Философские трактаты

(44) Заслуживает похвалы Аристотель за то, что учил, что все движущееся движется или по [своей] природе, или [внешней] силой, или по [своей] воле (aut natura, aut vi, aut voluntate) [289] . Движутся Солнце и Луна и все звезды. То, что движется природой, то либо от своей тяжести несется вниз, либо вследствие легкого веса — вверх. Ни то, ни другое не относится к звездам, потому что их движение происходит по кругу. Нельзя также сказать, что их движение вызвано некой большей силой, так что звезды якобы движутся вопреки [своей] природе, ибо что может быть больше [их]? Итак, остается считать, что звезды движутся самопроизвольно. Тот, кто их видит и все же отрицает существование богов, поступает поэтому не только невежественно, но и нечестиво. Но, конечно, небольшая разница — отрицать ли существование богов или утверждать, что они ни о чем не заботятся, ничего не делают; мне так кажется, что тот, кто ничего не делает, как бы вовсе не существует. Итак, что боги существуют, настолько очевидно, что того, кто это отрицает, едва ли можно считать в здравом уме.

289

В дошедших до нас сочинениях Аристотеля аналогичного высказывания не обнаружено, хотя оно вполне в духе этого философа. «Природа» в данном случае — внутренняя бессознательная природная сила, заключенная в вещи; «сила» (vis) — внешняя по отношению к объекту воздействия.

XVII. (45) Остается обсудить, какова природа богов. В этом вопросе главная трудность состоит в том, чтобы отвести умственный взор от привычного для глаз. Эта трудность приводит к тому, что и простой народ и философы, уподобившиеся невежественному люду [290] , не могут представить себе богов, иначе как в человеческом облике. Неосновательность этого мнения уже достаточно показал Котта, так что мне об этом незачем и говорить. Но так как в душе у нас заложено определенное представление [291] , что бог таков, что, во-первых, он одушевлен и затем, что во всей природе нет ничего превосходнее его, то я не вижу, что более соответствовало бы этому представлению и понятию, чем утверждение, что этот самый мир, которого ничто не может быть превосходнее, он и одушевлен, и бог, (46) Пусть сколько угодно шутит Эпикур, человек менее всего способный на шутку и вовсе не напоминающий этим свое отечество [292] , пусть говорит, что не может понять, каков этот вращающийся и круглый бог, никогда он не убедит меня отказаться от того, что он и сам утверждает. По мнению Эпикура, боги существуют, поскольку необходимо должна быть некая природа (natura), столь превосходная, что лучше ее нет ничего. Но ведь определенно нет ничего лучше мира. Без сомнения, то, что одушевленно, что имеет и чувство, и разум, и ум, то лучше того, что лишено этого. (47) Так получается, что одушевленный мир владеет чувством, умом, разумом, а отсюда следует заключение, что мир — это бог. Но это станет немного спустя еще более понятным из тех самых дел, которые совершает мир.

290

Философы, уподобившиеся невежественному люду, — эпикурейцы. См.: I, 76.

291

В душе у нас заложено определенное представление — стоики придавали большое значение роли ; Цицерон перевел это, введенное Эпикуром, греческое слово латинским anticipatio, объяснив его как некое предвосхищенное душою отображение или впечатление (informatio) о вещи. См.: I, 43.

292

Эпикуру… вовсе не напоминающий… свое отечество — жители Аттики, родины Эпикура, славились своим остроумием и склонностью к шуткам.

XVIII. Между прочим, Веллей, не выставляй, пожалуйста, на вид, что вы совершенно не получили никакого образования. Ты говоришь, что и конус, и цилиндр, и пирамида тебе кажутся более красивыми, чем шар. Необычные у вас взгляды [на красоту]! Но пусть они будут красивее на вид, хотя мне самому это не кажется, ибо какая фигура может быть красивее той, которая одна заключает в себе все остальные фигуры, которая не имеет никакой шероховатости, никакой неровности, ни одного угла, о который можно порезаться, никаких надломов, ни одного выступа, ни одной впадины? В сущности только две формы являются превосходнейшими: из объемных — шар (globus), ибо так следует переводить [греческое] ; из плоских — круг, или окружность (по-гречески ); только этим двум формам присуща та особенность, что все их части совершенно сходны между собой и крайние точки отстоят от центра на одинаковом расстоянии — правильнее этого ничего не может быть. (48) Но если вы этого не видите оттого, что никогда не нюхали ученой пыли [293] , то неужели вы, физики, не могли додуматься до того, что равномерность движения, постоянство и упорядоченность никак не могли бы сохраниться в другой фигуре? Итак, ничто не может быть невежественнее того, что вы обычно твердите. Вы говорите, что этот самый мир необязательно должен быть круглым, что, может быть, он имеет другую фигуру и бесчисленные другие миры имеют другие формы. (49) Если бы Эпикур выучил, сколько будет дважды два, он бы, наверное, не говорил этого. Но, как говорит Энний [294] :

293

Не нюхали ученой пыли — при изучении математики стол посыпали тонким песком и по нему чертили геометрические фигуры и знаки.

294

Как говорит Энний — в каком сочинении, неизвестно.

Пока он решал, что всего лучше, нёбом, Он своих глаз не поднял на свод неба [295] .

XIX. Ведь есть два вида звезд; из них одни, совершая свои движения по неизменным путям с востока на запад [296] , никогда ни на шаг не отклоняются от своего направления, другие же совершают непрерывные обращения по двум, всегда одним и тем же путям и направлениям [297] . Оба эти явления свидетельствуют как о вращении самого мира, которое было бы невозможно, если бы он не был шарообразной формы, так и о круговых орбитах звезд. Прежде всего скажем о Солнце, которое занимает главенствующее положение среди звезд. Оно движется таким образом, что когда щедрым светом заливает земли, то эти земли то в одних, то в других частях оставляет в тени. Ибо сама тень земли, застилая солнце, производит ночь [298] . Продолжительность ночей [в совокупности] та же, что и дней. Солнце, то в меру приближаясь, то отдаляясь, регулирует меру воспринимаемого нами и тепла и холода. Триста шестьдесят пять оборотов Солнца с добавкой около одной четвертой части дня составляют годичный круговорот [299] . А отклоняя свой путь то к северу, то к югу, Солнце производит лето и зиму и те два времени года, из которых одно примыкает к состарившейся зиме, другое — к лету. Вот эти-то четыре сменяющиеся времени года являются причиной и началом всего, что производит земля и море. (50) Луна проходит за месяц тот же путь, что Солнце за год. Свет ее слабее всего, когда она ближе подходит к Солнцу, самый же полный [свет], когда она дальше всего отходит. И не только вид и форма ее меняются, то вырастая [до полноты], то убывая до конца, но также и местонахождение в небе: то в северной его части, то в южной. Вследствие этого и в пути Луны есть нечто подобное и зимнему и летнему солнцестоянию. И многое от них проистекает такого, от чего и живые существа питаются, и растения, порождаемые землей, растут и вырастают и достигают полной зрелости [300] .

295

В оригинале игра слов: «palatum» — «нёбо» и «palatum» — «свод» (неба).

296

С востока на запад — видимое, кажущееся движение неподвижных звезд на небе, которое объясняется действительным вращением земли в обратную сторону.

297

По двум… направлениям — планеты совершают видимое движение по небу в направлении обратном движению земли и действительное движение по своим орбитам вокруг солнца, по кругу Зодиака.

298

Тень земли, застилая солнце, производит ночь — ср.: Гигин. Об астрономии, IX, 9: «Ночью мы называем тень земли, когда она застилает свет солнца».

299

В 46 г., т. е. за два года до написания Цицероном трактата «О природе богов», Юлий Цезарь по предложению александрийского математика и астронома Созигена ввел новый календарь, «юлианский», в основу которого был положен египетский солнечный год вместо римского лунного.

300

Древние греки и римляне верили, что луна порождает росы и туманы, влияет на рождение, рост и развитие растений, животных и людей.

XX. (51) Особенно поразительны передвижения тех пяти звезд, которые неверно называются «блуждающими» («errantes») [301] , потому что вовсе не блуждает то, что в продолжение всей вечности сохраняет постоянство и закономерность своих передвижений, поступательных, возвратных и остальных. Но особенно удивительно в звездах, о которых мы говорим, то, что они то скрываются, то снова появляются, то удаляются, то возвращаются, то движутся, опережая Солнце, то следуют за ним, и движутся то скорее, то медленнее, то совсем не движутся, а некоторое время стоят на месте. Исходя из неравномерных их движений, математики и установили «великий год», который наступает тогда, когда Солнце, Луна и пять планет, после того как все они прошли свои пути, займут то же взаимное расположение [302] . (52) Насколько он долог — большой вопрос. Но он неизбежно имеет определенную и конечную длительность.

301

Пяти звезд, которые неверно называют «блуждающими» — т. е. пяти известных древних планет: Сатурна, Юпитера, Марса, Венеры и Меркурия.

302

В древности длина «великого года» была вычислена в 12954 лет. Ср.: Гортензий, фр. 26; Цицерон. О государстве, XXII, 24.

Та [планета], которую называют звездой Сатурна, а греки — , самая далекая от Земли, совершает свой путь приблизительно за тридцать лет [303] , причем в этом пути она движется самым удивительным образом, то впереди [Солнца], то отставая [от него], то скрывается в вечернее время, то снова появляется в утреннее. И на протяжении бесчисленных столетий, всей вечности ничто не меняется в последовательности ее движений.

А ниже этой, ближе к Земле, движется звезда Юпитера, которую называют , тот же круг двенадцати созвездий Зодиака она проходит за двенадцать лет и на своем пути меняет свое движение так же, как звезда Сатурна. (53) Ближайшую к нему нижнюю орбиту занимает , называемая также звездой Марса, она обходит тот же круг Зодиака, что и две верхние за двадцать четыре месяца без шести, если я не ошибаюсь, дней. А ниже этой есть звезда Меркурия, ее греки называют , она обходит пояс созвездий Зодиака приблизительно за год, и, не отдаляясь больше чем на одно созвездие от Солнца, то обгоняет его, то следует за ним. Нижняя из пяти планет и ближайшая к Земле — это звезда Венеры, что называется по-гречески ; (а по-латыни Lucifer), когда она восходит перед Солнцем, и , когда выходит после него. Она завершает свой путь за год и обходит пояс Зодиака, его ширину и длину (то же, что делают верхние планеты, то предшествуя Солнцу, то следуя за ним, но не отдаляясь от него больше чем на два знака Зодиака) [304] .

303

Цицерон приводит ряд греческих названий планет: Сатурна ( — «сияющая»), Марса ( — «огненно-красная»), Юпитера ( — «блистающая»), Меркурия ( — «мерцающая»), Венеры ( — «светоносная» и — «вечерняя»).

304

Приводимые Цицероном здесь и ниже данные о длительности оборота планет несколько расходятся с данными современной науки.

XXI. (54) Так вот, я не могу понять этого постоянства у звезд, эту поразительную согласованность их столь разнообразных путей в продолжение бесконечно долгого времени, если в этом не принимает участия ум, рассудок, разум. А если мы видим наличие этого в звездах, то не можем не причислить их к богам. Да и те звезды, которые называют «неблуждающими» («inerrantes»), разве не обнаруживают также наличия в них ума и мудрости, судя по согласованности и постоянству их каждодневного обращения. Они ведь не передвигаются вместе с эфиром, не пригвождены к небу [305] , как думают многие, не знающие физики. Да и не такова природа эфира, чтобы он мог силой своей охватить и вращать звезды, он ведь тонкий, и прозрачный, и проникнут равномерным жаром, и кажется недостаточно приспособлен к удержанию звезд. (55) Стало быть, неблуждающие звезды имеют свою [особую] сферу, не связанную с эфиром. А их годичные пути с их вечным, изумительным постоянством свидетельствуют, что и в них есть божественные сила и ум. Тот, кто это не понимает, кажется, вообще ничего не способен понять.

305

Звезды, которые называют «неблуждающими»… не пригвождены к небу — в «Тускуланских беседах» (V, 69) Цицерон о «неблуждающих звездах» утверждает как раз обратное, что они «движутся вместе с небом на своих незыблемых местах», подразумевая, по-видимому, под «небом» звездную «сферу».

(56) Итак, в небе нет места случайности, произволу, блужданию, суете (vanitas), в нем, напротив, полный порядок, истинность (veritas), разумность (ratio), постоянство. А те [небесные тела] [306] , которым это не присуще, — это лишенные разума (ementita), и ложные (falsa); без определенного направления они носятся вокруг Земли, ниже Луны, которая сама ниже всех других, и врезаются в Землю. Тот, кто считает, что этот изумительный порядок и невероятное постоянство небес, который порождает все и всех, существование и благополучие, обошлись без ума, тот сам, следует считать, лишен ума. (57) Итак, я, по-моему, не сделаю ошибки, если далее поведу свое рассуждение, отправляясь от сказанного тем, кто более других продвинулся в поисках истины.

306

[Небесные тела]… лишенные разума — имеется в виду, очевидно, метеоры. См.: Диог. Лаэрт., VII, 156.

XXII. Зенон дает такое определение природе: природа, говорит он, это — творческий огонь, планомерно продвигающийся по пути к порождению (ignis artificiosus ad gignendum progrediens via) [307] . Он считает, что искусству более всего свойственно творить и порождать и то, что в произведениях наших искусств совершает рука человека, намного искуснее производит природа, т. е., как я уже сказал, творческий огонь — наставник в прочих искусствах. В этом смысле всякая природа является искусством, так как имеет как бы некий путь и метод (viam et sectam), которым следует. (58) Природу же самого мира, который охватывает и содержит в себе все, тот же Зенон называет не только творением искусства, но прямо художницей («artifex»), попечительницей, провидящей все полезное и благоприятное для всех своих творений. И как другие природы, каждая от своих семян рождаются, растут, поддерживаются, так и природа мира [в целом] все свои движения совершает по своей воле, имеет свои влечения, стремления, которые у греков называются , и согласно с ними предпринимает [свои] действия, так же как и мы сами, движимые душами и чувствами.

307

Ср.: Диог. Лаэрт., VII, 138.

Следовательно, таков ум мира, который по той причине справедливо можно назвать или «предусмотрительностью» (prudentia), или «провидением» (providentia) (греки же называют ), что его главнейшая забота и главное занятие состоит, во-первых, в том, чтобы мир наилучшим образом был приспособлен для продолжительного существования, затем, чтобы он ни в чем не испытывал недостатка, а более всего — чтобы в нем была необыкновенная красота и все, что может его украсить.

XXIII. (59) Уже сказано о мире в целом, сказано также о звездах, так что уже появилась едва ли ни целая толпа богов, но не бездействующих и не таких, для которых деятельность является трудным и тягостным занятием. Ибо они не состоят ведь из жил, кровеносных сосудов, костей и не питаются кушаньями и напитками, которые могли бы скопить в них слишком острые и слишком густые соки. И тела их не таковы, чтобы они боялись падений или ударов, или опасались заболеть от усталости. Эпикур, остерегаясь этого, придумал бесплотных и ничего не делающих богов. (60) Но те наши боги, наделенные прекраснейшей формой, помещенные в чистейшей области неба, так движутся и так направляют свой путь, что, кажется, они согласились сохранить все и обо всем заботиться.

И греческие мудрецы [308] , и наши предки не без основания установили и назвали богами многие другие природы за приносимые ими великие благодеяния. Ибо они полагали, что все, приносящее великую пользу роду человеческому, — это проявление божественной доброты к людям.

И вот то, что порождено богом, называли именем самого бога, например, плоды полей — Церерой, вино — Либером, отсюда известное место из Теренция [309] : <

308

Греческие мудрецы — в частности, Персей и Продик. См.: I, 38; I, 118, примеч.

309

Теренций. Евнух, 732.