Фируз
Шрифт:
Старик встал со своего места. Ноги согнулись под тяжестью огромной туши и немного задрожали.
– Спи спокойно. И пусть эта ночь больше не потревожит тебя.
Отец развернулся и направился к двери. Холодный воздух непривычно колол его жирное тело. Обхватывая со всех сторон, он сковывал своими ледяными оковами и заставлял голову вжиматься, а руки - прятаться в широких складках одежды.
Ему не так часто приходилось выбираться из своей маленькой комнатушки, которую за годы Пути он превратил в кабинет. Один-два раза за год. Иногда, но это случалось крайне редко, три раза. Все эти выходы всегда были обусловлены жизненной
Сколько времени прошло? Не помню... Я стал настолько старым, что частицы памяти начали покидать старика, оставляя меня наедине со своими вопросами, которые как голодные звери набрасывались на меня и были готовы сожрать, не оставив и малейшего шанса на спасение. Они были повсюду. Даже сейчас, они окружают меня. В этих стенах, промерзших до самого основ ания, в ступенях крутой лестницы , устремлявшейся на самый верх. Они преследуют меня! И я не могу дать им отпор.
Его шаги были слабыми - тело уже не могло выдерживать нагрузку и заставляло Отца часто останавливаться возле перил, тяжело дыша и переводя дух. Каждый метр как покорение высокой вершины. Сердце билось и стонало, сиплое дыхание, едва-едва вырываясь на волю, тут же превращаясь в холодных помещениях в пар. Этот путь наверх был тяжел, но он должен был пройти его.
Наконец, впереди показалась знакомая дверь. Громко постучав и дождавшись, когда с другой стороны появятся человеческие голоса, старик заговорил.
– Это я, Хаммонд.
Дверь распахнулась и яркий свет тут же залил темный коридор. Отблески желтого свечения рванули во все стороны и через несколько секунд полностью осветили пространство позади старика.
Глаза заболели, и он отошел в сторону.
– Проходи, мы давно ждем тебя.
Внутри повеяло теплом. С каждым шагом, проходя внутрь, он чувствовал, как это приятное ощущение тепла распространялось по всей поверхности его коже. Глаза поднялись вверх, а мышцы благодарно ответили дрожью по всему телу. Так много лет он видел столь яркого свечения, что память тут же подняла из глубин его мозга воспоминания о Земле. О том ярком солнце, что светило почти каждый день и много-много часов не сходило с небосвода, согревая воздух и почву под ногами. О, это солнце!
Но вскоре память закрылась. Перед глазами возникло несколько силуэтов, среди которых он смог узнать двоих. Остальные: молодой парень и девушка, были неведомы ему и вопросительный взгляд, упавший на бледное лицо Хаммонда, тут же потревожил неудобную тишину.
– Это моя дочь и ее будущий спутник. Силана - Хаммонд повернулся к высокой и стройной девушке, чьи волосы были распущены, а глаза горели нескрываемым любопытством.
– Это наш Отец. Познакомься с ним.
Девушка сделала несколько шагов вперед и протянула руку навстречу сгорбившемуся старику.
– Это честь для меня.
Ее глаза тут же опустились, но старик видел, что все это не было искренним и являлось простой формальностью.
– Мы хотели поговорить с тобой, Отец, по поводу нашего странствия.
– Хаммонд обошел старика с боку.
– Дети требуют ответов. Они больше не могут и не хотят терпеть издевательства над ними.
– Я никогда не позволял
себе унижать своих последователей и уже тем более издеваться. Все это сплетни и склоки, которые рано или поздно сойдут на "нет".– Ты не прав, брат мой, - Хаммонд немного повысил голос, но поняв, что сделал это ошибочно, вновь вернулся к своему обычному тембру.
– Мы проделали долгий Путь. Все мы: ты, я, наши дочери и все те простые люди, которые поверили тебе и твоим обещаниям. Но времена изменились - выросло новое поколение, не верящее в наши убеждения и стремления. Старики умирают, и их вера вместе с ними. Что ты собираешься делать, когда последний из тех, кто еще помнил, ради чего все это начиналось, умрет в ледяных комнатах этой проклятой всеми богами посудины? Что ты начнешь говорить?
Вопрос встал острее, чем предполагал старик. Мысли вновь наполнили его голову и каждый ответ следовало тщательно взвесить.
– Я никого и никогда за собой не тянул - тебе это прекрасно известно.
– Да, ты прав, - Хаммонд немного подался вперед и посмотрел на свою дочь, которая все это время стояла перед Отцом и смотрела на этого человека.
Ее тело было похоже на тоненький саженец, посаженный в холодную землю всего несколько дней назад. Руки аккуратно сложены, а широкие, почти лишенные красных капилляр глаза, все время смотрели на него.
– Они хотят ответов?
– спросил старик, зная ответ.
– Да, - резко выстрелил Хаммонд и после добавил, - Немедленно.
В этом их вся проблема. Желания. Порой они страшнее наших самых главных врагов. Ни один из смертных грехов не может быть так опасен как наши собственные желания. Зарождаясь в глубине, они копят силу, выжидают, а потом, в самый неподходящий момент начинают овладевать тобой. Я смог побороть их, но так и не сумел научить этому своих детей. И вот теперь они взяли верх. Сотни людей, живущих и умирающих в этих темных помещениях и заброшенных ангаров, хотят получить ответы, и если я откажу им, то последствия окажутся намного страшнее, чем может представить себе любой из присутствующих.
– Хорошо, - старик прошел вперед и посмотрел в запотевшее окно, выводившее на центральную площадь Веры. Сейчас там было мало людей. Рабочие, сновавшие из стороны в сторону, заменяя вышедшие из строя батареи и унося их в утиль-боксы, простые люди. Сегодня все было по-другому. Видел он и трибуну. Сверху она казалась совершенно не такой большой как это можно было чувствовать, находясь на ней перед огромной толпой верующих. Старик вспоминал как говорил с нее, как призывал людей собраться с духом и до последнего вздоха следовать Пути, не сворачивая с него, каким бы трудным и сложным он не был.
Хаммонд был прав: времена изменились. Слишком много воды утекло.
– Что они хотят услышать? Каких ответов?
– не поворачиваясь лицом к собеседнику, спросил Отец.
– Они устали. Их вера вот-вот даст трещину и откроет путь для хаоса, силу которого мы не сможем обуздать.
– Бунт?
– Нет. Гораздо страшнее. Время и замкнутое пространство, как червь, подточили их стойкость. Теперь они стоят на краю пропасти и лишь слово Отца может решить: шагнут ли они в нее или сдадут назад. Ты, и только ты сейчас можешь спасти их, и всех нас от неминуемой гибели.