Флибустьер

Я особо не рисковал, далеко от порта не отходил, поэтому основные прелести гаитянской столицы не видел. Однажды во время прогулки обратил внимание на школьницу лет пятнадцати. Одета в форму — рубашку в сине-белую маленькую клетку и с коротким рукавом и темно-синюю юбку. На голове две короткие косички из мелко вьющихся черных волос, завязанные у основания двумя ленточками из той же ткани, что и рубашка, и сплетенные в одну над теменем, из-за чего казались рогами. На шее цепочка из желтого металла. То есть, не из совсем уж нищей семьи. Школьница сосредоточенно рылась в своем черном рюкзачке, выложив на скамейку тонкий учебник по географии, который меня заинтересовал.

— Можно посмотреть? — попросил я.

— Смотри, — разрешила школьница, продолжая поиски.

В учебнике было чуть больше шестидесяти страниц, причем половина содержания — картинки, еще четверть — тексты о Гаити и последняя четверть — об остальном мире. Я заподозрил, что у аборигенов должен быть и глобус Гаити или, как минимум, половина его.

— Двадцать баксов — и я поду с тобой, — предложила школьница, решив, наверное, что интерес к учебнику — неумелое приставание.

Чтобы не совсем уж разочаровать ее, предложил:

— Заплачу бакс за учебник. Больше ничего мне от тебя не надо.

Собирался показать учебник своим знакомым. Пусть в сравнении проникнутся размером и качеством российского образования.

— Пятнадцать… Десять… Пять… Ну, хотя бы за три, и учебник получишь! — в сердцах воскликнула школьница.

У меня не хватило дерзости унизить ее женское самолюбие. Пусть лучше считает меня жлобом, умело сбивающим цену, чем себя настолько непривлекательной, что даже немолодой мужчина не заинтересовался ею всего за три бакса.

— Пойдем, — согласился я.

Мы в тот раз грузились хлопком и сушеной кожурой горьких апельсинов, которую производят только в республике Гаити. Кожуру обдирают вручную, сушат, а потом, как мне рассказали, продают производителям дорогих французских ликеров «Гран Марнье» и «Контро». Говорят, она придает ликерам неповторимый вкус и аромат. Не пробовал эти напитки, поэтому ничего сказать не могу на счет их вкуса, но аромат от кожуры шел ядреный. К нему добавлялся непривычный запах тела гаитянки, постоянно сбивая меня с волны наслаждения, что затянуло процесс к удовольствию девицы. А получать кайф от секса она умела, несмотря на юный возраст. А чем еще заниматься в аду?!

Я заплатил ей три бакса, которые школьница, завернув в кусочек полиэтилена и нимало не стесняясь меня, засунула в мохнатый сейф, и, отказавшись от учебника, проводил до трапа. Вместе со школьницей исчезли и двадцать баксов, которые я положил в верхний ящик стола до начала сеанса, когда она была в душе.

В моей деревне жила непутевая бабенка с сыном. Она постоянно где-то пропадала, а пацан выживал, как умел. Все деревенские знали, что он подворовывает, но пускали в дом. Этот способ милосердия сначала казался мне, мягко выражаясь, непедагогичным. С годами по капле выдавливаешь из себя педагога.

Ложась вечером спать, я взбил подушку. Из наволочки выпала стилизованная фигурка человека, свернутая из куска бумаги и перевязанная пучком черных, мелко вьющихся волос. Вуду — государственная религия на Гаити. Я на всякий случай сжег фигурку, а пепел сдул в иллюминатор.

В семнадцатом веке залив Гонав кажется еще красивее. Порт-о-Пренса пока нет. Как следствие, нет и куч вонючего мусора. Но, как мне сказал трактирщик, люди на холмах уже живут. В основном это буканьеры — французские охотники. Мы двигались вдоль берега, что удлиняло путь, но делало его легче. Впрочем, поскольку я не знал точно, куда именно иду, вполне возможно, что выбранный путь был самым коротким.

В джунглях на холме, метрах в трестах от нас, прозвучал выстрел, судя по громкости, из мушкета. Я сразу свернул к кромке джунглей, где слез с лошади.

— Сиди здесь тихо, чтобы тебя не заметили, — приказал я Кике, а сам взял лук, стрелы и саблю и пошел в ту сторону, где стреляли.

Незаметно подкрасться у меня не получилось, потому что был облаян двумя гончими черно-белого окраса. Они походили на тех собак, которых я когда-то имел во Франции, но были чуть ниже ростом и с более длинными мордами и ушами. Я издал чмокающий звук, призывая их, после чего собаки сразу стали лаять реже и сбавили наполовину грозную тональность. Там, откуда они прибежали, лежал на лужайке кабан, которого уже начали разделывать, а вот охотника не было видно.

— Я не враг, не стреляй! — крикнул я на французском языке, не выходя из-за деревьев.

— Ты кто? — задал вопрос грубый мужской голос из кустов с противоположной стороны лужайки.

— Меня преследуют испанцы, я убил племянника губернатора! — крикнул я, рассчитывая, что буканьер будет исходить из принципа «враг моего врага — мой друг».

И не ошибся. Из кустов вышел широкоплечий мужчина невысокого роста с буйной шевелюрой каштановых волос, которые как бы выползали из-под придавившей их, кожаной шляпы с понурыми полями, и густой бородой, которая была неумело подстрижена. Не удивлюсь, если ее подрезали обычным ножом. Одет в кожаную рубаху с длинными рукавами и штаны. И то, и другое заеложено в некоторых местах до блеска. На ногах кожаная обувь, которую я определил, как полусапожки. Если бы они были из войлока, то решил бы, что это обрезанные, растоптанные валенки. На широком кожаном ремне висели длинный нож в ножнах слева и подсумок справа. В руках буканьер держал кремневый мушкет с взведенным курком. Увидев, что у меня нет огнестрельного оружия, медленно спустил курок, чтобы не пальнуть ненароком.

— Жак, выходи! — позвал он.

Из кустов вышел юноша лет шестнадцати, худой, длинный и чернокожий, но нос имел горбатый и черные волосы, скорее, волнистые, чем кучерявые. Наверное, в предках были индейцы. Таких здесь называют алькатрасами. Одет так же, как и мужчина. Из оружия у него было только мачете. Значит, не компаньон. Наверное, слуга. На поводу он вел неоседланного, малорослого, толстобедрого конька с большой головой и длинными ушами. Такой неказистой лошади я давно не видел. Если бы не «коровья» масть, принял бы его за тарпана.

— Займись тушей, — приказал ему мужчина и представился: — Я Жильбер Полен.

Я назвал свое имя и коротко рассказал, как очутился на Эспаньоле.

— Удивительны дела твои, господи! — подытожил мой рассказ буканьер. — Ну, пойдем в наш букан. Если захочешь, останешься с нами. Если нет, в воскресенье придет судно за мясом и шкурами, сможешь уплыть на нем на Тортугу.

— Я на берегу слугу оставил с лошадью и мулом, схожу за ними, — сказал я.

— Давай, а мы пока свинью разделаем и погрузим, — произнес буканьер.

8

Лагерь буканьеров находился на берегу речушки и состоял из большого жилого дома, подготовительного «цеха», где бычьи туши разрезали на куски с фунт весом, коптильни, из щелей которой сейчас валил густой дым и исходил такой вкусный аромат, что мой рот сразу заполнился слюной, и склада готовой продукции, расположенном ниже всех по течению. Все постройки были из жердей и пальмовых листьев. Проживало здесь еще четыре буканьера и два слуги-мулата. Между домом и «цехом» неглубокая прямоугольная (метр на полтора) яма с золой. По углам ямы воткнуты стойки с развилками в руку толщиной и высотой около метра, на которые положены продольные жерди, а на них — решеткой поперечные, более тонкие, и все связаны лианами. Это и есть букан, от которого получили название лагеря буканьеров и пошло их название. На решетку положили на спину и распластали кабанью тушу с выпотрошенным брюхом, привязав лианами лапы, чтобы не сжалась во время приготовления. В брюхо залили лимонный сок и засыпали соль и давленный стручковый перец. Под решетку перенесли в совках из коры красные угли из горевшего рядом костра. То есть, тушу запекали, как шашлык, только длился процесс намного дольше.