Фиговый листочек от кутюр

– Что стряслось? – спросил врач, усталым взглядом окидывая нас.

– Галина Михайловна взбесилась, – пояснил Макс, – мать Карины.

Доктор вздохнул:

– Хорошо, ведите меня к больной. Да что вы так волнуетесь! В пожилом возрасте многие женщины подвержены перепадам настроения, сейчас в нашем распоряжении большой диапазон препаратов, от элементарной валерьянки до…

– Она в прямом смысле заболела бешенством, – влезла я, – не в переносном, у нее водобоязнь.

– Да? – недоверчиво повернулся ко мне врач. – С чего вы решили?

Перебивая друг друга, мы рассказали об Эми.

Эскулап покачал головой:

– Жуткая история, никогда не слыхивал такую… Какие симптомы наблюдаются у больной?

– Пена изо рта, – сообщила Кара.

– Кровавая, – добавила я.

– Язычище синий! – взвизгнула Роза Константиновна.

– От воды отказалась, – дополнила картину Кара. – Я говорю ей: «Мама, глотни «Боржоми», а она как отпихнет стакан! Теперь сидит и тяжело дышит!

Доктор обвел нас взглядом.

– И давно с ней такое?

– Ну, минут сорок уже! – ответили мы хором.

– На бешенство это не похоже, ведите к больной!

Ситуация в столовой изменилась. Галина Михайловна нашла в себе силы лечь на диван. Рот ее был закрыт, а лицо приобрело почти нормальное выражение, если не считать зелено-синего цвета кожи. Врач бодрым шагом подошел к ней и фальшиво-участливым, «докторским» голосом осведомился:

– Нуте-с, что у вас болит?

– Ничего, – тихо ответила Галина Михайловна.

– Так, хорошо, а до этого?

– Тоже ничего.

– Да? – вздернул брови терапевт. – А вот ваши домашние уверяют…

– У меня ничего не болело. Сели пить чай, я взяла конфетку из вазы, съела, и тут отчего-то изо рта полезла пена, красная, а язык защипало. И вкус у конфеты был непривычный…

Мы уставились на Галину Михайловну.

– Очень кислая, словно незрелый лимон ешь, – пояснила дама. – Я жутко перепугалась!

– Что же ты от воды отказалась? – пробормотала Кара.

– Я?

– Ну да.

– Почему отказалась? Выпила вон целую бутылку.

– Ладно, – вмешался доктор, – покажите обертку от конфеты.

– На столе лежит, где-то между посудой.

Я пошла искать фантик, доктор тем временем начал мерить Галине Михайловне давление. Все оставшиеся сгруппировались вокруг дивана. Яркая бумажка валялась около чашки с недопитым чаем. Я взяла ее и повертела перед глазами. На зеленом фоне красной краской было вытиснено изображение перекошенной рожи с высунутым, темно-фиолетовым языком. Художник вовсю постарался, изображая, какие «приятные» чувства испытает человек, рискнувший угоститься шоколадкой. Волосы на нарисованной голове торчали дыбом, глаза вывалились из орбит, с языка капала кроваво-красная пена. Над «картиной» золотом горели буквы «Oops». Я не владею иностранными языками, меня в детстве плотно усадили за арфу, и ни на что другое времени уже не осталось, но, даже не обладая никакими познаниями в лингвистике, мне стало понятно, что «Oops» – это что-то вроде «ух ты» или «вот это прикол».

Быстро сунув улику в карман, я аккуратно развернула один из трюфелей, лежащих в вазе, и принесла фантик доктору.

– Вот.

Врач помял в руках бумажку.

– По-моему, ничего особенного.

– Дайте сюда, – велел Макс. – И впрямь, нормальная обертка.

– Могу предположить только одно, – пробормотал доктор, – это аллергия. Ничего другого просто не лезет в голову. Эпилепсию отметаем сразу, да и выглядит припадок совсем не так… Давление как у космонавта, сердце работает великолепно.

– Да?! – взвизгнула Роза Константиновна, почуявшая момент, когда наконец можно выйти в полном блеске на сцену. – Ах, я так пережила это событие, так испугалась, так измучилась, вот у меня-то точно начался гипертонический криз! Воды, врача, папазол, срочно!

– Спокойно, спокойно, – сказал доктор, – я никуда не уезжаю, сейчас померяем давление.

Роза Константиновна рухнула на другой диван, рывком выхватив из-под головы Галины Михайловны подушку, и вытянула ноги. На софе, куда свалилась первая жена Глеба Лукича, лежало штук шесть думок, но вредной бабе потребовалась именно та, которую оккупировала мать Кары.

– Сто десять на семьдесят, – удовлетворенно возвестил врач, – изумительные цифры для вашего возраста, никакой гипертонии, дибазол с папаверином тут не нужен.

– Ах! – вновь взвизгнула Роза Константиновна. – Значит, опять приступ мерцательной аритмии, о-о-о, как кружится голова:

Замороченный доктор приставил к ее груди стетоскоп.

– Ритм нормальный, тоны хорошие…

– А-а-а, умираю, голова разламывается…

Пару секунд терапевт колебался, затем принял решение:

– Сейчас сделаем укольчик…

Забытая на другом диване Галина Михайловна возмутилась и подала гудок:

– Язык словно наждак, кажется, я сейчас впаду в кому, наверное, диабет начинается.

– О-о-о, голова лопается…

– Во рту сухо, в глазах темнеет.

– Ноги отказывают…

– Руки холодеют…

Несчастный врач совсем растерялся. Карина, мигом сообразившая, что происходит, командным голосом велела:

– Мама, прекрати свои глупости. Тебе не следовало есть шоколад. Зачем вообще взяла трюфель, ты же их не любишь.

– Захотелось, – голосом капризной девочки протянула мать. – Никогда не употребляла эти конфеты, а тут очень, ну прямо очень…

– Сейчас примешь супрастин и заснешь.

– Никогда не следует есть то, от чего организм отказывается, – невпопад влез Макс. – Я вот пиво терпеть не могу, пошел в баню с приятелями, ну они меня и сломали: глотни пивка да глотни пивка. Выпил бутылочку, так потом плохо было! Пена, правда, изо рта не лезла.

– Я умираю!.. – стонущим голосом вклинилась в разговор Роза Константиновна. – Чуя близкую смерть, хочу раздать последние указания. Кара, подойди сюда.

Невестка с обреченным видом встала перед диваном. Царственным жестом свекровь вытащила из мочек тяжелые серьги с огромными переливающимися камнями и протянула их Каре:

– Возьми самое дорогое, что имею, эти подвески. Глеб Лукич купил их мне в Ленинграде. Ах, там тогда, в 50-е годы, были такие комиссионные магазины, просто…

– Я сейчас скончаюсь, – донеслось с другого дивана.

Кара дернулась было на зов, но свекровь морщинистыми, цепкими пальцами сильно схватила ее за запястье.