Флорис. Петербургский рыцарь

— О, какие фрукты, какие растении, какие деревья!

Нечего не поняв, соглядатай тем не менее вежливо поклонился:

— Да-да, барин.

Больше он ничего не успел сказать. Своим железным кулаком Флорис стремительно нанес несчастному удар в челюсть; не успев сообразить, что же с ним произошло, несчастный надолго отправился в страну снов. Адриан мгновенно вскочил и, несмотря на трагизм положения, не удержался и весело рассмеялся:

— Браво! Ну и фантазия! О, что за деревья, что за фрукты!

Флорис дружески, но не без ехидства, подмигнул старшему брату:

— Мне ведь было приказано беспрекословно повиноваться тебе и действовать, не раздумывая. И что теперь, брат?

— Теперь дело за Федором.

Несмотря на высокий рост украинец встал на цыпочки, уперевшись в землю носами своих красных сапог, схватил лук Дианы-охотницы и без видимых усилий повернул его на юг. Цоколь статуи с легким скрежетом начал медленно отодвигаться, открыв взорам отверстие, в глубине которого темнела лестница. Предусмотрительный Федор откуда-то достал факел и, подойдя к одной из печей, зажег его. Флорис и Адриан схватили лежащего без сознания шпиона и следом за казаком устремились по лестнице, внизу которой находился рычаг. Федор повернул его, и статуя, находившаяся над ними, встала на свое прежнее место. В этот момент нагруженные провизией мужики вернулись в оранжерею:

— Ох, батюшки! Клянусь святым Георгием, да здесь уж и нет никого, — воскликнул один из них.

— А лошади так и стоят снаружи.

— А ведь мы, когда шли, не видели, чтобы кто-нибудь выходил.

От страха у мужиков застучали зубы, и, причитая, они выронили все, что принесли с собой.

— Бр-р-р, видать, нечистый попутал.

— Ох, никак, сам зеленобородый водяной их утащил.

— Идем-ка позовем товарищей.

И они бросились бежать, словно за ними гнался сам Сатана.

Федор выступил в узкий проход, к счастью, достаточно высокий, чтобы можно было передвигаться в полный рост. Стены его были выложены из камня; нигде не было видно следов сырости. Оба молодых человека в подавленном настроении, хотя причины для этого у них и были разные, следовали за украинцем. Через несколько минут они пришли в большой погреб, где стояла дюжина резных деревянных сундуков с двуглавыми орлами на крышках.

— Это здесь, Федор? — спросил Адриан хриплым от волнения голосом.

— Да, барин, мы пришли.

Братья опустили все еще пребывавшего в бессознательном состоянии соглядатая на пол. Затем Адриан подошел к Федору, и тот протянул ему факел. Молодой человек опустился на колени перед одним из сундуков и откинул крышку. У сундуков не было замков, одни лишь засовы: владелец их, судя по всему знатный вельможа, не счел нужным их запереть. Адриан погрузил руки в сундук и извлек из него пригоршню золотых дукатов [15] , заструившихся у него меж пальцев.

15

Стоимость дуката равнялась двум с половиной рублям золотом. Прим. автора.

— Вы были правы, матушка, — прошептал он, — это настоящее сокровище.

Затем он повернулся к брату, молча наблюдавшему за его действиями:

— Флорис вот твое наследство.

12

Флорис покачал чернокудрой головой.

— Ты хочешь сказать, Адриан, что все это золото принадлежит нам? У нашей матушки осталось в России такое огромное состояние?

— Нет, брат, эти сундуки принадлежат только тебе, — тихо ответил Адриан; зная вспыльчивый характер брата, он хотел постепенно разъяснить тайну его рождения. — Слушай меня внимательно, Флорис. Пока мы ждем Ли Кана, у нас есть время…

Флорис опустился на колени и стал перебирать сверкавшие в свете факела монеты.

— О, Петрушка, Петрушка! — пробормотал молодой человек, прервав речь брата, — вы были царем и нашим другом. Почему вы оставили это состояние мне одному? Мне стыдно, что я оказался в таком привилегированном положении. А вы, дорогая матушка, что за тайны оставили вы мне в наследство?..

Флорис резко встал и со свойственной ему порывистостью бросился в объятия Адриана.

— Что бы там ни было, это ничего не меняет, все, что принадлежит мне, принадлежит и тебе, брат.

На глазах у растроганного казака, смахнувшего с покрытой шрамами щеки скупую слезу, молодые люди нежно обнялись. Флорис первым взял себя в руки и сел на один из сундуков.

— Говори, Адриан, я тебя слушаю.

— Ты знаешь, Флорис, что я был один у изголовья нашей умирающей матери; такова была ее воля, потому что я был старшим. Тогда она вручила мне письмо, помнишь, то самое, которое я потом передал королю, где она почтительно просила его напомнить об имени де Вильнев, которому он сам обещал покровительство русскому царю, когда тот оказался во Франции. Она рассказывала ему о нашем семействе в надежде, что он призовет нас ко двору. — Адриан перевел дыхание, взглянул на брата, целиком поглощенного его рассказом, и продолжил: — Затем она поведала мне, что во времена нашего детства, в России, царь, который так любил тебя, что даже подумывал, не назначить ли тебя своим преемником, спрятал это золото, чтобы вручить его тебе, Флорис, когда ты вырастешь и сумеешь им воспользоваться. Матушка, когда дыхание ее уже было затруднено, объяснила мне секрет статуи Дианы, рассказала, как добраться до сокровищ и выйти из подземелья возле Петергофа. Исполняя волю нашей матери, я ничего не говорил тебе, потому что, пока мы жили во Франции, было невозможно приехать сюда и взять то, что принадлежит тебе по праву; приехав в Петербург, задача усложнилась еще более, ибо мы оказались окруженными недоброжелателями. Но сегодня, наконец, наши враги дали нам возможность получить твое наследство. Это счастливый случай, брат мой, и в нем я вижу руку Провидения.

— Прости меня, барин, — подал голос Федор, производивший осмотр содержимого сундуков, — но это сам царь сверху продолжает командовать, а барыня, что наверняка находится рядом с ним, защищает вас.

Братья умолкли, не в силах подавить смятение. Затем неожиданно, словно обращаясь к самому себе, Флорис заговорил:

— Я так мало знаю, Адриан, а еще меньше понимаю. Где был наш отец, граф Вильнев-Карамей, пока мы жили в России? Действительно ли он умер, как думала наша мать? Правда, что она вновь встретилась с ним ровно на то время, которое понадобилось, чтобы дать жизнь Батистине? Почему после смерти царя нам пришлось спасаться бегством от гнева императрицы? И почему сам Петрушка скрывал, что он был царем? Помнишь, как мы случайно узнали об этом в день его смерти? Ах, Адриан, во всем этом я вижу только разрозненные куски непостижимой головоломки. Если тебе что известно, помоги мне ответить на эти вопросы, терзающие душу. В голове у меня сплошные «почему», а ты так и не ответил мне прямо: зачем это золото завещано мне? Чем я заслужил такую честь? Скажи мне!

Адриан внезапно почувствовал себя необычайно старым.

Оказывается, Флорис, которого все считали юным бессмысленным щенком, давно носил в себе эти жгучие вопросы. Адриан, привыкший ко всему относиться серьезно, знал, что не может в один день ответить брату на все, что его интересует, это было бы слишком тяжело для его восемнадцатилетнего сердца. Надо дать Флорису возможность постепенно самому угадать, в чем же заключается истина.

— Я знаю, что царь, умирая, призвал своего верного друга, князя Ромодановского. Это ему Петр доверил тайну золота, которую он сообщил нашей матери перед отъездом во Францию. Мне кажется, что, прибыв в Марсель, матушка вновь встретилась с графом Вильнев-Карамей… — Адриан намеренно не сказал «с нашим отцом». На мгновение он умолк, потом спросил, глядя на Федора:

— Но где же Ли Кан, я начинаю волноваться.

Казак понял, что хозяин ищет у него поддержки, и подумал: «Да, на сердце молодого барина лежит огромная тяжесть, в его жилах течет горячая кровь. Я посею смятение в его душе. Нельзя рассказать ему все сразу, в один день».

— Посмотри, барчук, — воскликнул Федор, торжественно потрясая двумя шпагами, которые он нашел в одном из сундуков, гораздо большем по размерам, нежели остальные. Шпаги были предусмотрительно обернуты в промасленные тряпки, и ржавчина не коснулась их. Эфесы были совершенно одинаковы и искусно отделаны золотом, серебром и украшены двумя алмазами величиной с лесной орех. Флорис и Адриан подошли к Федору и с равным волнением прочли выгравированные на клинке русские слова: «Навеки вместе».