Фиаско

Баркин сиял, как новенький лимузин.

– Разве найдется казино лучше, нежели это? – горделиво вопросил он.

И важно, словно дирижируя симфоническим оркестром, стал включать тумблеры, повернул штурвал, освобождая запорные болты, и потянул за рычаг открытия тяжеленной, толстой двухметровой двери весом в несколько тонн. Она легко повернулась на двух огромных шарнирах, пропустив нас в довольно просторное хранилище – вдоль его стен были установлены стеллажи с глубокими ящиками. В каждом лежали купюры твердой валюты, разложенные по странам, о чем свидетельствовали бирки на ящиках. Самый большой был заполнен долларами США различного номинала. В центре хранилища, на столе, стояла счетная машинка денег.

Баркин включил свет. Я положил на стол фишки.

– Пятьсот шестьдесят долларов, – быстро подсчитал он, подошел к ящику с американской валютой, пересчитал тоненькую пачку купюр и с ухмылкой сунул ее мне в руку. – Больше ее сюда не приводи, – сказал он.

– Почему? Она же может и проиграть.

Аркадий рассмеялся, закрыл хранилище, проводил меня в ресторан и ушел, сказав, что ему надо встречать новых посетителей.

Скотто уже сидела в кабинке около самой сцены и смотрела представление. Я присел рядом и передал ей деньги.

– Спасибо. Недурной выигрыш, а?

– Побольше годовой зарплаты среднего работяги в России. Где это вы наловчились так лихо играть?

– В Бруклине. Где же еще? Научил меня дядюшка Анджело. Маму игра не прельщала, однако…

– Значит, маминого брата зовут Анджело?

Скотто сухо кивнула:

– Он был связан с уголовниками, но парень просто замечательный.

– А мне помнится, будто вы говорили, что ваша мама русская?

– Ну и что? Мало ли что я наболтаю. Я ведь также говорила, что работаю у вашего брата в Бруклине, – ухмыльнулась Скотто. – Мама у меня сицилийка. Мои родные приехали в Америку из Палермо.

Я откинулся на спинку стула и стал внимательно ее разглядывать.

– А вы ведь и впрямь очень даже хороши.

– Ага, – сказала она будничным тоном, словно о чем-то само собой разумеющемся. – Я же профессионалка. Меня приучили думать на ходу. Всегда контролировать себя. Говорить по-русски. Делать…

– Врать, как сам дьявол, и…

– Себе врать.

– …придавать вранью видимость правды.

– Да, если того требует обстановка.

– Представляю, каково узнавать потом, что кто-то докопался до правды.

– Да, нелегко. Вы начинаете говорить, прямо как мой муж.

– А у вас есть муж?

– Представьте себе. А вы небось подумали, что я скажу, что у меня спид или еще что-нибудь в этом роде?

– Извините, госпожа Скотто. Боюсь, что домохозяйка из вас не вышла.

– А я и не веду домашнее хозяйство – его муж ведет. Мы ненадолго расстались, насколько – точно не знаю. – Она замолчала, а затем с понимающей улыбкой спросила: – Так что же ваш дружище Баркин рассказал вам?

– Что рассказал?

– Непонятно разве? Я предоставила ему удобный случай, и мы оба знаем, что он им воспользовался.

Я отдал должное проницательности и предусмотрительности. Она нарочно оставляла нас вдвоем, зная, что при ней Баркин говорить не будет.

– Он сказал, что ордена Воронцова на черном рынке не выставлялись.

– В таком случае вы, вероятно, правы, что мотив убийства – вовсе не грабеж. А еще что он говорил?

– Тот, кто пытался убить меня, не из местных уголовников.

Она задумчиво покачивала головой, пока официант расставлял шампанское и черную икру.

– Платит выигравший, – сказала она и попросила подать счет.

Официант объяснил, что все прислано в знак признательности, и, наполнив бокалы шампанским, положил в карман двадцать долларов, которые Скотто подвинула ему в качестве чаевых.

– Да, кстати, – небрежно спросила она, когда официант ушел, – вы когда-нибудь слышали фамилию Рабино? Майкл Рабино?

– Да нет, что-то не припоминаю. Звучит вроде как итальянская фамилия.

Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Она звучит как Рабиноу, – и продиктовала по буквам. – А происходит от Рабиновича. Дело было много лет назад, тогда он одно время работал на Мейера Лански.

– Лански? Не тот ли, что был в числе заправил рэкета на Кубе?

– Тот самый и единственный заправила. Рабинович уже готовился стать главарем рэкетиров, но Кастро, так сказать, не допустил его до престола. Он и болтался на Кубе как мелкая сошка, пока Лански не загремел. Тогда он воспрянул, сменил фамилию на Рабиноу и открыл собственное дело. Провернул все лучшим образом: теперь владеет сетью гостиниц в Лас-Вегасе, Атлантик-Сити, Рено, на озере Тахо…

– Что-то подсказывает мне, что он мог бы обучать кое-чему и людей Баркина.

– А мне что-то подсказывает, что он их уже обучает.

– Почему вы так считаете?

Скотто рассмеялась и сделала изрядный глоток шампанского, затем наклонила пустой бокал в сторону большого стола:

– А потому, что сидит он вон за тем столом.

Чуть обернувшись, я увидел группу западных бизнесменов – опознать их было нетрудно по сильно накрахмаленным рубашкам и сшитым на заказ костюмам. Они подобострастно внимали элегантному, с орлиным профилем мужчине лет шестидесяти с небольшим, который больше слушал, чем говорил, а отвечал повелительным кивком головы – либо да, либо нет. Очки без оправы удачно сочетались у него с легкой сединой, аккуратным пробором, густой загар придавал ему вид удачливого банкира, занимающегося инвестициями.

– Это тот тип, с вашим цветом лица и с моим орлиным носом?

– Он самый.

– У меня такое чувство, будто я уже видел его здесь раньше. – И я обвел рукой местное тропическое великолепие Карибского бассейна.

– Наверное, тут он вспоминает давно минувшие денечки.

– Или снова воссоздает их, – заметила она с некоторым подозрением в голосе.

– Так вы и за ним наблюдаете?

– Да, конечно, – подтвердила агент Скотто. Затем посмотрела прямо мне в глаза, довольно улыбнулась и добавила: – Агенты СБФинП наблюдают одновременно за многими людьми.

16

Когда мы вышли из клуба «Парадиз», уже стемнело, а температура опустилась намного ниже нуля. В такой вечер было бы неплохо, чтобы она затрахала меня вусмерть, согревая гладким чувственным телом мои озябшие телеса. Но с ее стороны никаких намеков не наблюдалось, а я поползновений не выказывал.

Наоборот, пожелав на прощание всяческих удач и, с саркастической улыбкой, пригласив навестить ее в Нью-Йорке, если соберусь приехать к брату в Лонг-Бич, она остановила такси и покатила – со своим выигрышем и едким юмором – к себе, в посольство США.