Физрук-10: назад в СССР

— Понятно, — откликнулся я. — Спасибо! Я узнал, что хотел.

— Рада, что смогла помочь…

— Кстати, насчет помощи… Я могу рассчитывать на вас, Таня, в одном очень важном деле?.. Это касается моих учеников.

— Да, конечно… Сделаю, что смогу.

— Тогда я еще позвоню вам.

Я допил свой чай и поднялся.

— Звоните, я буду ждать, — сказала Таня, проводив меня в прихожую.

В ее голосе мне почудились до боли знакомые нотки. Не хватало мне еще влюбленности юной девы. Я поспешил откланяться. Выйдя под ночное, необычайно ясное небо, я направился не к своему дому. Мне остро захотелось повидать младшего братца. Педагогика педагогикой, а морочить себе голову я не позволю. С меня достаточно всех этих безумных историй, от которых отдает откровенной чертовщиной и малонаучной фантастикой. Отныне я намерен действовать с открытыми глазами, не застланными мистической чушью.

Через десять минут я вошел в подъезд и позвонил в дверь квартиры Борисовых. Дверь мне открыл сам Володька. Увидев меня, обрадовался. Моя решимость его выпороть резко пошла на убыль. Придется воззвать к совести. Если она в этом сорванце еще сохранилась. Кстати, и Всеволод Всеволодович здесь! Тоже неплохо бы его послушать. Ведь он у них главный заводила! Нет. Я не собираюсь сейчас рушить их мечты. Мне достаточно получить с них ответ за совершение конкретных деяний.

— Сестрица дома?

— Не-а, — сказал брательник. — Гуляет она со своим.

— А Севка у тебя?

— Ага.

— Ну и отлично. Мне-то вы как раз и нужны.

— Чаю будешь? — спросил Володька.

— Нет. Чаю я как раз напился. И знаешь — с кем?

— С кем?

— С Таней Савватеевой. Только ей не тринадцать, а восемнадцать. И еще у нее есть младшая сестренка Света. Улавливаешь?

Пацан потупился и проворчал:

— Улавливаю.

— И что ты на это скажешь?

Брательник замялся. Стоял ковыряя пальцем босой ноги пол в прихожей.

— Ладно. Пойдем поговорим с твоим другом. Ведь он у вас главный заводила.

— Он занят… — пробормотал Володька. — Ну с одним человеком разговаривает.

— Ну, значит, и я поговорю с этим человеком. В конце концов, я ваш учитель.

Братишка смотрел на меня умоляюще. Он явно не хотел меня пускать в комнату, где Перфильев-младший «с одним человеком разговаривает», но и не знал, как меня остановить. Я разулся. Снял куртку и шагнул в большую комнату. Володька не стал мне препятствовать. Я подошел к двери в детскую и постучал. Войти меня не пригласили, но дверь открылась. Я увидел растерянное лицо Севки, а за ним маячившую фигуру взрослого мужика. Отодвинув пацана в сторонку, я вошел.

— Здравствуйте! — сказал мужик, поднимаясь.

Признаться к такому я готов не был. Одно дело слушать рассказы лжеписателя, который оказался тем еще фантазером. Другое — увидеть инсектоморфа собственными глазами. Нет, никакого сегментированного брюшка, плащеподобных прозрачных крыльев, сложенных на груди средних лапок и жвал на лицевой маске не было, но зрелище все равно оказалось малоприятным. Не удивительно, что эти люди таятся. Чего только стоят эти чудовищные наросты на лице и скрюченные, поросшие длинным жестким ворсом кисти рук. Во всем остальном — мужик как мужик.

— Сева, выйди! — велел я и добавил: — Мне надо поговорить с этим товарищем.

Перфильев-младший переглянулся с человеком-осой и тут кивнул. Пацан вышел, оставив меня с гостем наедине. Тот буравил меня своими глазенками, которые и впрямь казались насекомьими из-за странных выпуклых и блестящих наростов вокруг них. Илга права — болезнь, уродство. Не исключено, что компенсированное развитием умственных способностей и гипертрофированного воображения, питаемого манией величия. Трудно жить среди людей с такой внешностью, вот и приходится придумывать новую разумную расу.

— У меня один вопрос, — заговорил я. — Зачем вы морочите пацанам голову?

Инсектоморф вдруг принялся скрести пальцами себя по бокам, видать, имитируя потирание насекомым лапками брюшка, изуродованные болезнью челюсти его зашевелились и раздался звук от которого у меня мурашки побежали по спине. Не от страха, понятно. Скорее это можно сравнить с ощущением, которое вызывает поскребывание железякой по стеклу. Я почувствовал трудно преодолимое желание врезать ему по рылу, но сдержался. Бить больного уродца свинство. Человек-оса, наконец-то справился со своим ротовым аппаратом и выдавил:

— Мы не морочим. Помогаем найти другой путь.

— Какой другой? — усмехнулся я. — У нас, советских людей, один путь, общая цель — коммунизм.

Собеседник снова проскрипел-поскрипел и заявил:

— Коммунизма не будет. Будет война. Все погибнут.

— Откуда такая уверенность?

— Люди все проблемы решают через насилие. Ведь вам хочется меня ударить.

— Не скрою. Хочется. И я это сделаю, если вы не оставите детей в покое. Вы пичкаете их своими химерами, а им предстоит жить в реальном мире. Дискутировать с вами я не собираюсь. Ноги в руки и чтобы я больше вас не видел. Следующая встреча может закончится для вас плачевно.

Человек-оса спорить не стал. Он поднялся со стула на котором сидел и вышел из детской. Я последовал за ним. Во избежание эксцессов. Проводив гостя, вернулся к пацанам, которые сидели рядком на диване, не поднимая на меня глаз. Я ушел на кухню, поставил чайник на газовую конфорку. Заглянул в заварник — пусто. Ладно, не гордые. Я сполоснул его кипятком. Нашел чай в жестяной банке с изображение слона. Насыпал с пяток ложек заварки в чайник, залил водой и накрыл матерчатой куклой. Вернулся в большую комнату, где также молча сидели пацаны.

— Ну, чего надулись, как мыши на крупу? — спросил я. — Обиделись на меня, что я выставил этого дядю? Вряд ли Ксюша обрадовалась бы такому гостю. Да дело даже не в этом. Почему вы уверены, что этот человек и другие, ему подобные, желают вам добра? Потому что рассказывают красивые сказки?

— Это не сказки, — пробурчал Володька.

— А ты, Сева, тоже так считаешь?

— Нет, — сказал он. — В примитивном изложении даже теория относительности звучит, как сказка. Истинную ее сущность могут понять лишь люди, владеющие математическим аппаратом.

— Хочешь сказать, что я не шарю в высшей математике, а следовательно не могу судить?

— Ну я не хотел вас обидеть, Александр Сергеевич.

— Я не обиделся. Вполне допускаю, что в тонкостях этой вашей «теории относительности» я не разбираюсь, но я кое-что понимаю в людях. Ведь эти, так называемые, инсектоморфы — не пришельцы, не разумные насекомые, а всего лишь больные люди. У них редкое заболевание, не поддающееся лечению. Я не утверждаю, что они больны психически, но физическое уродство нередко ведет к завышению самооценки. Чтобы компенсировать внешние недостатки, они частенько придумывают красивые теории, считают себя избранниками бога, судьбы или эволюции. Норму они считают отклонением, а отклонением нормой. Вот и эти люди-осы вообразили, что они обладают особым знанием, которое должны передать подрастающему поколению. То есть — вам.