Фьезоланские нимфы
Шрифт:
LXVII
Мгновенно нимфы были так далеко, Что он уж их из виду потерял. Остановился бедный одиноко, А сам душой терзался и страдал По девам диким странно и жестоко. «Теперь — увы! — что делать? — повторял. — Мне ни одной из них не видеть боле, И ждать могу от них лишь худшей доли. LXVIII
Что все мои приманки и моленья, Что и молчанье, хоть молчал бы я! Того не взять и силой, без сомненья, Что просто мне сказали б, не тая. Когда б хоть выведать предподоженья, Где мне искать, где Мензола моя! Когда б я знал, куда она сокрылась! Брожу, как будто солнце вдруг затмилось». LXIX
Все
LXX
И вот, раздумчивый и огорченный, Досадуя, что рано ночь идет, Походкой медленной и утомленной Он стал сходить с пещеристых высот. Здесь поздно оставаться, искушенный, Боялся он: в лесу густом вот-вот Зашевелится к ночи гад ползучий: Укус его тебя отравит жгучий. LXXI
Так повернул он на дорогу к дому. Весь день он крошки хлеба не видал, И ждать его пришлось отцу седому, Что в грусти и тревоге размышлял: Уж не попался ль зверю он какому, А тот его, пожалуй, растерзал, — Кто знает? И тоскует он о сыне, А вот его все нету и в помине. LXXII
Еще страшил его и гнев богини, Что мог его всечасно поразить: Всегда враждебная к их роду, ныне Его Диана может и убить. Или, по жалости и благостыне, Хоть в дерево иль камень обратить. И, останавливаясь, ждал тревожно: Не то, так это — все тетерь возможно. LXXIII
А солнце уж достигнуло заката И скрылось, и последний свет исчез, И вышли звезды, и луна богато Сияла в чистом воздухе небес; Не слышно соловья, и, мглой объята, Иная птица оглашает лес, Неведомая времени дневному. В ту пору Африке подходит к дому. LXXIV
Вошел — и сына с радостью встречает Великою заждавшийся отец: Ни зверь, ничто ему не угрожает, И невредим вернулся молодец. И мать спешит и с плачем обнимает, Жалеет: «Цветик нежный! Наконец! Где пропадал ты, мой сыночек милый? Я вся измучилась в тоске унылой». LXXV
Так и отец расспрашивал не строго, — Да где ж он был, да целый день не ел? — А тот, собою овладев немного, Оправдываться начал, как умел. В любви была надежная подмога: Ведь истинно влюбленных благ удел — Он душу, утончая, научает, — И юноша, лукавя, отвечает: LXXVI
«Со мной, отец мой, случай был чудесный. Я лань увидел там, среди холмов. Она предстала мне такой прелестной, Что я глазам не верил, и готов Сказать: то сон, — руками ль бог небесный Своими создал стройную? Шагов Ее нет легче: как журавль! Вся — нега. И белизна ее белее снега. LXXVII
Увлекся я, бежал за ней далеко Из леса в лес, поймать ее решил. Но так она карабкалась высоко В горах, что я уж выбился из сил. Остановился, огорчен глубоко; Ее сыскать я в сердце положил, Настигнуть, поздно ль, рано ль — обещался Раз десять так домой я возвращался. LXXVIII
Сказать по правде, встал я нынче рано, Увидел, как погода хороша, И вспомнил лань, и стало так желанно Ее поймать, лежала
к ней душа. Пошел я по тропинке. Даже странно: И оглянуться не успел, спеша — Кругом холмы, а солнце уж высоко, На полдень поднялось, печет жестоко, — LXXIX
Как слышу — лист дубков зашевелился. Тихонько я приблизился чуть-чуть, Сейчас же за камнями притаился, Смотрю и слушаю: боюсь дохнуть. Гляжу — три лани; даже подивился — Пасутся дружно так; ну как-нибудь Да изловлю одну. И, еле слышный, Пошел я к ним с пучочком травки пышной. LXXX
Да как меня увидели — в минутку Уж на горе. Не ждали! Впопыхах, И на себя рассержен не на шутку, Я вижу, что остался в дураках,- Да что ж играть на старую погудку? Не уступлю! И с тем, что нес в руках, Бежать за ними во весь дух пустился — И только уж впотьмах остановился. LXXXI
Теперь, отец, ты знаешь о препоне К возврату моему, уверен будь». Отец, который звался Джирафоне, Конечно, понял россказней всю суть; В таких делах годами умудренный, Он тотчас без сомнений мог смекнуть, Что эти лани, всех венец желаний, Уж верно нимфы, а совсем не лани. LXXXII
Но чтоб не показать, что догадался, Да и не сделать сына вдруг лжецом, И чтоб желаний пыл не разгорался И не томил, да и остыл потом, И сам собой, быть может, миновался, — Все это вместе думая тайком, Старик отец немного слицемерил И так сказал, как будто сказке верил: LXXXIII
«Ты мне, сынок, желанных всех желанней, Молю тебя — ах, берегись ты тут Всех этих виденных тобою ланей; Пускай своим дурным путем идут: Они ведь все посвящены Диане, Поверь ты мне, — и, встретясь, изведут: Затем и по горам у нас тут бродят, И воду пить к источникам приходят. LXXXIV
Диана большей частью ходит с ними, А знай, ее ведь смертоносен лук. И если б за охотами твоими Тебя застала, из своих же рук Убила б насмерть — было так с другими Уже не раз, кого не взлюбит вдруг, — А искони к семье ведь нашей старой Она враждой пылает самой ярой. LXXXV
Увы, сынок, я плачу, вспоминая О том, как умер бедный мой отец, Как извела его Диана злая, Терзала и убила наконец. Сыночек, о грехе его простая Вот повесть — зрит Юпитер в глубь сердец! А звался дед, как знаешь ты, Муньоне; Его отец, как я же, Джирафоне. LXXXVI
Рассказ мой был бы длинен при желанье Все злоключенья деда описать. Но нам сейчас важней их окончанье. Он шел в горах дичины пострелять, Как все охотники. В его скитанье Тревог немало было. Только глядь — Пред ним река, текущая в долине, Та, что по нем зовут Муньоне ныне. LXXXVII
А возле, у прекрасного потока, Вдруг нимфа, одинешенька-одна, Увидела его, уж недалеко, Вскочила девочка, бледна-бледна, «Беда!» — лепечет, — и уже высоко Бежит по круче, ужаса полна. Ее он молит, полн любовным бредом, И через миг бежит за нею следом. LXXXVIII
Отец несчастный, ты ведь устремлялся, Того не зная, к смерти лишь своей, Ее сетей, бедняк, ты не боялся, Судьбой захвачен злобною своей! Желали боги, чтоб, когда он гнался За нимфою все тверже и быстрей, Его Диана в птицу превратила, Или в скалу, иль в дерево внедрила.
Поделиться с друзьями: