Фиалки по средам (сборник рассказов)

– - Вы приложили свою лапку к этой Миррине, прелестная смуглянка,-заметил он с брюзгливым добродушием.--Спору нет--это истая женщина, женщина до мозга костей. Ваш праведный супруг без вашей помощи никогда не додумался, бы до такого образа... Признайтесь, Кристиан мало что смыслит в женщинах!..

– - Очень рада, что вам нравится Миррина,--сказала Клер.--Но я тут ни при чем.

На другой день Робер Кам в своей рецензии говорил только о Миррине. "Отныне,-- утверждал он,-- имя Миррины станет таким же нарицательным, как имена Агнесы или Селимены". Клер, через плечо мужа с восторгом читавшая статью, не удержалась и пробормотала:

– - Подумать только, не будь этой истории с такси, Миррина никогда не увидела бы света.

Остальное принадлежит истории литературы. Как известно, "Филипп" был переведен на многие языки и положил начало новому французскому театру. Но зато вряд ли кто знает, что в прошлом году, когда Элен

___________________________________________________________________

* Моруа перефразировал строку из IX сатиры Буало, где говорится об успехе "Сида" Корнеля

(105)

Мессьер, бросив Лорана, вышла замуж за голливудского режиссера, великий артист обратился к вдове Кристиана Менетрие, Клер, наследнице авторских праупокойного драматурга, с просьбой вычеркнуть рольМиррины.

– - Ведь мы-то с вами знаем,-- сказал он,-- что эта роль появилась в пьесе случайно, в первом варианте ее не было; почему бы нам не восстановить старый вариант?.. Это вернуло бы роли Демосфена аскетическую суровость, которая, признаться, мне гораздо больше по сердцу... Кстати, тогда не придется искать новую актрису на роль Миррины... А обойдясь без премьерши, мы сэкономим на ее жалованье.

Однако Клер мягко, но решительно отклонила его просьбу.

– - Уверяю вас, Лоран, вы без труда создадите новую Миррину. Вам это хорошо удается... А я не хочу никаких переделок в пьесе моего мужа. Не следует разъединять то, что соединил Кристиан...

И Миррина, дитя необходимости и вдохновения, продолжала свое триумфальное шествие по сценам мира.

(106)

____________________________________________________________________________

Проклятье Золотого тельца

Войдя в нью-йоркский ресторан "Золотая змея", где я был завсегдатаем, я сразу заметил за первым столиком маленького старичка, перед которым лежал большой кровавый бифштекс. По правде говоря, вначале мое внимание привлекло свежее мясо, которое в эти годы было редкостью, но потом меня заинтересовал и сам старик с печальным, тонким лицом. Я сразу почувствовал, что встречал его прежде, не то в Париже, не то где-то еще. Усевшись за столик, я подозвал хозяина, расторопного и ловкого уроженца Перигора, который сумел превратить этот маленький тесный подвальчик в приют гурманов.

– - Скажите-ка, господин Робер, кто этот посетитель, который сидит справа от двери? Ведь он француз?

– - Который? Тот, что сидит один за столиком? Это господин Борак. Он бывает у нас ежедневно.

– - Борак? Промышленник? Ну, конечно же, теперь и я узнаю. Но прежде я его ни разу у вас не видел.

– - Он обычно приходит раньше всех. Он любит одиночество.

Хозяин наклонился к моему столику и добавил, понизив голос:

– - Чудаки они какие-то, он и его жена... Право слово, чудаки. Вот видите, сейчас он завтракает один. А приходите сегодня вечером в семь часов, и вы застанете его жену--она будет обедать тоже одна. Можно подумать, что им тошно глядеть друг на друга. А на самом деле живут душа в душу... Они снимают номер в отеле "Дель-монико"... Понять я их не могу. Загадка, да и только...

– - Хозяин!
– - окликнул гарсон.-- Счет на пятнадцатый столик.

Господин Робер отошел, а я продолжал думать о странной чете. Борак... Ну конечно, я был с ним знаком

(107)

в Париже. В те годы, между двумя мировыми войнами, он постоянно бывал у драматурга Фабера, который испытывал к нему необъяснимое тяготение; видимо, их объединяла общая мания--надежное помещение капитала и страх потерять нажитые деньги. Борак... Ему, должно быть, теперь лет восемьдесят. Я вспомнил, что около 1923 года он удалился от дел, сколотив капиталец в несколько миллионов. В ту пору его приводило в отчаяние падение франка.

– - Безобразие!--возмущался он.--Я сорок лет трудился в поте лица, чтобы кончить дни в нищете. Мало того, что моя рента и облигации больше гроша ломаного не стоят, акции промышленных предприятий тоже перестали подниматься. Деньги тают на глазах. Что будет с нами на старости лет?

– - Берите пример с меня,--советовал ему Фабер.-- Я обратил все свои деньги в фунты... Это вполне надежная валюта.

Когда года три-четыре спустя я вновь увидел обоих приятелей, они были в смятении. Борак последовал совету Фабера, но после этого Пуанкаре удалось поднять курс франка, и фунт сильно упал. Теперь Борак думал только о том, как уклониться от подоходного налога,который в ту пору начал расти.

– - Какой вы ребенок,-- твердил ему Фабер.-- Послушайте меня... На свете есть одна-единственная незыблемая ценность--золото... Приобрети вы в 1918 году золотые слитки, у вас не оказалось бы явных доходов, никто не облагал бы вас налогами, и были бы вы теперь куда богаче... Обратите все ваши ценности в золото и спите себе спокойно.

Супруги Борак послушались Фабера. Они купили золото, абонировали сейф в банке и время от времени, млея от восторга, наведывались в этот финансовый храм поклониться своему идолу. Потом я лет на десять потерял их из виду. Встретил я их уже в 1937 году--у торговца картинами в Фобур-Сент-Оноре. Борак держался с грустным достоинством, мадам Борак, маленькая, чистенькая старушка в черном шелковом платье с жабо из кружев, казалась наивной и непосредственной. Борак, конфузясь, попросил у меня совета:

– - Вы, дорогой друг, сами человек искусства. Как, по-вашему, можно еще надеяться на то, что импрессио

(108)

нисты снова поднимутся в цене? Не знаете?.. Многие считают это возможным, но ведь их полотна и без того уже сильно подорожали... Эх, приобрести бы мне импрессионистов в начале века... А еще лучше было бы, конечно, узнать наперед, какая школа войдет в моду, и скупить сейчас картины за бесценок. Да вот беда: заранее никто ни за что не может поручиться... Ну и времена! Даже эксперты тут бессильны! Поверите ли, мой дорогой, я их спрашиваю: "На что в ближайшее время поднимутся цены?" А они колеблются, запинаются. Один говорит: на Утрилло, другой -- на Пикассо... Но все это слишком уж известные имена.

– - Ну, а ваше золото?
– - спросил я его.

– - Оно у меня.. у меня... Я приобрел еще много новых слитков... Но правительство поговаривает о реквизиции золота, о том, чтобы вскрыть сейфы... Подумать страшно... Я знаю, вы скажете, что самое умное перевести все за границу... Так-то оно так... Но куда? Британское правительство действует так же круто, как наше... Голландия и Швейцария в случае войны подвергаются слишком большой опасности... Остаются Соединенные Штаты, но с тех пор, как там Рузвельт, доллар тоже... И потом придется переехать туда на жительство, чтобы в один прекрасный день мы не оказались отрезанными от наших капиталов...

Не помню уж, что я ему тогда ответил. Меня начала раздражать эта чета, не интересующаяся ничем, кроме своей кубышки, когда вокруг рушилась цивилизация. У выхода из галереи я простился с ними и долго глядел, как эти две благовоспитанные и зловещие фигурки в черном удаляются осторожными мелкими шажками. И вот теперь я встретил Борака в "Золотой змее" на Лексинг тон-авеню. Где их застигла война? Каким ветром занесло в Нью-Йорк? Любопытство меня одолело, и, когда Борак поднялся со своего места, я подошел к нему и назвал свое имя.