Фея-крестная Воробьёва

Ох, надеюсь, Дениска меня не прихлопнет как муху, или не выльет на меня компот, как в диснеевских фильмах про подростков! Я же просто шутила все это время!

Прощайте мои прекрасные замшевые синие туфельки! Прощайте, чудесная белая с розовыми ниточками блузка и синяя юбочка- карандаш. И макияж, прощай. Вы верой и правдой служили мне целых полдня, мне будет вас не хватать.

Вокруг прекратился шум, и между нами, будто море от движения рукой Моисея, расступились люди. Я с Дениской остались один на один.

Он остановился. Я замерла.

Он хитро прищурился и пожал каким-то неуловимым спортивным движением, будто разминая мышцы, плечи. В голове моей промелькнула мелодия из вестерна и пропала, как только тот сделал шаг навстречу ко мне. Ту-ту-ту!

О нет, я буду сражаться! — решила я и ринулась прочь, балансируя тарелками с едой на бегу, путаясь в ногах на каблуках.

Люди ошарашенно глазели и расступались передо мной.

Дверь близка! И близок Денискин провал! Ведь всем известно, что повара за пределами кухни теряют свои магические свойства и становятся обычными парнями и девчонками.

Тарелка с капустным салатиком опасно скатилась к самому краю подноса, и я отвлеклась на милисекунду, чтобы подхватить ее.

— Воробьева, стой! — слышу за спиной вражеский голос, задыхающийся от смеха.

— Ну ты и блондинка, Воробьева! — через секунду уже прямо передо мной.

Денис отрезал путь к двери своей мощной фигурой в белоснежном поварском халате. Стоит и смотрит на меня, а я боюсь поднять глаза от своего несчастного спасенного салата. Вот сейчас, вот сейчас он расквитается со мной за весь год шуток про лысых!

— Что здесь происходит?

Это еще что?

Я неверящим взглядом наблюдаю Видинеева, встающего прямо передо мной.

Глас Максима Леонидовича строг и серьезен. Он выжидательно смотрит на фактурную фигуру повара. Тот мгновенно съеживается от требовательного взгляда Видинеева.

Видинеев поводит подбородком и плечами. О боже, такой жест обычно делают парни перед дракой. Не то, чтобы я видела драки вживую, но в фильмах определенно это выглядело именно так! От него волной идет холод.

— Ээммм… — пытается мой мозг дать команду языку, но тот неожиданно распух во рту.

Видинеев засовывает руки в карманы своих темно-синих классических джинс, ладно сидящих на бедрах.

— Ну вот, такую игру испортил! — расстраивается повар. — Да Воробьева, блондинка стоеросовая, компот забыла!

Бровь Видинеева ползет удивленной дугой, и холод в глазах резко тает, сменившись на радужные смешинки.

— Компот? — Он, не прячась, улыбается во весь рот.

— Компот, компот, а ты что подумал? — бурчит Дениска и аккуратно ставит стакан на мой поднос. Действительно, забыла.

Повар ныряет во вновь бурлящую столовую, и по дергающейся спине видно, что он все же дает волю смеху, томившемуся в груди.

Ну хоть кому-то смешно. Мне же, под улыбающимся взглядом Максима Леонидовича не смешно совсем. Я разворачиваюсь и медленно делаю два шага обратно, уверенно цокая каблуками по мраморному полу.

— Давай помогу, а то уронишь, в конце концов, что-нибудь — мягко забирает у меня из рук поднос Видинеев.

— Я сама.

— Конечно, сама, но я, все же, помогу.

Он ставит поднос на стол к Ульянке, нашедшей для нас местечко.

— Приятного аппетита, Алена!

— И тебе — бурчу и отворачиваюсь.

— Что это было? — Федосова улыбается мне.

— Очевидное — невероятное, или в мире животных!

— Ага, ага! — качает головой подружка.

Я принимаюсь за салат, чтобы спрятать радостную улыбку, рвущуюся из самого сердца. Обедаем мы, играя в гляделки, она — разглядывая меня, а я — отводя глаза.

Этому маленькому происшествию в столовой удалось вывести меня из равновесия, и я, уже сидя в нашем опен-спейсе, начинаю мечтать. Витаю в облаках до бури, разразившейся в начальственном кабинете.

— ВОРОБЬЕВА! — кричит Грымза.

На негнущихся ногах стремлюсь под удивленные взгляды членов улья в «стекляшку».

Начальница положила трубку и, как ни в чем не бывало, говорит мне:

— Алена, в театре не прошла наша проплата, будьте добры, отвезите наличку сами.

Всего-то? Я думала, там у нее косинусы за синусы в голове зашли и сложили наобум мою фамилию.

— Маргарита Владиславовна… — начинаю я.

Меня перебивает запыхавшийся Максим Леонидович, появившийся в проеме двери. Он переводит дух и спрашивает:

— Все нормально?

Грымза удивленно глядит на него:

— А что у нас тут должно быть не нормально?

— Мне показалось, что что-то случилось.

— Ничего особенного, мы разобрались.

Мы с Грымзой недоуменно переглядываемся. Видинеев все также стоит в дверях.

— Может быть, что-то случилось у ВАС? — делает она акцент на последнем слове, прерывая паузу.

— У меня все в порядке.

— В таком случае, попрошу вас вернуться к работе. Воробьева, расчет возьмете в бухгалтерии.

— Спасибо, Маргарита Владиславовна. Ну так я поеду? И, наверное, мне уже нет смысла возвращаться сюда?

— Конечно, нет. Я вас уже не жду. До свидания.

Видинеев коротко выдыхает, когда я прохожу мимо него и следует за мной до моего рабочего места. Я медленно убираюсь на столе под его прожигающим взглядом, подхватываю сумку и иду переобуваться в соседний кабинет, безлико махнув на прощание улью.

— Ты уходишь? — Он ждет меня, прислонившись к косяку у входа.

— Ухожу, как видишь.

— Зачем?

— Надо мне, Видинеев, не видишь?

– А может быть, ты торопишься?

— Боюсь, завтра уже будет поздно! — Огибаю мужчину и быстрым шагом иду в бухгалтерию, захлопнув прямо перед его носом дверь.

Степановна, наш главбух, выдает конверт и щурится.

— Что ты такая довольная, Воробьева?

— Тык домой пораньше иду, Анна Степановна!

— Домой? А не куда-нибудь налево, а? — Она подмигивает мне. Мол, дело молодое, плавали — знаем. Да какое налево? Я и направо-то уже ходить разучилась, а тут какое-то «лево»!