Фиктивная жена

— Мирон Яковлевич, что же вы не предупредили? — качает головой Люда, встречая меня на пороге.

— Что, я не вовремя? Супруга не успела спрятать любовника? — усмехаюсь, выгибая брови.

— Ой, ну что вы такое говорите? — отмахивается от меня Люда. — Девочка так за вас переживала.

Да, Арон рассказывал, как она рвалась ко мне в реанимацию, как рыдала и не хотела ехать домой. Она и сейчас заботливая и взволнованная, но как сестренка, с легким холодком в мою сторону. Не стал выяснять отношения в больнице, просто наблюдал, как Мила таскает мне домашнюю еду, как кидается поправлять подушки и морщится вместе со мной от боли. Но держит дистанцию, кусает губы и старается разговаривать на отстраненные темы. Нас словно откинуло назад. Нет, даже на свадьбе девочка не была так далеко от меня, как сейчас.

— Где она?

— Милана с сестренкой навещают бабушку.

— Хорошо, чай мне в комнату.

— Я в курсе вашей диеты. Сейчас что-нибудь приготовлю, — начинает суетиться Люда.

— Спасибо, — улыбаюсь. — Все уже хорошо.

— Я очень рада, что бог нас миловал, — кивает Люда и уходит на кухню.

Силы есть, но их пока чертовски мало. Дышать трудно, даже снятие пиджака вызывает боль. Мышцы напрягаются, швы натягиваются, и я стискиваю зубы, чувствуя, как бросает в жар. От обезболивающего отказываюсь. Иначе подсяду. Пытаюсь терпеть.

В гостиной мама, что-то вяжет, тихо разговаривая сама с собой. А нет, с собакой. Совсем забыл про щенка. Маленький, шустрый белый комочек пытается стащить у нее пряжу из корзины и прижимает уши, когда мать его ругает. Застываю на пороге, осматривая ее.

Мама.

Тяжело осознавать, что она и вовсе не придет в себя. А с другой стороны, может, все и к лучшему. Она живет в своем выдуманном мире и не знает, что ее сына чуть не убили. В ее голове все хорошо, и слава богу.

— Мироша, — замечает меня. — Иди сюда, — хлопает по дивану рядом со мной. Подхожу, сажусь рядом, беру за руки и сжимаю ее теплые ладони. — Где ты так долго был? На соревнованиях?

— Да, мам, — поднимаю ее ладони и утыкаюсь в них лицом. Мать освобождает одну руку и гладит меня по волосам.

— Устал?

— Да, мама, есть немного, — закрываю глаза, дышу.

— Отдохни, сынок, скоро отец на обед приедет, похвастаешься грамотами, — тихо произносит она.

Да, когда-то, лет двадцать назад, даже больше, я занимался борьбой и брал призовые места. Мне пророчили чемпионские перспективы, но отец настоял на бизнесе. Старший сын должен был занять его место. Так и случилось, и я не жалею. Но…

— Ладно, мама я пойду, — не могу больше сидеть. Чувство беспомощности угнетает.

— Иди, сынок, иди.

Глажу собаку, забавный щенок, уже с ошейником. Иду к лестнице. Поднимаюсь на одну ступеньку. Мля… Это тяжелей, чем кажется. Учитывая, что доктор отпустил меня при условии полного покоя дома. Стискиваю челюсть, медленно поднимаясь. Зря отказался от обезболивающего. Ой, зря.

Навстречу спускается Платон.

— Давай помогу, — подхватывает меня под руку.

— Отпусти! — дергаюсь. Зря. Боль пронизывает все тело. Матерюсь сквозь зубы. — Я сам.

Братишка отпускает. Но идет за мной.

— Ты как? В общем? — спрашивает он, ну хоть не посылает, как в последний наш разговор, и то хорошо.

— Нормально, малой. Жить буду, — доходим до моей спальни. — Асель мне позови, — прошу брата. Платон кивает и уходит.

Прохожу в спальню, душно здесь. Открываю окно, упираюсь руками на подоконник, дышу, глотая кислород. Устал. Черт! И долго мне еще так?! Злюсь. Я урою Павлова. Будет этой мрази ответочка! И простым ранением он не отделается. Падаль. Я придумаю что-нибудь поизощреннее, с возмещением морального ущерба.

Расстегиваю рубашку, пытаясь ее снять. Останавливаюсь, когда в дверь стучат. Разрешаю войти. Асель. Старается не смотреть на меня, но все равно глядит на спину, заклеенную специальными большими послеоперационными пластырями.

— Ноутбук мне из кабинета принеси, и чёрную папку с надписью «УралМаш». В верхнем ящике стола.

— Это все?

— Да. — Девушка кивает и уходит.

Отрываю лейкопластырь, тампоны и выкидываю в урну в ванной. Встаю под душ, упираюсь руками в кафель. Дышу. Мне нужна ускоренная программа восстановления.

Принятие душа теперь – тоже испытание, но я справляюсь. Моюсь, вытираюсь, оборачиваю бедра полотенцем, выхожу в комнату. На тумбе, возле кровати, уже лежит мой ноутбук и папка с документами. Еще одно испытание – обработать швы и заклеить их пластырем. Пакет с медикаментами остался внизу. Черт! Хоть сиделку нанимай.

Звоню одному из охранников и прошу принести мне пакет. Ищу номер доставки, заказываю Милане цветы. Прокол в том, что я не знаю, какие она любит. Заказываю большой букет розовых и сиреневых пионов и коробку свежей клубники в шоколаде. Нужно побаловать девочку. Надеюсь, ей понравится, поскольку я вообще не в курсе, что там нужно таким нежным особам. Мне всегда было проще дать денег, чтобы женщина купила себе все, что ей нужно. Некогда что-то выдумывать или узнавать, чего хочет женщина. Я не романтик от слова совсем. А здесь так не получится. Здесь у девочки первые и, я надеюсь, последние отношения, и она должна получить весь спектр этих эмоций.

Окидываю телефон на подоконник, упираюсь руками, дышу, рассматривая двор. Телефон вибрирует. На экране высвечивается имя «Вероника». Ну, ты сама напросилась.

— Да, — отвечаю на звонок, продолжая смотреть во двор, на стригущего кусты садовника.

— Мирон! Ну наконец-то. Твой брат-цербер, меня не пускал в палату. Тебе уже лучше? Ты где? Я хочу приехать, — тараторит она недовольным тоном.

— Не нужно приезжать, — спокойно отвечаю я.

— Тебе сейчас неудобно меня принять? А когда можно?

— Никогда, Вероника. Наши отношения закончились, — нет у меня к этой женщине ни любви, ни злости, ни привязанности. Раньше похоть была, заводила, а сейчас ничего не осталось.

Ничего.

— Что?! — спрашивает в том же возмущенном тоне.

— Ты слышала, Ника.

— Мирон… — уже растерянно. — Ты серьезно бросаешь меня из-за этой?!

— Не из-за «этой». Она моя жена! А если ты не прижмешь свою задницу и не будешь сидеть на ней ровно, я сделаю так, что крутить ей ты будешь на своей малой родине, без права вернуться в столицу! — понижаю тон. Я никогда и ничего ей не обещал, поэтому ее возмущения и претензий раздражают.

— Не нужно мне больше угрожать. Твой брат – псих, уже так запугал, что я из дома боюсь выйти. Поняла я все. Прощай, Мирон. Счастья не желаю. Но если вдруг наскучит эта серая мышка, а она тебе быстро наскучит, можешь позвонить мне, и если я буду еще свободна, то возможно…

У меня начинает болеть голова от бессмысленного бреда.

— Прощай, Ника, — поверх ее словесного потока говорю я и сбрасываю звонок. Она вроде не глупая была. Должна понять. Не поймет, так испугается. Думаю, Арон не церемонился с ней как я.