Февраль
Шрифт:
– Я?
– Юрий Алексеевич вдруг по-настоящему ощутил весь ужас создавшейся ситуации, ни его истерики, ни стенания, а вот это тихое «вы кто» обнажило всю громаду случившегося. Действительно, кто он здесь, сейчас? Учитель физики, чужак. Кто он тут?? Все изученные им законы летят к чёртовой бабушке. Сын своего времени и социальных устоев? Нет, это другое общество, с другими правилами, и он в них никак не вписывается.
Учитель подошёл к ней, почти вплотную, схватившись за дверную ручку, заговорил с жаром, выкладывая правду, глаза загорелись,
– Я из уральского города. Из двадцать первого века. Я сейчас живу в две тысячи девятнадцатом
– Как нет? – Девушка так искренне, так открыто спросила, вытаращила не него свои большущие серые глаза.
– Нет, сам-то город остался, его переименовали просто, вотут же поправился Юрий Алексеевич.
– И как же стал называться мой город? – тихо поинтересовалась девушка.
– Вот именно твой город! Он называется Санкт-Петербург, твой, а не мой город, – уже кричал учитель; отчаяние переполняло его.
Человек всегда теряется, когда не видит выхода, когда оказывается словно между землёй и небом, когда ему не за что зацепиться, не на что опереться, еще.
– И страны этой, - он отскочил от двери, описав руками круг, - и страны этой нет уже давно, и портреты эти, что там на кухне, сжигают, - мотнул учитель головой на соседнюю квартиру, - и памятники рушат, и Зоя Космодемьянская, говорят, вообще пьяная деревни поджигала своих же…
Девушка как-то неестественно дёрнулась, её лицо, только что печальное, бледное и такое красивое скривилось. Говорят, что чувства нельзя увидеть, их можно уловить сердцем, понять, но сейчас вся ненависть, неописуемая злоба так чётко, ясно отразились на её лице, не в появившихся клыках и не в скривлённой улыбке, как в современных ужастиках, а в сильнейшем, едва заметном напряжении мышц лица, в каком-то особом блеске глаз, во всём вмиг переменившемся образе. Она в долю секунды стала совершенно другой, не хрупкой и уставшей, а сильной, ожесточённой, и даже, вроде, ростом выше.
Она метнулась к учителю резко, стремительно как кошка, совершенно молниеносно распахнув дверь, вцепилась в его лицо, волосы, тело, грязную куртку, неистова крича:
– Мразь! Мразь!
Он даже не сразу отреагировал, настолько внезапно, неожиданно было это нападение. А она царапала его, била кулаками, вопила:
– Антисоветчик! Мразь! Да она тебя же защищала, пока ты тут, сволочь, из века не из века он…
Вся где-то глубоко лежавшая злость на эту проклятую войну, врагов, блокаду, вся эта ненависть и даже не за её одну, а от всех убитых, раненых, истерзанных, всё это разом, градом выливалось в отчаянных воплях хрупкой девчушки.
Юрий Алексеевич, конечно, был сильнее тоненькой полуголодной девушки, он сжал её в охапку, всю, как комок, так сильно, что сам на миг испугался: не сломать бы ей чего ненароком. А она ещё кричала, сопротивлялась, но быстро выбилась из сил, ослабла. Юрий Алексеевич поднял клетчатую шаль, упавшую с её плеч, осторожно подал.
– Я просто пересказал тебе, что делают в наше время… - начал было он, но девушка резко мотнула головой, давая понять, что не намеренна это слушать:
– Странное ваше поколение, удивительное, замечательные вы люди, - задумчиво проговорил он, усмехнулся, - странноватые, конечно, наивные, но замечательные. Пусть вам и выпали нечеловеческие страдания, но вы поколение победителей,
первооткрыватели, романтики. Да, вам выпала война, но вам и очень много воздастся, у вас есть страна, единая и великая и у вас есть вера в завтрашний день…Девушка дёрнула плечами, спросила, переходя на «ты»:
– Как же ты попал сюда?
Юрий развёл руками, если бы он сам мог разгадать эту загадку.
– Как тебя зовут? – спрашивала снова она; не понятно было или она верила в его рассказы о перемещении во времени, или силилась понять и поверить, или просто искала ниточку разоблачения.
– Юрий, Юрий Алексеевич, как Гагарина, - воодушевлённо ответил он, Юрий всегда гордился этим сходством, при случае бравировал им, и кличка у него школьная даже была «Гагарин».
– Гагарин… - растерянно повторила девушка.
– Ну как же, - усмехнулся Юрий Алексеевич, - Королёв, Гагарин…Для вас же они вместо икон…
Девушка смотрела непонимающе.
– А, - всплеснул рукой учитель физики и расплылся в довольной улыбке, - это ведь всё ещё впереди! Вы ж ничего не знаете пока…
– Скоро, после войны…а она завершится, и победой, - начал было он рассказывать, но далёкий-далёкий пронзительный звук, как колокольчик, вспугнул его собеседницу. Она напряглась, вслушиваясь, метнулась одним прыжком в коридор квартиры к своим огромным мужским сапогам, вмиг схватила полушубок, шаль. Всё так быстро, привычными, выверенными движениями. И неудивительно, эта отработанная быстрота спасала ей жизнь, наверное, не раз.
– Тревога, - коротко объяснила она учителю и, схватив его за руку, потянула вниз.
Юрий Алексеевич сначала ничего не мог понять; ни шума, ни взрывов он не слышал, только маленький очень далёкий колокольчик где-то, казалось, за городом звенел. Он кинулся за девушкой.
– Как тебя зовут? – крикнул он, не отпуская ее руку, задерживая. Полностью понять, что происходит и как себя надо вести он понять пока конечно же не мог.
– Анна, - не поворачиваясь, ответила она, продолжая бежать, - скорей, скорей! Сюда!
Сверху слышались быстрые шаги, внизу голоса, кто-то тоже спешил вместе с ними; Юрий побежал за девушкой по лестнице на звук её голоса, в темноте и суматохе плохо различая, куда он бежит, замешкался, приостановился. Остановился на ступеньке, кажется, на одну сотую мгновения. Несколько людей пробежали мимо, он слился с ними в единый поток, метнулся вниз, найдя глазами фигурку девушки. Она на ходу обернулась, что-то кричала ему. Юрий махнул ей, мол – вижу, бегу, но споткнулся, схватился за перила. Хлопнули подъездные двери, и сразу же что-то громыхнуло, оглушило, в лицо ударил едкий запах дыма; Юрий по инерции развернулся в обратную сторону, словно пытаясь убежать от грохота и пыли, волной поднимающихся с первого этажа, но они ловкой гидрой накрыли его, всасывая в своё пространство. Он оступился, мир закачался, завыл, смешался в единую непонятную массу и поглотил учителя.
Глава 3
Глава 3.
Юрия Алексеевича кто-то тряс за рукав; сознание постепенно начало проясняться, он открыл глаза. «Хорошо, что очухался, - первое, что подумал он, - и плохо, что снова здесь» Рядом стояла Анюта, пытаясь его поднять:
– Эй, эй, вставай, говорила же быстрее нужно, медлить никак нельзя…
Она подала руку, чтобы помочь ему встать. Ничего страшного, правда, с ним не случилось – жив, цел.
– С непривычки я, это.. – проговорил физик, отстраняя её руку: с чего вдруг ему помогать.