Фидель Кастро
Шрифт:
Просмотрев длинный список экономических показателей, Кастро продолжал: «Мы собираемся начать с указания ответственности всех нас (руководителей) и моей особенно за все эти проблемы». Затем он сделал скорее риторическое предложение, чем то, которое мог бы ожидать парод Кубы от нового руководства, на которое толпа предупреждающе закричала о несогласии, и, как будто пристыженный этой демагогической ошибкой, Кастро заметил, что было бы лицемерием с его стороны притворяться, что он хочет подчиниться.
Тем не менее он продолжал: «Я верю, что мы, лидеры Революции, во время нашего ученичества обошлись слишком дорого. И, к сожалению, наша проблема — это результат нашего невежества. Слишком долго мы ошибались, преуменьшая сложности и проблемы, с которыми сталкивались. Мы должны начать все заново (руководство), так как верно то, что существуют товарищи, которые выдохлись п сгорели дотла; они потеряли энергию, они не могут дальше нести бремя на своих плечах».
Закончив критику руководства, Кастро затем приступил к описанию перемен, какие он хотел бы видеть. Он призывал к более демократическому совещанию на уровне состава
127
Granina, 27 July 1970
Речь Кастро была одновременно очень личной, поучительной и нормативной. Существует немного других примеров глав государств, кто бы так определенно открыл собственные недостатки и неудачи. Делая так, Кастро смог обернуть поражение почти в достоинство. Но его речь также ознаменовала конец эпохи. Многозначительным являлось то, что Кастро пришлось возвращаться на трибуну после того, как он закончил говорить, так как он забыл, что часть его речи связана с памятью о Че Геваре. На самом деле модель Че Гевары о «пропуске» стадий роста путем моральной мобилизации, к которой Кастро вернулся в середине шестидесятых годов, теперь была тихо похоронена. Ее провал произошел не столько как следствие неудачной сахарной кампании или советского давления, сколько из-за растущего кризиса в кубинском обществе. Несмотря на лесть Кастро толпе, проявлялись признаки недовольства направлением, взятым Революцией.
Самым ясным показателем ненормальности ситуации были распространяющиеся по всей стране прогулы; сам Кастро заметил, что в августе и сентябре 1970 г. около 20 % рабочих отсутствовали в любой установленный день, тогда как в августе 1970 года в Ориенте 52 % работников сельского хозяйства не явились на работу [128] . Стало ясно, что ораторские связи Кастро с народом и его почти ежедневный контакт с обыкновенными людьми не заменяли организованную систему совещаний. Низкий уровень производительности выявил также то, что моральные стимулы не оказывали действия и что многие рабочие больше не откликались на постоянные призывы к патриотизму. Существовало явное несоответствие между огромными кампаниями, такими как сбор 10 миллионов тонн сахара, за которую кубинцы взялись искренне, и ежедневными попытками увеличения производительности. Более того, выявилось, что бесплатные услуги, оказываемые режимом в областях здравоохранения, образования, транспорта, социальной безопасности и даже в местной телефонной связи, были недостаточными для компенсации нехватки товаров в магазинах и неудобств повседневной жизни.
128
Dominguez 1978 pp. 275 — 6
Провал сахарной кампании также покачнул широко распространенный миф о непогрешимости Кастро. Впервые все увидели, что и у него случаются ошибки. Как было ему свойственно, он смог повернуть это в положительную сторону, поддерживая кубинцев в ожидании коллективных решений. «Это было бы непростительным обманом всего народа, — сказал он в речи в июле 1970 года, — если бы мы пытались притвориться, что существующие проблемы — это в данном случае проблемы отдельных личностей. Мы считаем, что это проблемы, затрагивающие весь народ!» [129] . Но самого Кастро в значительной степени следовало бы обвинить в персонализме, сильно определяющем кубинскую политическую систему. В своих частых критиках бюрократии и производственных задач, так же как и в нападениях на непокорных элементов режима, он лелеял мысль, что именно личности совершают ошибки, а не системы или процессы принятия решений.
129
Granina, 27 July 1970
Еще более важно то, что он поддерживал намерение соревноваться, превознося образцовую роль героев Революции. Он сам предпочитал играть выдающуюся роль в кубинских делах не из-за жажды власти, как заставили нас поверить многие критики Революции, а из-за нетерпения. Во многих его речах подразумевалась идея, что выполнение великой задачи развития Кубы не может полагаться только на их собственные проекты, так как они были обусловлены десятилетиями неоколониализма, не говоря уже о веках слаборазвитости и зависимости. Именно слаборазвитость имел в виду Кастро, ссылаясь в своей июльской речи на «продолжающееся присутствие прошлого в настоящем». Потребность в образцовом руководстве, а не в делегирования власти, с его точки зрения, была остро необходима, так как Революция была в осаде. Однако еще более необычным для Кастро явилось его замечание, что он сам представляет часть этой традиции. В речи к Первому съезду Кубинской Коммунистической партии в 1975 году он заявил: «Зародыш шовинизма и мелкобуржуазного настроения появился в тех из нас, кто встал на дорогу Революции только путем интеллектуального развития, и кем иногда не осознаны определенные
отношения, которые могут быть приняты за самостоятельность и самоуважение» [130] .130
GWR, 4 Jan. 1976
К концу десятилетия кубинская Революция встала в тупик. Экономика находилась в кризисе, кубинцы были в беспокойстве, режим был в международной изоляции, полагаясь, в основном, на советскую поддержку. Следовало строить новую дорогу к развитию и независимости. Как и было характерно для него, Кастро бросил все силы на новое задание, отчасти сломленный неудачами шестидесятых, судя по его речам, но с той же волей и прагматизмом, проявленными нм в бесчисленных случаях в прошлом.
Глава 6
КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ РЕВОЛЮЦИИ
Неудачная сахарная кампания 1969–1970 годов предопределила конец ряда попыток революционного режима разрушить «железный занавес» слаборазвитости и зависимости, мобилизуя кубинский народ идеологическими призывами. В то же время преувеличенные надежды на переход Революции в страны Латинской Америки разбились, так как к концу десятилетия большинство партизанских отрядов на континенте было уничтожено. С начала семидесятых годов кубинские руководители пытаются перенацелить внешнюю политику и придать новую форму экономической и политической структурам, чтобы приспособить их к новой внутренней и внешней зависимости. Наиболее ярко это было видно по увеличивающейся зависимости от Советского Союза, без чьей помощи и благоприятных условий торговли Революция просто не выжила бы. Углубляющийся экономический кризис, с которым после кампании столкнулась Куба, сделал руководство еще более восприимчивым к советскому давлению на внутренние реформы и перестройку внешней политики.
Последовавшие в первой половине десятилетня реформы поставили экономические и политические организации Кубы на одну линию с такими же в Советском Союзе. Сотрудничая с многочисленными советниками из СССР, экономические учреждения и предприятия были перестроены. В декабре 1970 года была создана советско-кубинская комиссия для координации использования советской помощи, а двумя годами позже Куба стала неотъемлемым членом общего рынка советского блока СЭВ. Новая система экономического регулирования в течение семидесятых годов постепенно развивалась и к концу десятилетия начала действовать. Она приняла определенные меры для финансовой подотчетности, рентабельности и прохождению сырья по предприятиям, а также предоставления широкого круга материальных стимулов. На политическом фронте на референдуме в 1976 году была принята новая конституция, которая взяла за образец конституцию Советского Союза. Она утверждала три пирамиды власти: Совет Министров, или правительство; Коммунистическая партия, под руководством Политбюро, и Органы Народной Власти (ОНВ), организационное нововведение, не имеющее очевидных аналогий в советской системе и предусматривающее выборные собрания на муниципальном уровне и косвенное избирательное право на провинциальном уровне, ведущие к Национальной Ассамблее и Совету Государства, которым подчиняется Совет Министров.
Некоторые комментаторы определили такой процесс развития как «советизацию» Кубы, приписывая перемены влиянию Москвы [131] . У Советского Союза под руководством Брежнева действительно было несколько причин, чтобы стремиться прибрать остров к рукам: Куба ставила под меньшую угрозу процесс ослабления напряжения с Соединенными Штатами, и цена поддержки кубинской экономики могла распределиться среди других стран социалистического блока. Кремль также мог настаивать на реорганизации экономических учреждений Кубы в качестве цены за любое дальнейшее гарантированное развитие ее экономики.
131
E.g., Mesa-Lago С 1.974 Cuba in the 1970s. Pragmatism and Institutionalization. University of New Mexico; also Dom'inguez J 1 1978 Cuba: Order and Revolution. Harvard University, Cambridge, MA
К тому же можно поспорить о том, что организационные реформы на Кубе были скорее результатом внутренней динамики Революции, чем советского давления. В течение шестидесятых годов Кубой управляло министерство во главе с Кастро, в котором законодательная и исполнительная власти были объединены. Кубинская Коммунистическая партия, основанная в 1965 году, уже не функционировала как массовая партия и свой первый съезд провела только в 1976 году. Среди массовых организаций лишь у комитетов по защите революции росла популярность. С точки зрения революционного руководства, высоко централизованная система управления в шестидесятых годах соответствовала необходимой потребности обеспечения выживания Революции, несмотря на американскую враждебность, и подняла рабочих Кубы на выполнение задач развития, гарантировав социальную справедливость. Кастро и его последователи почувствовали себя опекунами Революции, действующими от имени парода, пока парод не будет готов взять на себя ответственность за самоуправление в социалистическом обществе. Как написал Че Гевара: «Мы стремимся к тому, чтобы партия стала массовой, но только когда массы достигнут авангардного уровня развития, тогда они будут достаточно образованны для коммунизма» [132] .
132
Guevara E 1967 Man and Socialism in Cuba. Book Institute, Havana.