Философия в будуаре, или Безнравственные учителя (Другой перевод)
Шрифт:
«Французы, еще одно усилие, если вы желаете стать республиканцами».
Приготовьтесь внимать и размышлять – идеи я вам предложу воистину грандиозные; пусть не все они придутся вам по душе – что ж, с меня довольно заронить в вас даже малую их толику и оказать тем самым посильное содействие Просвещению. Не скрою: меня печалит нерасторопность, с коей мы продвигаемся к цели; беспокоюсь – как бы вновь нам не проиграть. Полагаете, мы приблизимся к идеалу после дарования подходящих законов? Полно фантазировать. Что есть закон, не подкрепленный верой? Нам нужен новый культ, приспособленный к характеру республиканца, культ, исключающий всякую возможность возврата к духовным ценностям Рима. Мы наконец осознали: вера должна опираться на существующую в обществе мораль, а вовсе не наоборот – нам необходима религия, способная не только оправдать сложившиеся нравы, но и усовершенствовать их, религия, беспрестанно возвышающая душу до вершин свободы – единственного достойного кумира современности. Призадумайтесь, возможно ли в наш век почитать какого-то раба времен императора Тита, какого-то жалкого комедианта из Иудеи, считая его религию пригодной для свободолюбивой воинственной нации в период духовного ее возрождения! Не пристало вам, сограждане, верить в такой бред. Французов, по-прежнему погруженных в мрачные топи христианства, подстерегают две опасности, с одной стороны, их одолеют священники – порочная грязная шайка, одержимая тщеславием, тиранством и деспотизмом, с другой – низменные пошлые догматы и мистерии бесчестной лживой религии; стоит ослабить горделивость республиканской души – на нее тотчас наденут ярмо, сброшенное ценой
Будем бдительны – уже на заре своего возникновения религия эта служила действенным оружием в руках тиранов, так, одна из первых ее догм гласит: «Отдайте кесарю кесарево»; мы же сбросили кесаря с трона и не намерены вновь наделять его полномочиями. Дорогие соотечественники, не тешьте себя напрасными надеждами о превосходстве священников, присягнувших положению о церкви, перед священниками, не подчиняющимися закону о ее реорганизации; порочность, присущая сословию в целом, неискоренима. Не пройдет и десяти лет, как церковники позабудут свои клятвы о бескорыстии, прибегнув к суевериям и предрассудкам христианской веры, дабы вернуть утраченную власть над душами; они снова прикуют вас цепями к королям, ибо монархия служит им подспорьем, усиливая их могущество – из-под хрупкого республиканского здания будет выбита опора, и оно рухнет.
Обращаюсь к тем, кто способен держать в руках серп: нанесите решающий удар по древу суеверия; не ограничивайтесь подрезанием ветвей: рубите под корень заразный ствол; ни на миг не обольщайтесь – республиканская система, основанная на свободе и равенстве, задевает кровные интересы служителей алтарей Христа, никто из них искренне ее не примет, скорее напротив – не упустит шанса ее расшатать и при первой же возможности восстановить былое господство над умами. Какой священник, памятуя об утерянных привилегиях, не предпримет все от него зависящее, лишь бы возвратить себе некогда отнятые почтение и авторитет? Сколько слабых робких душ тотчас завлечет в рабство этот постриженный честолюбец! Неужели не ясно – прежние злоупотребления воспрянут с новой силой! Со времен зарождения христианской церкви, и до наших дней, роль священника ничуть не изменилась. Что лежит в основе всех достижений церковников? Льготы, предоставляемые духовному сословию. То есть, до тех пор, пока не наложен запрет на эту религию, проповедники ее вновь и вновь станут обращаться к испытанным средствам воздействия, неустанно добиваясь искомого результата.
Следует раз и навсегда покончить с тем, что грозит гибелью нашему детищу. Помните – плод наших трудов предназначен для потомков, дело нашей чести – не оставлять ни одного вредоносного зернышка для взращивания хаоса, из которого мы вырвались с таким трудом. Предрассудки мало-помалу рассеиваются, народ отрекается от католических небылиц; он сносит храмы и развенчивает идолов. Брак отныне рассматривается исключительно в качестве гражданского акта; разрушенные исповедальни используются как общественные помещения; так называемые «верные» покидают апостольские собрания, оставляя на съедение мышам слепленных из теста богов. Не останавливайтесь на полпути, французы: Европа, положа руку на повязку, закрывающую ей глаза, ждет, когда же вы наконец решитесь сорвать ее. Поторопитесь: не оставляйте святейшему Римуни времени, ни сил обуздать ваш порыв и сохранить хотя бы немногих своих прозелитов. Беспощадно отсекайте его надменную, но уже дрожащую от страха голову. Не пройдет и нескольких месяцев – над развалинами кафедры Святого Петра вознесется деревце свободы, чьи раскидистые ветви заслонят презренных идолов христианства, бесстыдно воздвигнутых на костях Брута и Катона.
Французы, не устану повторять: Европа надеется, что вы освободите ее и от скипетра,и от кадила.Поймите: невозможно избавиться от пут королевской тирании, не разбив оков религиозных предрассудков. Обе тирании связаны одной цепью, и оставляя в живых одну из них, вы тотчас окажетесь во власти второй, недобитой. Не пристало республиканцу преклонять колени ни перед воображаемым верховным существом, ни перед наглым самозванцем; нет у него отныне иных божеств, кроме мужества и свободы. Едва в Риме начали проповедовать христианство, он утратил свое величие, неминуемо погибнет и Франция, если вовремя не прекратит почитать этот культ.
Достаточно изучить абсурдные догматы, зловещие таинства, чудовищные обряды и непримиримую мораль этой гнусной религии, чтобы стало очевидно, сколь неприемлема она для республиканца. Неужели вы и впрямь полагаете, что я стану дорожить мнением субъекта, припадающего к ногам никчемного служителя Иисуса? Совершенно исключено! Презренный этот тип будет вечно цепляться за близкие ему – именно в силу его ничтожности – зверства старого режима; кто добровольно смирился с глупостью и пошлостью вероисповедания, бездумно признанного большинством в качестве господствующего – не вправе диктовать мне законы и заниматься моим просвещением, ибо я презираю его, как раба суеверия и предрассудков.
Желая убедиться в справедливости данного утверждения, достаточно приглядеться к индивидам, которые по-прежнему верны неразумному культу наших отцов; нетрудно заметить, что большинство из них – непримиримые враги нынешней системы правления, принадлежащие к справедливо презираемой касте роялистови аристократов. И это вполне естественно – раб коронованного разбойника пресмыкается у ног идола из хлебного мякиша, такой предмет поклонения как нельзя лучше соответствует низкой его душонке. Кто прислуживает королям, непременно почитает и богов! Но нам ли, французы, нам ли, дорогие единоземцы, смиренно ползать, влача ненавистные оковы? Лучше тысячу раз умереть, нежели снова попасть в кабалу! Раз мы так нуждаемся в некоем культе, изберем для подражания древних римлян, у них объектами веры становились великие деяния, большие страсти и прославленные герои. Такие кумиры возвышали душу, электризовали ее, приобщая простых смертных к добродетелям почитаемого божества. Поклонник Минервы стремился к благоразумию. В сердце того, кто припадал к стопам Марса, вселялось мужество. Все божества, избранные достойными сими людьми, преисполнены силы; искры их небесного пламени разносились по душам тех, кто воздавал им почести; человек той поры надеялся, что и сам однажды станет предметом чьего-то восхищения, и потому выбирал для подражания объекты истинно возвышенные. Полная тому противоположность – бессильные христианские божки. Что предлагает нелепая эта вера? [8] Пробудит ли в вас сколь-нибудь возвышенные идеи пошлый самозванец из Назарета? А может, внушит вам какие-то добродетели его грязная противная мамочка – бесстыжая Мария? Отыщется ли в христианском раю, сплошь забитом святыми, достаточно примеров величия, геройства и доблести? О неспособности жалкой этой религии порождать великие идеи явно свидетельствует малое число художников, сумевших воплотить ее атрибуты в созданных ими памятниках культуры; так, в Риме большинство украшений и орнаментов папского дворца выполнено по греко-римским, а не раннехристианским образцам; сколько простоит наш мир, столько продлится ни с чем не сравнимое влияние язычества на творчество великих мастеров.
8
Внимательное рассмотрение постулатов христианства обнаруживает исключительную его нечестивость, истоки которой кроются и в простодушном жестокосердии иудеев, и в равнодушной неразборчивости язычников. Вместо усвоения лучших достижений древних народов христиане, казалось, умышленно создали религию, основанную на совокупности окружавших их пороков. (Прим. авт.)
Быть может, более возвышенными и величественными окажутся сюжеты чистого теизма? Быть может, принятие химеры иного рода зарядит наши души энергией, столь необходимой для взлелеивания и реализации на практике республиканских добродетелей? Распрощаемся и с этим обманчивым призраком – единственной системой, пригодной в нашу эпоху для людей здравомыслящих, является атеизм. На данном этапе познания становится ясно: движение присуще самой материи, и побудитель, передающий ее импульсы, не более чем иллюзия, ибо для сущности, подвижной
по своей природе, двигатель совершенно бесполезен; пора осознать, сколь предусмотрительно изобрели себе такого бога первые законодатели, превратив его в удобное средство нашего закабаления; они закрепили за собой право высказываться от имени этого призрака и научились его устами поддерживать нелепые законы, призванные нас поработить. Ликург, Нума, Моисей, Иисус Христос, Магомет – словом, все великие плуты, деспотично завладевшие нашими умами, ловко приобщали ими же придуманные божества к осуществлению своих собственных непомерно честолюбивых замыслов: покорение целых народов происходило с санкции богов – к ним взывали, как правило, либо «весьма кстати», либо к собственной выгоде.Равного презрения заслуживает как сам ни на что не годный бог, усердно проповедуемый самозванцами разных мастей, так и сопутствующие ему религиозные ухищрения; смешными этими игрушками не позабавить людей истинно свободных. Полная ликвидация религиозных культов на всей европейской территории – одно из важнейших для нас положений. Сломанных скипетров недостаточно; сотрем в порошок и идолов: от суеверия до роялизма один шаг. [9] Необходимость таких мер очевидна, ибо одна из первейших статей королевской власти – усиление господствующей религии как одной из политических основ. Трон снесен, теперь закрепим победу навсегда – без оглядки выбьем из-под него подпорки.
9
Проследите за историей всех времен и народов: повсюду монархический образ правления избирался именно в периоды наивысшего расцвета невежества и суеверия; короли извечно служат опорой религии, а религия извечно коронует королей. Ты – мне, я – тебе. Как в одной истории про управляющего и повара: «Вы мне перец, а я вам масло». Несчастные творения человеческие, доколе будете вы походить на незадачливого хозяина, потворствующего двум плутам? (Прим. авт.)
Сограждане, нет сомнений: религия в корне противоречит идее свободного общества; многие уже ощутили это на себе. Человек освобожденный не станет гнуть спину перед ипостасями христианства: непригодны для республиканца ни догматы его, ни обряды, ни таинства, ни мораль. Еще одно усилие – потрудитесь искоренить предрассудки, не давайте выжить ни одному из них, поскольку любой, оставшийся в живых, вытянет за собой остальные, и тогда, словно в колыбели, выпестуются все до единого. Довольно полагать религию полезной для рода человеческого. Примите хорошие законы – и вы прекрасно без нее обойдетесь. Тому, кто утверждает, что вера необходима народу в качестве развлечения и сдерживающего начала, спокойно ответим: в добрый час! Но в таком случае, извольте предложить вероучение, подобающее людям свободомыслящим. Вернемся к языческим божествам. С радостью преклоним колена перед Юпитером, Геркулесом или Палладой; но довольно с нас сказок о творце вселенной, которая приходит в движение сама по себе; довольно разговоров о Боге, не обладающем протяженностью и тем не менее заполняющем безграничное пространство, о Боге всемогущем, не способном исполнить ни одно из своих желаний, о всеблагом существе, постоянно доставляющем нам неприятности, о поборнике порядка, чье правление зиждется на полном беспорядке. Довольно с нас Бога, портящего природу, порождающего замешательство в умах и подталкивающего человека к совершению безобразий; нельзя наблюдать за таким Богом, не содрогаясь от возмущения – предадим Его забвению, из которого Его недавно чуть было не извлек бесчестный Робеспьер. [10]
10
Все религии в один голос превозносят мудрость и всемогущество божества; но стоит коснуться его деяний – тотчас обнаруживаются непоследовательность, бессилие и слабоумие. Уверяют, будто Всевышний сотворил мир для самого себя, если так, то почему он не добился от людей надлежащего почитания? Господь создал нас для поклонения ему, а мы денно и нощно насмехаемся над ним! Бедный боженька! (Прим. авт.)
Французы, пусть место недостойного этого призрака займут величественные образы, обеспечившие Риму мировое господство; с христианскими идолами мы расправимся так, как недавно расправились с мифами о наших королях. Мы уже научились водружать символы свободы на опорах, некогда служивших тирании; теперь нам по силам устанавливать статуи великих людей на пьедесталах, прежде занятых изваяниями шутов, почитаемых христианами. [11] Без опаски вводите атеизм в деревню. Думаете, крестьянам не дано понять, сколь необходимо избавиться от католического культа, противного истинным принципам свободы? Вспомните, как безучастно наблюдали они за разгромом алтарей и домов священников. Ах, поверьте, с не меньшей легкостью отрекутся они и от своего несуразного бога. В самых примечательных местах их поселений следует установить статуи Марса, Минервы, Свободы и ежегодно справлять там празднества; кто отличится наивысшими заслугами перед отечеством, будет жалован на этих празднествах гражданским венком. Прежде чем уединяться в роще, влюбленные посетят сельский храм, воздавая почести Венере, Гименею и Амуру. Постоянство в любви будет увенчано представительницами красоты – грациями. Чтобы удостоиться их венка, мало просто любить, его надо заслужить героизмом, талантами, человечностью, великодушием, проявлением гражданской доблести – вот какие титулы возложит юноша к ногам своей возлюбленной, титулы куда более ценные, нежели требуемые прежде – в угоду пустому тщеславию – знатность и богатство. Такое богослужение, по крайней мере, вызовет расцвет добродетелей, в отличие от христианства, которому мы столь малодушно поддались и которое порождает одни только преступления. Новый культ станет союзником свободы, чьими служителями мы себя считаем; придав ей новое дыхание, он поддержит и разожжет ее костер, в то время как теизм суть смертельный враг горячо почитаемой нами свободы. Пролилась ли хоть капелька крови, когда рушились языческие идолы в Восточной Римской империи? Отнюдь: в те времена переворот, вызревший благодаря оцепенению загнанного в рабство народа, произошел без малейших осложнений. Так стоит ли опасаться, что умозрительное сооружение философов окажется прочнее здания, выстроенного деспотами? Никому, кроме священников, не удержать в рабском поклонении химерическому богу тот самый народ, который вы так страшитесь просвещать; удалите священников от толпы – и завеса спадет естественным путем. Поверьте, народ гораздо мудрее, чем вы себе представляете, сумев высвободиться из оков тирании, он не замедлит избавиться и от суеверий. Вы боитесь простолюдина, с которого снимут эту узду? Что за неразумие! Ах, сограждане, неужели тот, кого не останавливает реальный меч правосудия, убоится неких духовных мук в аду? Да он привык над ними потешаться с детства! Теизм ваш не раз содействовал преступлениям, предотвратить же не сумел ни одного. Верно, страсти ослепляют нас, затуманивая наш взор, и мы представляем в ином свете таящиеся в них опасности, но возможно ли предполагать, что столь далекие от нас наказания, предвещенные вашим Богом, способны рассеять миражи, которые не в силах разрубить даже меч правосудия, постоянно висящий над страстями и их последствиями? Очевидно, что дополнительная узда, навязанная некоей божественной идеей, бесполезна, и более того, в иных случаях, даже опасна. Какую же службу она может нам сослужить? Какими мотивами должны мы руководствоваться, продолжая настаивать на идее о существовании Бога? Мне возразят, что мы еще не готовы укреплять нашу революцию столь решительным образом. Ах, дорогие соотечественники, путь, пройденный нами с 1789 года, гораздо труднее того, что нам предстоит проделать, – теперь не потребуется столь радикальной обработки общественного мнения, как в пору взятия Бастилии. Поверьте в мудрость и смелость народа, низвергнувшего с вершин почестей до подножия эшафота бесстыдного монарха: народ, сумевший за короткий срок перебороть столько предрассудков и разорвать столько пут, ради общего блага и ради процветания республики без труда пожертвует неким фантомом, еще более обманчивым, нежели призрак королевской власти.
11
Речь идет о великих деятелях, чья репутация сложилась в незапамятные времена. (Прим. авт.)