Флавиан. Армагеддон

Лица у них выражали сосредоточенную задумчивость, они вышли быстрым шагом из помещения, даже не взглянув вокруг.

Мы вошли к старцу.

— Флавианушко! Алёшенька! — тихо проговорил папа Гесрасим, улыбнувшись какой-то небесной улыбкой, когда мы с батюшкой подошли к его одру. — Моё послушание закончилось, а вам ещё надо потрудиться пока…

Мы присели у его кровати на стоявшие рядом стулья.

— Сейчас непросто будет в России, — так же тихо продолжил старец, — и во всём мире будет непросто… Но вы не смущайтесь и других укрепляйте — всё, что будет, это от Бога, по Его Любви, это всё нужно, чтобы больше людей спаслось!

Папа Герасим затих, прикрыл глаза и замолчал на какое-то время, потом снова поднял веки и взглянул на нас словно откуда-то сверху, из Света, который струился из его ясных, совсем не стариковских глаз.

— Если бы вы знали, что нам всем Господь приготовил Там! — он вздохнул тихо и как-то легко-легко. — Надо ещё просто потерпеть, потерпеть и подержаться за веру и за молитву! Остальное Христос Сам сделает, а «претерпевший же до конца спасётся» (Матф. 24:13).

Ты, Флавианушко, молись и укрепляй паству, жалей их, немощных, и учи жалеть друг друга — это сейчас главное, это надо суметь в сердцах сохранить!

А ты, Алёша, всё смотри, запоминай и пиши, пиши — пусть люди через это больше узнают о Спасении, молись и пиши, деточка! Бог твой труд благословит и тебе поможет.

Идите, братие, я вам всё сказал, что вам потребно. Простите меня и молитесь о мирном отшествии моем!

— Простите нас, отче! — мы с Флавианом повалились в земном поклоне у ложа старца. — Простите и благословите нас, грешных!

— Бог вас благословит! — прошептал папа Герасим и слабой рукой осенил нас крестным знамением.

Мы вышли.

***

Через два дня папа Герасим почил о Господе.

Мы всё это время провели в скиту у отца Никифора, «отводя душу» в молитве и афонском житии после нашего активного европейского «турне».

Казалось, что мы в Раю!

***

На следующий день после погребения старца, в котором приняло участие, наверное, пол-Афона, мы с Флавианом перебрались в Пантелеимонов монастырь, чтобы оставшиеся несколько дней на Святой Горе помолиться в любимой нами обители и повидать своих пантелеимоновских друзей-монахов.

***

Отец Александр принял нас, устроил в две отдельные одноместные кельи в нешумном конце коридора на одном этаже с трапезной, чтобы нам с Флавианом удобно было зайти туда попить чаю из афонских трав с сухариками, которые всегда были наготове для оголодавших паломников.

— Ну, отцы! — улыбаясь из-под густых усов, расспрашивал он нас: — Расскажите хоть про Милан, откуда вы прилетели, что вас там впечатлило?

— Гламур, отче! — взглянув на Флавиана и увидев, что он готов уступить мне инициативу в повествовании, начал я. — Сплошной гламур и откутюр!

— Что это за слова такие? — засмеялся схимонах. — Я таких не слышал, что они означают?

— Hautecouture, отче, чтобы вам, неграмотным и дремучим монахам, было известно, переводится как «высокое шитьё», по-итальянски это звучит как AltaModa, — я изобразил на лице выражение крайней снисходительности. — A glamour — это типа «шарм», «обаяние», ну как бы тебе объяснить, чтобы было понятно…

Во! Помнишь, в прошлый раз, когда мы здесь сидели, сюда заезжал некий архимандрит из раскольничьей «филаретовской» украинской церкви, в шёлковом подряснике с вышивками, с запонками от «Swarovski», в лаковых ботинках, в монашеском ремне с плетёными кожаными косичками, с подбрито-подстриженным затылком и бородкой и весь благоухающий парфюмом, то есть духами?

— Помню, ещё бы, мы его не приняли, так он за это матом ругался! — подтвердил отец Александр.

— Ну вот, его стиль внешности и называется гламур, букву «г» лучше произносить по-украински мягко, — объяснил я этому дремучему анахорету. — Теперь представь, что весь Милан наполнен такими «архимандритами» как тот, только в «гражданке» а не в «пiдрясниках»!

— Да ну! — удивился наш друг схимник.

— Честно слово! — закивал я. — Такого количества холёных, разодетых, надушенных и преисполненных сознания собственной значимости мужиков я ещё нигде не встречал в одном месте сразу!

— Да, Лёша не преувеличивает! — подтвердил Флавиан. — Это действительно бьёт в глаза.

— Там на улицах бутиков с одеждой для мужчин не меньше, если не больше, чем с одеждой для женщин! — продолжил я. — Что-то в этом есть нездоровое, на мой взгляд со стороны. Всё-таки мужики хоть в тряпках не должны женщинам уподобляться, как мне кажется!

А так город красивый в плане архитектуры, зданий много старинных. Замок Сфорца пятнадцатого века — резиденция миланских герцогов, конечно, впечатляет… — я вдумался. — А больше я и не помню ничего особенного, сплошной гламур какой-то!

***

— Извините, что вмешиваюсь, — интеллигентного вида мужчина средних лет, сидевший с нами за одним столом, вступил в разговор, — я по поводу Милана с вами совершенно согласен, я там по работе бываю. А вы в Португалии не были?

— В Португалии? — удивился я. — Это где-то рядом с Испанией? Даже не представляю себе, что это за страна, чем она примечательна.

— Многие не представляют! — улыбнулся мужчина. — А страна очень интересная.

— Вас как зовут? — спросил его Флавиан.

— Меня — Василий! — ответил тот.

— А меня — Алексей! — представился я. — А батюшку — игумен Флавиан, а этого батюшку…

— С этим батюшкой, отцом Александром, я знаком, — засмеялся Василий. — Ещё с тех пор, когда он был архондаричьим и меня с балкона курить на берег выгонял.

— Выгонял! — кивнул согласно схимонах.

— Теперь я вовсе не курю! — улыбнулся Василий. — Очень меня тогда отец Александр адскими муками напугал, мол, там будет курить хотеться, а взять негде, вот, мол, и отвыкай, пока здесь живём.

— Отвык? — спросил схимник.

— Слава Богу, отвык, вашими афонскими молитвами!

— А почему Вы о Португалии заговорили? — вернул Василия к изначальной теме Флавиан.

— Я там живу, под Лиссабоном, ещё с конца восьмидесятых, когда из Советского Союза эмигрировал, — ответил он. — Я художником был, думал, в Европе скорее мировое признание получу, поэтому через женитьбу на француженке выехал.