Фидель Кастро

Кубинская революция была подлинным ответом на проблемы слаборазвитости и неоколониальной зависимости, националистических элит, извлеченных, главным образом, из среднего класса и имеющих общественные ярлыки; революция являлась неотъемлемой частью волны антиколониальной борьбы в странах «третьего мира» в послевоенный период под руководством недовольных или не имеющих избирательных прав членов образованного городского среднего класса, например, Насера, Нкрумы, Ньерере и Бен Беллы. Как и ка Кубе, ведущей силой этих движений была необходимость достижения как экономической, так и национальной независимости через модернизацию. Так как многие лидеры вышли из класса, тесно связанного с государством (например, военные офицеры или юристы), новый режим стремился видеть в государстве основной инструмент для преобразований общества. Для того чтобы свергну ib колониальные или неоколониальные режимы, новой элите приходилось мобилизовывать общественные массы вокруг программы социальной реформы и национального самоутверждения. Политическая и экономическая централизация той или иной степени во многих случаях была неизбежна из-за внутренних противоречий или внешнего давления, например со стороны экс-колониальных держав. Давление подобного рода часто приводило к присоединению к советскому блоку. Таким образом, централизованное государство, более или менее национализированная экономика и общественная база стали признаком многих постколониальных правительств, и из-за этого внешнего сходства с социализмом доктрины, на которых они основывались, были названы социалистическими, в то время как фактически главное их вдохновение носило местный характер; отсюда возникновение исламского или африканского «социализма».

Ближайшим источником, откуда Кастро черпал вдохновение, были латиноамериканские антиимпериалистические движения в 30-х и 40-х гг. Во время Великой депрессии возникли новые политические движения, например в Мексике, Аргентине и в Бразилии, которые стремились порвать круг зависимости от экспорта традиционных наличных урожаев или сырья с помощью модернизации экономики. Для этого они мобилизовали массовые движения, чтобы вырвать политический контроль из рук традиционной элиты, правление которой основывалось на распоряжении экспортом, и чтобы разрушить гегемонию американских экономических интересов. Из всех движений самым влиятельным на латиноамериканском континенте было движение Перона в Аргентине. Будучи студентом, Че Гевара являлся сторонником Перона, и сам Кастро, как мы видели, принял участие в антиимпериалистическом студенческом съезде в Колумбии в 1947 году. Этот съезд финансировал Перон. К другим общеизвестным латиноамериканским лидерам, о которых можно сказать, что они имели влияние, Кастро относил чрезвычайно популярного колумбийского политика Хорхе Гайтана, убийство которого стало причиной беспорядков, к которым присоединился Кастро в 1947 году, а также полковника Хакобо Арбенса, попытка которого провести земельную реформу в качестве президента Гватемалы была грубо прервана в 1954 году вооруженным вторжением, спонсируемым США, свидетелем которого явился Че Гевара и, без сомнения, со всеми подробностями рассказанным Кастро, когда они встретились вскоре после этого в Мексике.

Однако главным источником вдохновения и законности Революции Кастро являлись кубинские националистические традиции в их более радикальной версии. В своем движении Кастро видел кульминацию освященной веками борьбы за независимость и развитость, растянувшейся от первого восстания против колониального правления и до студенческого мятежа в 30-х гг. Его собственная самоуверенность основывалась на убеждении, что он осуществил эту борьбу. Действительно, существовала определенная последовательность в убеждениях Кастро, опровергающая его очевидный внезапный переход к пересмотру марксизма-ленинизма. Хотя он заявил, что провел параллель между Марти и Марксом, ценности, которыми он руководствовался в своей политической карьере, на самом деле были извлечены, помимо всего, из кубинских и испанских традиций. Струя морального возрождения и волюнтаризма, которая проходит через его политическую мысль, имеет больше общего с испанским национализмом, чем с европейским социализмом или советским коммунизмом. Официальное принятие кубинским режимом марксизма-ленинизма было мотивировано не только целесообразностью, но и убеждением, поддерживаемым Кастро и другими лидерами Революции, в том, что это учение предлагает единственную возможную модель экономического роста и единственное международное движение, с которым они могут сопоставить себя. А также потому, что в марксизме существовали элементы, которые сливались с идеями, переданными через кубинскую радикальную традицию. Двумя самыми важными из них являлись идея о пролетарской интернациональной солидарности, переделанная в кубинской версии в солидарность с «бедными и угнетенными народами» мира, и телеологическая вера в неизбежность прогресса или, по версии Маркса, социализма.

На Кубе, как его проявление в странах «третьего мира», удовлетворение марксизмом менялось. Местные общественные традиции были пропитаны терминологией марксизма-ленинизма и преобразованы в новые категории: люди стали пролетариатом, нация — классом, национализм — социализмом. По опыт кубинской революции вряд ли согласовывается с марксистской аксиомой о том, что именно классовая борьба создаст условия для социализма. Наоборот, Революцию вела в большей степени элита из среднего класса, заявившая о действиях в интересах людей. Несмотря на объявление Кастро, что «народное правительство» пришло к власти в 1959 году, он также неоднократно подчеркивал, что массы были не готовы принять на себя управление. «Людей, — доказывал он в интервью в 1985 году, — необходимо вести по дороге Революции не торопясь, шаг за шагом, тюка они не достигнут полного политического осознания и уверенности в своем будущем» [246] . Согласно этой точке зрения, рабочих испортил опыт капитализма и революционному руководству пришлось обеспечить развитие их социалистической сознательности. Как заметил Кастро во время своей поездки в Чили в 1971 году: «Мы работали над постройкой движения наших рабочих» [247] . Подобным образом в речи к министерству внутренних дел в 1986 году он напал на злоупотребление материальными стимулами, заявив, что это «просто-напросто разлагает тех, чье сознание мы обязаны сохранять» [248] . Следовательно, проблемы труда, такие как низкая производительность и прогулы, были результатом не противоречия между рабочими и новым государством, объявляющим о действиях в их интересах, а старых привычек или новых форм корпоративизма. Марксистская идея о силе рабочего класса отсутствовала в мнениях Кастро, «это означало для него либо «эгоизм», либо «демагогические и криминальные» идеи югославского стиля самоуправления» [249] . Действительно, в политической теории Кастро социализм представлял не столько вопрос о власти, сколько о распределении. Как и в других странах «третьего мира», поднявших знамя социализма, это было определено как уравнительская философия, главным компонентом которой являлось благосостояние государства. В этом смысле Кастро усвоил некоторые классические ценности европейского социализма, ценности, которые в любом случае входили в кубинские радикальные традиции. Социалистическим называлось также то общество, где государству принадлежали средства производства. Таким образом, Кастро мог описать Китай как социалистическую страну в интервью в 1977 году, хотя он считал его внешнюю политику реакционной: «Китай — социалистическая страна, но не интернационалистическая… Я считаю Китай социалистической страной, потому что там нет землевладельцев и капиталистов» [250] . Очевидное противоречие между внутренней и внешней политикой исходило от «деформации» социализма со стороны руководителей, как будто два вида практики могут быть автономны одна от другой.

246

Betto F 1987 Fidel and Religion. Weidenfeld and Nicolson, London, p. 149

247

Castro Ruz F 1972 Fidel in Chile. International Publishers, New York, p. 131

248

Granma, 8 June 1986

249

Castro Ruz 1972 pp. 15 and 131

250

Castro F 1977 Fidel Castro habla con Barbara Walters. Carlos Valencia Editores, Colombia, p. 68

На самом деле, определение Китая, данное Кастро, отражало его собственную концепцию государственной политики, как сохранение политического руководства свободным в управлении правительственными делами, без чрезмерного контроля снизу, и которое, таким образом, могло изменить курс, фактически, по желанию. Структуры общественного участия, установленные в 1976 году, не сдвинули власть от руководства к народу, но создали каналы, через которые общественные требования могли, подняться до верхов, а директивы сверху могли опуститься к народу. Власть до сих пор практически оставалась в руках небольшой группы лидеров, хотя ей приходилось откликаться на интересы различных элит.

Политические масштабы авторитаризма Кастро берут качало из трех источников: формирующий опыт заключения на острове Песнес, партизанской борьбы, в которой военная иерархия и повиновение являлись необходимым условием для выживания; вера элиты, что только лояльным и проверенным в борьбе руководителям можно доверить проведение Революции в верном направлении; и убеждение, что в условиях блокады и нехватки не было места для плюрализма в стиле западной демократии. Вторжение в залив Свиней разожгло давние опасения влияния США в душах кубинских лидеров так сильно, что антиамериканизм стал почти смыслом существования Революции, тогда как «свержение коммунизма» в Центральной Америке и на Карибах стало наваждением Вашингтона.

Чтобы понять соблазн авторитаризма на Кубе, необходимо принять во внимание весь объем наступления Америки на Кубу. Согласно отчетам сената США, вторая по величине база ЦРУ находилась во Флориде. Отделенная от Кубы лишь водным пространством, она разрослась до 120 000 кубинских агентов, занимающихся экономическим саботажем, убийствами и терроризмом, контролированием воздушных линий, и флотилии шпионских судов, действующих у берегов Кубы [251] . Около 500 часов пропаганды против Кастро каждую неделю транслировалось по радиостанциям Флориды. Последующие правительства США, в частности администрация Рейгана, мобилизовывали свои самые мощные ресурсы, чтобы поставить Кубу на колени.

251

Didion J 1987 Miami. Weidenfeld and Nicolson, London, pp. 90 — 1; Hinckle W and Turner W W 1981 The Fish is Red. The Story of the Secret War against Castro. Harper and Row, New York

Следовательно, политическая централизация и репрессии на Кубе являлись ответом на острое ощущение национальной незащищенности, а не предписаниями состарившегося лидера, цепляющегося за власть. По мнению Кастро, происходила борьба не на жизнь, а на смерть для защиты новой Кубы и построения экономики, дисциплинированной и аскетичной, а не политического и культурного плюрализма. Это убеждение влияло на его ответы на все события. Как он не одобрил Пражскую Весну в 1968 году, так же он осудил протест студентов на площади Тянаньмынь. Кубинская пресса сообщила только официальную китайскую версию события, и кубинское правительство послало неразглашенное послание о поддержке китайских руководителей после бойни [252] .

252

Это подтвердил автору китайский пресс-атташе в Лондоне. For the Cuban press response see Granina Weekly Review (GWR), 18 June 1989. See also Castro’s comments on CNN quoted in Mesa-Lago 1993 p. 200

Продолжающаяся централизация политической жизни в руках небольшой элиты, однако, создала привычку уважения и пассивности. Без радикального возобновления руководства снизу с трудом представляется, что Кастро можно просто сместить. Теперь, когда ему около семидесяти лет, отяжелевший, с поседевшей бородой и замедленными движениями, кажется, что Кастро потерял часть своей энергии, свою жажду к знаниям и необычайную память. Но он продолжает изумлять посетителей своей эрудицией: он может говорить и говорить часами на широкий круг тем, начиная от последних достижений в биотехнологии до сырных печений. Он — гурман-повар и профессиональный ныряльщик. Так как он продолжает опасаться наемных убийц, то, как писала «Российская газета», для его охраны назначено около 10 000 телохранителей, которые, прочесывая бухту в поисках мин, когда он собирался плавать [253] , предотвратили более 100 диверсий.

253

Также сообщается, что он имел 3 яхты и около 30 запасных домов: reported in the Evening Standard, 27 Nov. 1990 from Komsomolskaya Pravda, 18 Oct. 1990

Кажется, что Кастро принял власть и держится за нее с непоколебимым чувством несения исторической миссии. На вопрос американского журналиста в 1985 году о том, чувствует ли он себя одиноким, он ответил отрицательно, так как он ощущает себя «среди людей». Однако, продолжал он: — «Я могу чувствовать некоторую горечь власти, жертвы, приходящие с властью, необходимость подчиняться этой пытке… Иногда каждый чувствует потребность делать то, что делает кто-либо еще, простые, обыкновенные вещи: сидеть на морской дамбе (популярный Малекоп вдоль побережья Гаваны), идти куда-нибудь, вещи, которые я не могу делать. Но со временем я пришел к принятию такого образа жизни, и это не делает меня несчастным» [254] . После столкновения режима с еще большим давлением, компрометирующим его ценности, вкус власти, несомненно, стал более горьким. С Малекона видны кубинские туристические корабли с казино, которые теперь регулярно курсируют вверх и вниз вдоль пути к прибрежному курорту Варадеро, неоновые вывески рекламируют кубинский ром.

254

NBC interview quoted in GWR, 13 March 1985

В 1993 году Кастро намекнул, что он уйдет в отставку при условии, что когда-нибудь «особый период» завершится. «Время идет, — говорил он в интервью во время выборов, — и даже марафонцы устают. У меня была долгая гонка, с изумительными экспериментами, но очень долгая, и существуют другие compa~neros, которые могут сделать это не хуже меня… Я надеюсь, что мои compa~neros не потребуют (чтобы я еще раз участвовал в выборах) и что к тому времени трудные условия «особого периода» могут исчезнуть…» [255] . Но перед режимом стояла дилемма: он не мог позволить отпустить Кастро на пенсию сидеть на дамбе, даже если он действительно очень хотел этого. Без него будет трудно требовать дальнейших жертв от кубинцев. Кастро является стержнем режима, по чьему образу он создавался и поддерживался. Это Кастро держал вместе отдельные элементы кубинского общества: классы и элиты, молодежь и стариков, черных и белых. Известные образы Кастро разнообразны: от кубинского героя, отважного выразителя идей людей, который противостоял Америке, до заботливого и неподкупного патриарха. Одни кубинцы видели в Кастро напыщенного седобородого старца, а другие — тирана. Тот факт, что политика Кубы часто преломлялась через образ одного человека, означает, что любая критика подразумевает нападение на самого Кастро. Возможности для демократических дебатов и принятия решений уменьшались с продолжением нравственной и политической гегемонии.

255

Latin America Weekly Report, 11 March 1993