Фидель Кастро

Однако к 1970 году стало ясно, что политическая модель функционирует не очень хорошо. Наиболее очевидными признаками были широко распространенные прогулы и низкие уровни производительности, зарегистрированные летом и осенью. На выборах в «Передовое движение рабочих» в тот же период существующие обладатели привилегированного статуса образцового рабочего единодушно выразили молчаливую критику этой версии кубинских «стахановцев». Революционное руководство быстро откликнулось на растущий кризис доверия среди кубинских рабочих. Кастро провел в сентябре в провинции Гавана двенадцатичасовую дискуссию с представителями рабочих, настояв на присутствии трех глав руководства, включая министра труда. Во время собрания лидеры услышали много подробных жалоб о неэффективности управления на всех уровнях. Находясь под влиянием новой наклонности к самокритике, Кастро в своих нападениях не щадил чрезмерную централизацию в экономическом планировании, ссылаясь на проблему «дьявольских централизаций». Он призвал к ответу кубинских технократов, говоря о них, что они «хорошо подготовленные, но нереалистичные люди. То есть у них есть технологический навык, они выучили немножко математики, но они становятся очень слаборазвитыми, как только дело касается реальностей жизни».

Однако самая многозначительная критика была направлена против всей модели накопления путем моральной мобилизации, которая определяла политику революционного руководства в шестидесятые годы. Используя типичную военную метафору, он заявил: «Мы должны осознать тот факт, что во время кризиса… Революция… возможно продвинулась слишком далеко. Это даже походит на армию, проникшую слишком глубоко внутрь вражеских рядов силами не совсем хорошо обученных войск, с солдатами, недостаточно похожими на воинов и с несколькими очень плохими командирами… Возможно, наша величайшая иллюзия (идеализмо) состояла в вере в то, что общество, только что вышедшее из укрытия в мир, подчиняющийся многие годы закону сильнейших, могло стать сразу обществом, где каждый ведет себя в соответствии с этическими и нравственными традициями» [133] .

133

Granma, 8 Sept. 1970

Процесс организационных и экономических реформ в семидесятые годы частично имел намерение преодолеть кризис рабочего движения, возникший во время сахарной кампании. В шестидесятые годы рабочий класс воспринимался как масса, подчиняющаяся иерархии распоряжений. Теперь же Кастро призывал к демократизации. В своей заключительной речи на собрании отделения Конфедерации кубинских рабочих в провинции Гавана он убеждал: «Одной из первых обязанностей рабочих является их демократизация, учреждение сильного и мощного рабочего движения» [134] . Новый тон резко контрастировал с придирчивостью Кастро по отношению к представителям рабочих во время первого съезда Кубинской Рабочей Федерации (КТК) после Революции 18 ноября 1959 года. Делая им выговор за «бессовестный спектакль», устроенный ими из-за вылезших на поверхность разногласий между антикоммунистическими рабочими Движения 26 июля и представителями ПСП, он произнес: «У меня сложилось впечатление, что вы игрались с Революцией, которую вы держали в своих руках, у меня такое чувство, сильное неприятное чувство, что из массы людей, руководителей, в самом деле ведущих себя безответственно… в действительности, только рабочий класс или его представители знают, что делают… Мы сказали: Революции требуется, чтобы рабочие были организованы как армия» [135] .

134

Op. cit., 10 Sept. 1970

135

Quoted in Franqui С 1983 Family Portrait with Fidel. Jonathan Cape, London, pp. 230 — 2

Однако призыв Кастро к большей демократии в рабочем движении не нашел выражения в качестве новой открытой уверенности в достоинствах плюрализма. Он скорее возник из крайней необходимости повысить производительность и улучшить эффективность на цеховом уровне. Увещевания руководства работать усердней стали недостаточными; для быстрого увеличения производительности требовались новые механизмы. Рабочие союзы всегда воспринимались руководством не как защитники заработной платы и условий для рабочих, а, по словам Рауля Кастро, «как средство для ориентации директив и целей, которые революционная власть должна вносить в массы рабочих» [136] . В конце шестидесятых годов руководство не поддержало рост КТК, а официальную рекламу получило «Передовое движение рабочих». Как Кастро неискренне признался толпе: «За два последних года наши рабочие организации заняли скромное положение, но не по вине любой рабочей организации или самих рабочих, а по нашей вине, по вине политических лидеров нашей страны. Было ли это сделано сознательно? Нет! Это произошло отчасти неосознанно, самопроизвольно; это произошло в результате некоторого идеализма. И, таким образом, при создании важных, по нашему мнению, организаций (организация «Передового движения рабочих») рабочим движением вообще пренебрегли» [137] .

136

Granma Weekly Review (GWR) 26 Sept. 1974

137

Op. cit., 4 Oct. 1970

И, наоборот, после 1970 года отделения КТК были организованы на тысячах рабочих мест и регулярно начали проводиться конгрессы делегатов. Само КТК в ноябре 1973 года вновь образовано с новой структурой и общественным положением. Призыв к демократии больше походил на строгую трудовую дисциплину, чем на разрешение выдвигать требования, порожденное одновременной кампанией против прогулов и бездельников, проводимой Кастро. С трибуны он ругал широко распространенную распущенность в работе, обращая свой суровый взор на индивидуальные рабочие места. Каждый выпуск официальной газеты «Грамма» осенью 1970 года содержал лозунги, привязывающие демократизацию к кампании против прогулов, и в следующем году вышел новый закон «против безделья», выдвинувший ряд санкций против предположительно уклоняющихся от работы людей.

Поддержка рабочих союзов также имела цель дать право новой системе рабочих организаций представляться частью пакета экономических реформ. Новая стратегия представляла возврат к более общепринятой политике, кратко испытанной в 1963–1966 годах. Теперь полагали, что повышение производительности получится вследствие предложения рабочим материальных стимулов и установления рабочих норм [138] . Призыв Кастро к большей демократии в рабочем движении частично предназначался для подготовки рабочих к более строгой системе контроля за их работой. Описывая дискуссию с представителями рабочих осенью 1970 года, он сказал: «Путем глубокого процесса дебатов с рабочими и путем участия масс в поисках решения нашей задачи было создано благоприятное настроение для представления новых схем организации и рабочих норм» [139] .

138

P'erez H 1979 Sobre las dificultades objetivas de la revoluci'on. Lo que el pueblo debe saber. Pol'itica, Havana

139

Granma, 25 Jan. 1971

Повое особое значение придавалось нормам рабочей выработки, отмечанию времени прихода на работу и ухода с нее, и материальные стимулы являлись препятствием для тех руководителей, и для Кастро в том числе, кто верил, что они смогут внести в рабочее движение новую нравственность, основанную на патриотической самоотверженности. Принудительное побуждение к накоплению должно было замедлиться, так как многие рабочие не откликались на нравственные призывы. Хотя Кастро посчитал, что 20 % рабочих уклонялись, большое количество прогулов и низкий уровень производительности по истечении десятилетия наводили на мысль, что неудовлетворенность среди рабочих более широко распространена, чем он оповещал публично [140] . Новая трудовая стратегия, однако, означала не отступление от нравственных стимулов в целом, а поиск различного равновесия между денежными и моральными вознаграждениями. В речи 26 июля 1973 года Кастро определил это таким образом: «Вместе с нравственными стимулами мы также должны использовать и материальные, не злоупотребляя никакими из них, так как первые могут привести нас к идеализму, а последние — к личному эгоизму. Мы должны действовать таким образом, чтобы экономические стимулы не стали исключительным побуждением человека, а нравственные — не позволяли некоторым жить за счет работы остальных» [141] . Реформа союзов являлась частью более широкой перестройки политической и экономической систем Кубы в семидесятых годах. И перемены в трудовой практике и реформы являлись откликом на провал кампаний в конце шестидесятых годов и на производимое ими давление снизу, а по на давление со стороны Советского Союза. Объединяющими их целями являлись децентрализация до некоторой степени администрации правительства и управления экономикой для ее большей эффективности и предоставление народу Кубы возможности выражать свое мнение о местных текущих делах, чтобы критика шла снизу и до верхнего уровня. Это было противоположно радикальному периоду конца шестидесятых, когда, но словам Кастро, преобладала идея о том, что «критические замечания и разоблачения ошибок действовали в интересах врагов» [142] . Однако ни одна из этих целей не стремилась уменьшить политический контроль партии и революционного руководства.

140

Op. cit., 8 Sept. 1970

141

GWR, 5 Aug. 1973

142

Mina G 1988 II racconto di Fidel. Mondadori, Milan, pp. 153 — 4

Тремя основными мерами такой институционализации являлись создание Органов Всеобщей Власти (ОВВ), новой системы управления (Система де Дирексьон и Планификасьон де ля Экономика) и реорганизация верхних должностных мест в правительстве. Созданные ОВВ многие из бюрократических функций, прежде выполняемых региональными административными группами, передали местным выборным собраниям на муниципальном и провинциальном уровнях. Новая структура позволяла определенные меры демократического контроля над местными делами. Она также предоставляла руководителям более надежную систему совещаний и публичной оценки, чем неофициальные процедуры, принятые в шестидесятых годах. На высшем уровне, однако, коммунистической партии принадлежал значительный контроль над выставлением кандидатов провинциальные собрания и верховный состав ОВВ, Национальную Ассамблею. Сохраняя элитные традиции Революции, высший эшелон ОВВ имел целью не представление общественного мнения, а выбор самых активных и надежных кадров.

Реорганизация правительства также была реакцией на неудачи в политике в шестидесятых годах. До 1979 года самые важные правительственные функции концентрировались в руках небольшого министерства, состоящего из Кастро и группы лидеров Революции. Ниже их находилась также высокоцентрализованная администрация правительства; планирование и исполнение политики происходило, главным образом, в Гаване, и решения спускались вниз через иерархию администрации на различных уровнях. В течение шестидесятых годов Кастро действовал как специальный уполномоченный по улаживанию конфликтов и воодушевитель Революции. Неугомонно скитаясь по Кубе, он рассортировал местные проблемы и приступил к множеству проектов, которые иногда обходили, а иногда сталкивались с планами, составленными центральной коллегией по планированию «Юсплан» и министерствами. Французский агроном Репе Дюмон, сопровождавший Кастро в нескольких путешествиях по острову, позже заметил: «Личные идеи Кастро образуют другую официальную программу, по крайней мере, такую же крайне необходимую, как и первая (программа коллегии по планированию и министерств). Следовательно, предпринимались попытки сделать все, а случалось так, что сделана была лишь малая часть этого». Огромный престиж Кастро в соединении с его самоуверенностью делали трудным отвергнуть или отменить его частные инициативы. Кастро, продолжал Дюмон, «следует собственным идеям, уверенный, что они лучшие. Таким образом, он присваивает неконтролируемую личную власть, и это порождает подобие придворного обращения тех, кто находится вокруг него. Когда он бросает свой берет и приходит в ярость, все дрожат и боятся возмездия» [143] .

143

Dumont. R 1974 pp. 107 and 111

Хотя многие проекты Кастро были успешными, существовали и другие, имеющие отрицательные последствия, привлекшие драгоценные ресурсы к неудачным экспериментам. Его самой дорогой инициативой была, как видно, сахарная кампания в 1969–1970 годах. Заплаченная за нее цена — это не только развал экономики, но и крушение уверенности многих кубинцев в направлении Революции. Кризис 1970 года привел к перестройке правительства для обеспечения более рациональной организации экономики. В 1972 году министерство было расширено для включения исполнительного комитета, состоящего из нового слоя уполномоченных министров, имеющих круг ответственности, до тех пор лежавшей на Кастро и горстке сто министров. Рядом с уполномоченными министрами стояли руководители центральных организаций, таких как «Юсплан» и Национальный Банк. Новому расширенному министерству прямо подчинялся ряд государственных организаций не министерского уровня, а под ними были провинциальные и региональные советы, которым поручались координация и исполнение решений правительства [144] . Административные структуры Кубы в дальнейшем были реорганизованы в 1976 году, чтобы поставить их в одни ряд с такими же в советском блоке. Что касается Кастро, то хотя в 1976 году он являлся главой государства, лидером партии, Президентом Министерства и Главнокомандующим вооруженных сил, он постепенно, с продвижением десятилетия вперед, терял прямую министерскую ответственность.

144

Granma, 25 Nov. 1972

Таким образом, административные реформы предоставили большую степень делегирования и специализации в высших рядах правительства. Экономика была посредством этого защищена от иногда разрушительных вмешательств Кастро. Но они также помогли защитить самого Президента от последствий политических неудач. Официально объявленное передвижение от индивидуального к коллективному руководству помогло придать режиму большую стабильность в годы, следующие за травмами от безуспешной сахарной кампании. Смена главного направления была отмечена в речи Кастро от 26 июля 1976 года. Преуменьшая собственную роль в шестидесятых годах, он объявил, со ссылкой на основание Коммунистической партии в 1965 году: «Мы начинаем продвижение по новому пути, без вождей кланов, без «личностей», без фракций, в стране, где исторически личные конфликты являлись причиной великих политических поражений… В переменчивое время «26 июля» и в ранние годы Революции личности играли решающую роль, роль, которую теперь выполняет Партия. Люди умирают, а Партия бессмертна» [145] .

145

GWR, 5 Aug. 1973