Флибустьер
Шрифт:
— За каждого раба я буду доплачивать лично тебе по десять экю, — предложил барон Жан де Пуансе.
Щедрое предложение, если учесть, что на каждом рабе он наваривал в десять раз больше. То есть, я буду получать комиссионные в размере восьми с половиной процентов. Я не смог устоять перед таким искушением.
С набором экипажа на второй поход проблем не было. Остались почти все. Я убрал всего двух самых недисциплинированных и склонных к бузотерству и вместо них взял новичков. Никто не возмутился, хотя это было не совсем по правилам местных флибустьеров. Правила существуют для неудачников, а победитель пишет их сам.
На этот раз мы пошли к острову Тринидад. Он мало заселен, зато там есть сравнительно узкий пролив Бокас-дель-Драгон (Пасть Дракона), отделяющий остров от материка и соединяющий залив Пария с Карибским морем. В этом проливе время от времени проходят торговые суда, догнать которые на тихоходном галеоне можно только, напав внезапно. Для этого
Я приказал соорудить на самой высокой точек острова наблюдательную вышку, где целый день дежурили по два флибустьера. Один смотрел на юг, а второй — на север. Когда уставали, менялись местами. Небольшой отряд прошелся по острову и обнаружил на нем, не видимую с моря, хлопковую плантацию, на которой одиннадцать рабов-индейцев под присмотром двух надсмотрщиков как раз заканчивали собирать урожай. Флибустьеры помогли им, а потом, прихватив еще и хозяина плантации, его семью и двух рабынь, выполнявших работы по дому, все съестные припасы, ценные вещи, трех мулов и весь урожай, вернулись на галеон. Еще один отряд занимался ловлей рыбы, добычей черепах и засолкой и копчением ламантинов. Наготовили столько, что хватит на пять походов. Я сделал вывод, что будь этот район безопаснее, можно было бы сколотить состояние на заготовке и продаже рыбы, черепах, мяса и шкур ламантинов. Шкуры очень толстые, как китовые. Из них, разрезая на полосы и сплетая, делают корабельные канаты, более крепкие, чем пеньковые, и их не надо смолить, чтобы не загнивали. Смола уменьшает прочность пенькового троса примерно на четверть.
К концу второй недели примерно в полдень на вышке замахали белым флагом, подавая сигнал, что видят судно. Оно шло с юга. Двухмачтовик длиной метров двадцать пять, шириной около шести и водоизмещением тонн сто двадцать. Длинный бушприт со стакселем, кливером и блиндом, поднятым высоко над водой, не захлестывался волнами. На мачтах паруса прямые, в лва яруса на фоке и в три на гроте. На грот-мачте нижний парус — грота-трисель (косой грот). Если он поднимается по трисель-мачте — тонкой мачте, установленной позади грот-мачты, то это шнява, а если передняя шкаторина крепится к сегарсам, одетым на грот-мачту, тогда это бриг. Судя по орудийным портам в фальшборте, несет по пять пушек на главной палубе на каждом борту. Большие пушки там остойчивость сильно изменят в худшую сторону, значит, вооружена фальконетами шестифунтовыми или меньшими. Паруса выкрашены в желтовато-красный цвет. Такие обычно у голландцев и англичан. Климат у них дождливый, сырой, ткань гниет, вот они и пропитывают паруса, чтобы служили дольше, смесью лошадиного сала, масляного тира и красной или желтой охры или замачивали в морской воде, а потом втирали в ткань пасту из охры и покрывали с обеих сторон льняным маслом. Лишь бы судно было не французское, иначе придется отпустить. Ветер был попутный, юго-западный. Плюс сейчас прилив, течение несет судно к проливу Бокас-дель-Драгон. Будет возле нас часа через два. Наверное, собираются по-светлому проскочить пролив.
Охотники и рыбаки следили за вышкой, поэтому сразу, бросив все дела, начали грести к галеону. Через час они уже сидели в тридцатишестивесельном баркасе, который по моей просьбе позаимствовал у кого-то из купцов и предоставил нам губернатор Жан де Пуансе. Возглавлял абордажную команду квартирмейстер. Как ни странно, у флибустьеров капитан не обязан вести команду на абордаж. Это обязанность квартирмейстера, а капитан управляет кораблем. На баркас завели буксирный трос длиной метров под сто. Закрепив его на корме, баркас медленно потащил галеон. Из-за острова мы вышли в тот момент, когда торговое судно приблизилась к нему. Нас разделяла пара миль. Галеон двигался медленно против ветра и течения, а приз, подгоняемый ими, быстро летел в нашу сторону.
Заметив нас, на судне подняли флаг. Он был красно-бело-синий, голландский. Видимо, приняли нас за испанцев и решили, что разойдутся, как в море корабли. Я приказал поднять черный флаг, требуя остановиться и сдаться. Французский король специальным эдиктом запретил своим корсарам нести черный флаг, но я ведь не имею корсарского патента, я всего лишь пират. На голландце поняли свою ошибку и засуетились. Нос судна начал уходить влево. Часть экипажа полезла на мачты убирать паруса, чтобы лечь на другой галс, а часть принялась открывать пушечные порты и готовить фальконеты. К тому времени течение уже
приблизило их к нам настолько, что между судами было всего с полмили. Причем мы были левым бортом к добыче.— Огонь! — крикнул я своим комендорам.
На борту вместе со мной осталось шесть флибустьеров и слуга Кике. Последний стоял у грот-мачты, готовый поднять по моему приказу красный флаг. Флибустьеры же были каждый у своей полупушки с дымящим фитилем в руке. Второго залпа не будет, потому что заряжать некому.
Полупушки прогрохотали вразнобой, выплюнув густое облако черного дыма. Целились по фальшборту и выше. Попали в грота-трисель, порвав его. Может, и еще куда, но я не увидел. С непривычки мне здорово шибануло по барабанным перепонкам. В ушах зазвенело так, будто я залез внутрь огромного церковного колокола. Догадавшись, что и слуга слышит не лучше, показал ему жестами, чтобы поднимал красный флаг. Это был сигнал баркасу отдать буксир и устремиться к призу. Что и было выполнено быстро.
Торговое судно, а это была шнява, продолжало поворачивать влево, и баркас оказался в зоне поражения ее фальконетов. Я был уверен, что нас обстреляют, что будут потери, но, видимо, голландцев испугал наш залп, решили, что расстреляем их паруса из пушек, не дадим убежать, а потом жестоко накажем за сопротивление. Голландские матросы мигом слетели с мачт, так и не убрав паруса, и попрятались в судовых помещениях, чтобы ненароком не получить пулю. Капитан, стоявший на шканцах, тоже исчез. Скорее всего, наемный, не владелец судна, погибать за чужое добро не намерен. Баркас подошел к шняве, зацепился «кошками». Флибустьеры, не встречая сопротивления, поднялись на приз. Он продолжал сноситься течением в нашу сторону, должен было навалиться. Поскольку дистанция сократились кабельтовых до двух с половиной, я покричал и помахал руками, приказывая обойти нас. Меня поняли не сразу, поэтому шнява прошла у нас по носу метрах в пятидесяти, не больше. Она под командованием квартирмейстера продолжила путь на север, к Тортуге. Половина флибустьеров вернулась на баркасе на галеон, чтобы поставить паруса и дойти на нем туда же.
Шнява с экипажем тридцать четыре человека, включая капитана, везла рабов из Африки на остров Кюрасао, голландскую колонию. При отправке рабов было три сотни, в пути погибло несколько десятков. Сколько точно — капитан не знал. Считать выброшенных за борт — дурная примета, накличешь еще. По приходу узнают, сколько осталось в живых. Вонь из трюма была такая, что я сразу вспомнил испанские галеры. В каюте капитана обнаружили золотой песок весом около килограмма и рулоны хлопковой материи, которые называют «индийскими штуками». Индийскими потому, что изготовлены из хлопка, который, по мнению африканских работорговцев с берегов Гвинейского залива, растет только в Индии, а штука потому, что это была цена одного раба в возрасте от пятнадцати до сорока лет. То есть эти рулоны — африканские деньги, как и золотой песок, за четыре унции которого можно купить раба, и морские раковины зимбо, которых у голландца не оказалось, а название мне ничего не говорило. В подшкиперской лежали два слоновьих бивня. По словам капитана, бивни заказала жена мэра Виллемстада, столицы Кюрасао, а зачем — он понятия не имел. Наверное, хотела порадовать мужа, но перепутала бивни с рогами.
Экипаж мы высадили на остров Чакачакаре, дав им одну из их аркебуз, порох и пули, пару мачете, полбочки муки с червяками и объяснив, где находится разграбленная нами плантация. Уверен, они сумеют продержаться до появления следующего судна, которые здесь бывают сравнительно часто. И уж точно, моряк не из их экипажа послужат прототипом для Даниэля Дефо.
17
Больше всех обрадовался нашей добыче барон Жан де Пуансе. В живых осталось немногим больше двух с половиной сотен рабов. Плюс рабы с плантации и выкуп за владельца ее и его семью. По самым скромных подсчетам губернатор наварит на них тысяч девять с половиной экю. Для сравнения: зарплата работяги во Франции сейчас — в среднем пять экю в месяц.
Мне тоже грех было жаловаться. За шняву, рабов, хлопок, черепах и мясо и шкуры ламантинов я получил без малого две тысячи экю. Еще тысячу с довеском подогнал мне барон, как комиссионные за рабов. На вырученные от перепродажи деньги он купил шняву и отдал под мое командование по моей просьбе. Жан де Пуансе был уверен, что я предпочту галеон, как более вместительный корабль, а шняву хотел доверить Мишелю де Граммону, который пошел на поправку и вроде бы ни умнее, ни счастливее, как положено овощу, не стал. Я объяснил губернатору, что шнява намного быстроходнее и, как следствие, позволит чаще привозить добычу. Тем более, что довольно сложно наловить такое количество рабов, чтобы заполнить трюм галеона, слишком много на это уйдет времени. Жан де Пуансе согласился с моими аргументами, понадеялся, что я буду возить ему рабов сотнями и помогу не только разбогатеть, но и восстановить экономическую мощь подвластной ему территории. Вот только мне выгоднее было захватывать суда с другими грузами.