Философия творческой личности

Принято считать, что женщина в силу физиологической специфики своего организма более терпелива (терпима) к внешним, в том числе негативным воздействиям. Но вряд ли можно оспаривать сочетание этой терпимости с повышенной чувствительностью – на констатации ее основана острота неприятия героиней Вильмонт убогого антуража жизни, от которой она когда-то сбегала за границу. «Да ты вспомни, из какой Москвы я уезжала, – обращается типичная „экономическая эмигрантка“ к посетившей ее в Калифорнии матери. – Грязь, пустые полки, крысы по помойкам и подъездам… А ГУМ? А „Детский мир“? Как вспомню эти очереди и толкучку вокруг… Ужас! А тут я попала в другое измерение». В этом «другом измерении» царит зелень холмов и чистота воздуха, привычный сервис (недоеденная пища упаковывается работниками ресторана и выдается посетителям, которые не должны украдкой собирать что-то вкусное со своих тарелок) и привычное же благосостояние людей, получающих адекватное вознаграждение за свой труд (гостья отмечает дом-дворец знаменитой американской писательницы, понимая, что не менее знаменитой ее российской коллеге «такой дворец даже сниться не будет» – «Зеленые холмы Калифорнии»). Настроившие себя на активно насаждаемый в массовом сознании американцев дух толерантности, женщины из России нелегко входят в систему обыденного (а не теоретического, замешанного на политическом протесте и экономической безысходности) восприятия необходимости быть толерантными; и видят себя рядом с местными жителями, в том числе мужчинами-партнерами, в качестве инопланетян.

У обеих писательниц особо «звучит» Европа – сфера процветающей на разных уровнях толерантности, при этом средоточие не просто цивилизационных завоеваний, но место, вызывающее радость человека культуры – радость по поводу возможности пребывания там, где все элегантно и интеллигентно, приятно и понятно. Такова, к примеру, одухотворенная «более, чем любая другая столица Европы», Прага («Джазбанд на Карловом мосту» Д. Рубиной). Европа – предмет тоски, овевающей пребывание в уютном кафе с его непритязательным буржуазным интерьером: как признается Д. Рубина, «моя неизбывная тоска по Европе сопровождает меня всюду, даже в самом центре ее».

Мир женщин, обживающих неуютное пространство, в котором они родились и выросли, но ощущающих себя пусть и желанными, но гостьями в благополучном мире, сформированном и обжитом другими людьми, по определению имеет модус толерантности, ибо это мир не любых женщин, а наблюдательных и талантливо фиксирующих впечатления и настроения. Отсюда – самоирония, игра слов, намеки, сопровождающие ощущение себя в мире. Перефразированное глубокомысленное название итога жизни диссидента-классика – название цикла историй о любви умных и образованных, но теряющих голову женщин – «Былое и дуры» (Е. Вильмонт). И вынесенное из многократных передвижений по траектории «Азия – Европа – Израиль» снисходительное предположение девушки с консерваторским образованием и воспоминанием о работе аккомпаниатора в расположенном на окраине азиатской столицы Институте культуры: «А вдруг для всемирного культурного слоя, который век за веком напластовывали народы, лучше, чтобы пастушеская песнь существовала отдельно, а Шуберт – отдельно…» (Д. Рубина).

Охваченный глобалистскими тенденциями мир на самом деле весьма мал, ибо в любом случае должен быть соразмерен человеку. И потому авторами-женщинами (с учетом традиционного представления о женщине как субъекте гармонии, субъекте стремления к равновесию и пропорциональности в мире, наконец, субъекте толерантности) он сводим к среде, обитаемой, формируемой и образно осмысливаемой носителями массового сознания. Последние же из чувства самосохранения и из соображений здравого смысла актуализируют тенденции толерантности; будучи же творцами – авторами текстов, – они сочетают внятные житейские интенции с намеками, присущими образным представлениям.

Женский архетип: актрисы, судьбы, персонажи

Самая «публичная» из профессий в сфере искусства – актерская – в значительной части своих представительниц, особенно это относится к старшему, уже ушедшему или уходящему поколению, сформировала тип людей, которые мало вписывались в сферу массовой культуры. Разве что – за малым исключением. Актрисы театра, хотя и снимавшиеся в кино, но не кинематографом снискавшие признание, явили круг женских, явно архетипических черт, свойственных русскому национальному характеру. При этом ни одна из тех, кого назовем ниже, не имела в своем арсенале ролей крестьянок или работниц, революционерок или матерей-героинь. Обратив внимание на круг ленинградских (тогда еще не петербургских), московских, ярославских актрис, интеллигентных и по личностным признакам, и по кругу сыгранных ролей, мы обозначили их сугубо женские особенности [2]. Об этих актрисах будет подробнее написано далее, в главе, посвященной «уходящей натуре» нашего искусства.

Людмила Макарова с ее искрящейся, оптимистичной женственностью: Елена в горьковских «Мещанах», сваха Ханума в старой комедии А. Цагарели. Макарова – поборница неиссякаемого, щедрого жизнелюбия. Это качество высокое и человечное. У Макаровой какая-то особая способность становиться объединяющим началом театрального зрелища, даже сюжета спектакля. Страсть к объединению в полной мере становится основой характера Ханумы, сыгранной Макаровой. Сыграв в возрасте, далеком от возраста ее героини, роль в простодушной мелодраме «Кошки-мышки» – ту же, что уже в другом своем возрасте, соответствующем возрасту героини, сыграла относительно недавно в Ярославле Н. Терентьева, – Макарова убеждала в возможности быть талантливой и обаятельной даже перед лицом надвигающейся старости.

Эмилия Попова – актриса, обладавшая необычным сочетанием ранимой женственной и резкой гротесковой манеры сценического существования. Это была и героиня сатирической комедии В. Шукшина «Энергичные люди», спекулянтка (в советское время – почти диагноз), простодушная хамка; драматически одинокая, беззащитная и грубая Матьяна в «Мещанах»; решительная и нежная, заботливая и резкая Мадлена Бежар в булгаковском «Мольере»; совсем особый персонаж – прелестная и равнодушная Наталья Петровна в телевизионной версии тургеневского «Месяца в деревне». Женщины-открытия и женщины-загадки. И – старухи. Интеллигентная, почти бесплотная Мария Львовна Полежаева («Беспокойная старость» Л. Рахманова) и безумная, жалкая и взрывоопасная Фаншия Дорси («Игра в джин» Д. – Л. Кобурна).

Женский архетип в его возрастных и психофизиологических проявлениях, в разнообразии и парадоксальности воплотился в творчестве выдающихся актрис.

Среди них – Наталия Терентьева, прослужившая 60 лет в Ярославском театре им. Ф. Волкова. Светская дама – по манерам и воспитанию, по звучанию речи и способу общения. В относительно недавнее время – шаловливая Турусина в «Мудреце» Островского, потом – до безумия азартная Бабушка в «Игроке» Достоевского.

Не женщина без возраста, но женщина, способная жить в любом своем, обыденном и творческом, возрасте.

Для женщины (согласно обыденным представлениям – любой), тем более для женщины-актрисы, возраст – это источник негативных переживаний и опасений.

Возраст женственной и странной, в молодости казавшейся некрасивой, с годами принявшей облик стильной и необычной, скромной и стойкой женщины, как представляется, не стал источником творческих проблем для Инны Чуриковой. Она отказывалась от ролей, не пришедших к ней вовремя (Жанна д’Арк); сыграла и «мам», и «бабушек» в кино и в театре: простодушную Ниловну и жесткую Вассу в экранизациях романа и пьесы Горького; вовсе не инфантильную, как бывало в других случаях, Лизавету Прокофьевну в «Идиоте». В молодости была странная, но весьма твердая, по режиссерскому замыслу, Офелия; в зрелые годы – модернистски изысканная и по-бабски едва ли не грубая Аркадина. Особо важна была страдающая и неназойливо драматичная Сарра в «Иванове». Женщины с летящей походкой и неожиданной пластикой, с интонациями райских птиц или гогочущих гусынь, женщины странных судеб и невероятной стойкости. В полной мере – архетипические существа.

Характерное доказательство специфичности, контрастности и полемичности женского архетипа в России находим в сфере, пограничной между культурой элитарной и массовой: два юбилея 2015 года, значимые для культуры в целом и способные охарактеризовать женский архетип в его российской версии, применительно к массовой культуре, – 90 лет М. Плисецкой и 80 лет Л. Гурченко. Классический балет с его строгими требованиями к мастерству и яркой индивидуальностью балерины, вплоть до гротескных проявлений у Плисецкой (от Одетты-Одилии до Кармен и показов туалетов на модном подиуме) – вариант влияния культуры элитарной на массовую. Легкий жанр кинокомедии с музыкальными номерами и стремление к драматизму характеров в пограничных жизненных ситуациях у Гурченко (от «Карнавальной ночи» до «Записок Лопатина» и «Пяти вечеров») – вариант актуализации массовой культуры в ее специфическом ментальном воплощении.

Женский архетип в России приобретает истинное разнообразие обертонов и качества личностей, дающих примеры жизни, стремлений, страданий и побед, далеко выходящих за рамки принятых в массовой культуре клише.

Литература

1. Злотникова Т. С. Вторая ошибка Бога. – Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2010.

2. Злотникова Т. С. Эстетические парадоксы актерского творчества: Россия, ХХ век. – Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2013.

3. Ницше Ф. Антихрист // Фридрих Ницше. Сочинения: В 2 т. – Т. 2. – М.: Мысль, 1990.