу. Жду, когда стеклянные двери разъедутся, чтобы выпустить её, злую, недовольную, обиженную и явно обнажённую под плотно запахнутым плащиком.

– Иви, - приглашающий жест моей руки направлен на кресло, но она не намерена уступить даже такую малость.

– Эйв, - передёргивает она плечами, бросая в указанном направлении лишь взгляд, а на диван - сумку.
– Чёртов Эйв, как ты мог?

Она рассержена: мой клиент не согласился с первым предложением. И ей придётся быть очень красноречивой и щедрой, чтобы его переубедить. Конечно, этому поспособствовал я.

– Эй! Эй!
– перехватываю её руки, когда Ив кидается на меня с кулаками. Вернее, с кулачками. Ведь её сжатые пальцы целиком помешаются в моей ладони.

И всё же она опрокидывает меня на диван и, только усевшись сверху, наконец, улыбается.

– Привет!

– Здравствуй, моя непокорная, - запускаю пальцы в её волосы и впиваюсь в губы жадным поцелуем.

Раз. Два. Три... Чёрт! Дурацкая привычка считать!

Это же Ив. Моя Ив. Задыхающаяся в нежности моих объятий. Рвущая пуговицы на своём дорогом плаще. Ив - юркая ящерка, Ив - шустрый мышонок, Ив - ручеёк, юла, стрекоза. Ив, не оставляющая шансов моей одежде удержаться на теле. И вонзающая свои остренькие зубки мне в плечо как раз перед тем, как её накрывает самый первый и самый быстрый оргазм за эту долгую ночь.

– Пойдём на кровать?

– Нет, чёртов Эйвер Хант - Железный Стояк, сейчас мы никуда не пойдём, - тяжело дышит она. Лучше плесни мне виски, и продолжим.

– Вижу, ты серьёзно настроена, - подаю наполненный по её вкусу стакан. Она опрокидывает его одним глотком и снова заваливает меня на спину.

Но я же сказал: на кровать. И, подняв её на руки, несу в спальню.

Ив вырывается, лупит меня кулаками, брыкается, но, едва коснувшись лопатками прохладной простыни, обхватывает ногами и заражает меня своим помешательством.

Выгибается, стонет, визжит в исступлении, бьётся в экстазе и раз за разом отдаётся с таким неистовством, что у меня дрожат руки, подгибаются колени, а она всё шепчет в беспамятстве моё имя.

Где-то далеко за гранью безумия её снова и снова накрывает самоубийственными, яростными, затяжными, восхитительно осязаемыми оргазмами, на пике которых и я едва сдерживаюсь. Но её томительная дрожь, блаженные вопли и тугие сладкие спазмы намного важнее моей разрядки.

Только спустя несколько часов этой влажной схватки, меня тоже накрывает. Мокрый, с искусанными до синяков плечами, я беру её сзади последний на сегодня раз и наконец сбрасываю напряжение, которое остаётся в глубине её тела и тонком латексе презерватива.

«Всё. На сегодня точно всё», - падаю ничком на кровать.

– Эйв, пожалуйста, - после душа Ив кладёт голову мне на грудь, пристраивая щёку на полотенце, которое с меня же и стягивает.

Восходящее солнце золотит веснушки на её носу, делая их ярче, заметнее, как бы она их ни выводила. Не знаю, почему я так дорожу этими, ненавистными ей, пятнышками. И сейчас, в данный момент времени полного блаженства, искренне не понимаю, почему я решил, что меня никто и никогда по-настоящему не полюбит. Даже Ив. Особенно Ив. Ив, что возвращается вновь и вновь переспать со мной и ненавидит меня за это.