Фея придёт под новый год
Шрифт:
— А похоже именно на продажу! Почему вы так не доверяете своей дочери?
— Она молода и ничего не понимает в жизни.
— Вы удивитесь, — сказала я, — но она всё понимает. И понимает, что вы подозрительны к женщинам, потому что вам пару раз пришлось обжечься.
— Это Ванесса разоткровенничалась с вами? — спросил он, помедлив. — Вы точно человеческая женщина, сударыня Элизабет? Или сродни феям небесным?
— Что вы такое говорите? — пробормотала я.
— Насколько я помню, — он потёр подбородок, изображая замешательство, — моя дочь вас терпеть не могла. Скажу даже больше, когда
— Я никогда бы не посоветовала ей ничего подобного! — гневно ответила я. — Никогда не сделала бы ничего за вашей спиной! Почему вы оскорбляете меня? Почему…
Он оказался рядом быстрее, чем я договорила. И его рука — твёрдая, мозолистая, горячая — коснулась моего лица, погладила мою щёку.
— Но я только что застал вас, когда вы умышляли что-то за моей спиной, — произнёс господин Тодеу, и теперь львиное рыканье в его голосе больше напоминало мурлыканье большого, но очень добродушного кота. — Признавайтесь, какие злые мысли одолевали вас, когда вы смотрели мне в спину?
— Что?.. — растерялась я.
Какие мысли? При чем тут — умышляла? Мы ведь говорили про Ванессу…
— Молчите? — господин Тодеу взял меня пальцем под подбородок, заставляя поднять голову. — Тогда, может, я расскажу? Какие мысли одолевали меня?
— Вряд ли стоит говорить об этом, — быстро ответила я, а сама уже закрывала глаза, понимая, что сейчас произойдёт.
Он поцеловал меня сначала осторожно и нежно, будто спрашивая разрешения. И я разрешила. Потому что мне очень хотелось попробовать на вкус его поцелуй. Я вдруг поняла, что очень давно мечтала об этом. Когда же такая мечта посетила меня в первый раз?..
Вкус поцелуя был сродни вкусу имбирного печенья — сладкий и терпкий, когда попробовав кусочек невозможно остановиться, и хочется ещё и ещё…
И я получила ещё кусочек этого волшебного лакомства, и ещё… Никогда я не думала, что мужские губы могут дарить такие сладостные ощущения. А может, дело не в губах, а в том, кто целует?..
Тут господин Тодеу оставил осторожность, губы его стали требовательными, жадными, он обнял меня за талию, притягивая к себе, и я тоже вдруг поняла, что кроме халата на нём ничего нет. И сейчас халат распахнулся, и моя ладонь каким-то волшебным образом легла на обнаженную мужскую грудь, поглаживая, наслаждаясь каменной твердостью мышц. А потом я так же легко обняла хозяина за шею, запустив пальцы ему в волосы, перебирая влажные, жесткие пряди.
Почему у него мокрые волосы?.. Ведь он не принимал ванну…
Это было последней отчётливой мыслью в моём сознании, а потом вокруг заколыхались серебряные волны, и золотая палуба закачалась под ногами.
Поцелуй становился всё головокружительнее, но мне не хотелось избавляться от этого головокружения. Наоборот, мне хотелось раствориться в нём, согреться в кольце сильных мужских рук, которые обнимали меня так крепко, так бережно — словно их владелец поймал птичку в силок и теперь боялся и упустить, и поранить.
Господин Тодеу оторвался от меня, и я услышала его низкий, рыкающий голос, который
сейчас звучал немного хрипло, будто хозяину каждое слово давалось с трудом:— Вот об этом я думал… Думал о вас, и тут вы появились… так некстати… или очень кстати…
— Всего лишь принесла вам чай, — ответила я шёпотом, позволяя господину Тодеу целовать меня в подбородок, в шею и ниже, и совсем не ужасаясь этому.
А ведь раньше мне казалось, стоит любому мужчине прикоснуться ко мне, и я сбегу, улечу в ужасе, но вот этот мужчина касался меня так близко, так интимно, и мне совсем не хотелось улетать от него.
— Вы принесли нам счастье, — поправил меня хозяин. — Принесли мне счастье…
Волшебство пропало, словно его и не было, и последних слов хватило, чтобы на смену головокружению пришла трезвая рассудительность.
— Остановитесь, — сказала я резко и оттолкнула господина Тодеу. — По-моему, кое-кто здесь сошел с ума, — я судорожными движениями убирала под чепец выбившиеся пряди, а сама думала: «Если кто и сошел с ума, то именно ты, Миэль! Забыла об осторожности, о тайне… обо всём забыла!..».
Я чувствовала, что хозяин на меня смотрит, но не могла заставить себя поднять на него глаза. Спасибо хоть, что больше не пытался меня обнять или поцеловать.
Поцеловать!..
Меня бросило в жар от одних воспоминаний о том безумстве, участницей которого я только что стала… или могла стать…
— Намекаете на меня? — спросил господин Тодеу негромко. — Что ж, вы правы. Рядом с вами недолго свихнуться.
— Это не моя вина, — быстро произнесла я, сильно и свирепо затягивая вязки чепца.
Да, самое время обвинить меня в том, что произошло. Я ворвалась в его комнату, застала голым, потом ещё кокетничала и позволяла себя целовать. Он обвинит меня, и будет прав. Потому что — какая красота!.. Браво, Миэль! Ты сделала всё, чтобы опозорить себя перед…
— Конечно, это не ваша вина, — услышала я голос хозяина. Он говорил угрюмо, но без злости. — Это я виноват. Простите меня.
Тут мне стало смешно, несмотря на опасность и неоднозначность ситуации.
— Такого больше не повториться, — подсказала я хозяину, тайком косясь на него.
Некоторое время он молчал, а потом сказал:
— Я постараюсь, чтобы такого больше не повторялось. Но это очень трудно, поверьте.
— Верю, — тут же отозвалась я.
Мои слова приободрили его, и он стремительно шагнул по направлению ко мне, теряя на ходу пояс от халата.
— Мне показалось, вам тоже нравилось… — начал хозяин, но я выставила вперёд ладони, приказывая ему остановиться.
— Оденьтесь, — попросила я дрожащим голосом, хотя и старалась говорить твёрдо. — Если кто-то зайдёт…
Господин Тодеу остановился и нахмурился, запахивая на себе халат.
— Если помните, — я глубоко вздохнула, призывая себя к спокойствию наедине с этим мужчиной, — мы разговаривали о вашей старшей дочери. Что вы решите с Ванессой? Разве ваша дочь не заслуживает права на любовь? И если вы считаете, что правильнее будет разлучить юных влюблённых, то почему до сих пор злитесь на госпожу Хизер? А ведь судя по вашим рассуждениям, она поступила совершенно правильно, выбрав в мужья не вас, а деньги.