Folie a Deux

— Хочешь быть со мной? Да или нет?

— Да. Да… Да, хочу.

Райан входит в меня без всякого промедления. Целует, фактически лишая кислорода. Всё вокруг вращается и кружится. Перед глазами всё будто расплывается, и, как ни стараюсь, я не могу вернуть себе чёткость зрения. Поначалу быстрый и хлёсткий темп движений и толчков в какой-то момент сменяется медленным и спокойным. Весь мир словно исчезает. Проваливается в бездну. Или в чёрную дыру. И меня вполне это устраивает. Даже не зная, что именно будет дальше, я хочу продолжать. Не только секс, а вообще всё. Реально предпринять попытку выстроить отношения.

— Как ты смотришь на то, если вечером я приеду с некоторыми вещами?

Райан застёгивает брюки одновременно с тем, как спрашивает об этом. Я поправляю топ, но прекращаю приведение его в идеальный вид, чтобы сосредоточиться на том, что сейчас гораздо важнее.

— У меня не так уж и много места. Всего один шкаф.

— Лишь несколько костюмов. И всякая ерунда по мелочи. Я тебя сильно не потесню. Основную часть оставлю в отеле.

— Ты собрал… всё?

— Да, всё. Ещё в тот день. Оставить хоть что-то означало бы, что я, возможно, ещё передумаю и вернусь домой, но там уже не мой дом. Так ты освободишь для меня несколько вешалок и какую-нибудь полку или ящик?

— Да, освобожу, — я не знаю, что ещё сказать. Нет, у меня нет проблем с вероятностью того, что жильё будет оставлено жене и детям, это не мои деньги, не моё имущество, и не мне решать его судьбу, но такой человек однозначно привык к высокому уровню жизни, а моя квартира слишком маленькая и простая, чтобы удовлетворять подобные запросы. Как скоро Райана Андерсона взбесит элементарное отсутствие просторной гардеробной или что-то в этом роде?

— Здорово, — он подходит ко мне и обнимает за талию обеими руками. Внутри возникает фактически ненависть по отношению к тому, что ему надо уйти. Такими темпами мой депрессивный мозг может когда-нибудь меня убить. Мысленно я прошу его заткнуться и не портить момент. — Ты ведь будешь ждать вечера, да?

— Да, буду.

— Хочешь, я закажу что-нибудь в ресторане?

— Нет, не нужно. Я вполне в состоянии приготовить ужин сама. Может быть, для тебя это странно, ведь у вас наверняка есть специально нанятый персонал, но я живу иначе, понимаешь?

— Я понимаю, и мне это нравится. Увидимся через несколько часов.

— Я бы хотела сесть за стол самое позднее в семь, — говорю я, когда Райан уже почти делает шаг за порог. — Ты, наверное, и не замечаешь, когда работаешь допоздна, но если хочешь поесть вместе со мной, а не один, то это то время, после которого я стараюсь избегать еды.

— Хорошо. Я поработаю с ноутбука после. До вечера.

Признаться, я почти шокирована таким ответом. Или его простотой. Так же, как и лёгкостью, с которой мужчина упомянул то, что не будет претендовать на дом, и быстротой всего происходящего. Меня терзает не сам факт, свидетельствующий о желании сделать всё правильно, но странная грусть, испытываемая за Райана. Так или иначе он жил там больше десяти лет. Растил в нём своих детей. Любил их и жену. Какое-то время, наверное, чувствовал это и к ней, а не только к сыновьям. Поэтому дело совсем не в вещах. Когда каждый метр пространства хранит в себе воспоминания, как можно сделать шаг прочь от них и выйти за дверь лишь с чемоданами и без намёка на сожаления о грядущем? Тем не менее, слышать от Андерсона то, что я и сама хотела сказать ему некоторое время назад, ощущается теплом внутри. До вечера. Звучит… изумительно. И изумительно не оказаться разочарованной. Потому как он приходит заблаговременно. Незадолго до семи часов. Но не в самый последний миг. А потом мы просто едим, впоследствии занимаясь каждый своим делом.

— Не поможешь мне немного?

Кажущийся наполненным неуверенностью вопрос застигает меня в тот момент, когда я переворачиваю страницу книги. Райан трёт глаза, прежде отставляя компьютер на журнальный столик. Время начало одиннадцатого вечера. Видя явное утомление и назревающее перенапряжение, мне хочется узнать, почему всё это просто не может подождать до завтра, но кто я такая, чтобы лезть туда, в чём ничего не смыслю? Возможно, это срочно. Первостепенно. Должно быть непременно закончено именно сегодня. В таком случае мои вопросы будут совершенно ни к месту.

— Да, конечно. Что нужно сделать? — я придвигаюсь ближе преимущественно с единственной мыслью в голове. На моей памяти Райан Андерсон ещё никогда не выглядел действительно уставшим. В некотором роде признающим поражение и, возможно, отчаяние от неспособности разобраться с чем-то самостоятельно. Полноценно я и не думала, что он может быть таким… таким выдохшимся.

— Сложить цифры в каждом отдельном столбике таблицы и перепроверить итоговый результат во всех случаях. У меня не везде сходится. Возможно, я ошибаюсь, когда вношу данные в калькулятор. Чувствую себя дураком, что снова забыл про ту программу. Но теперь быстрее будет закончить уже так.

— С кем не бывает. Ты про Excel?

— Да.

— Я посчитаю. Только схожу за своим телефоном.

— Не надо. Возьми мой, — Райан откидывает голову на спинку дивана. Прикрывает глаза, будто терзаемый головной болью. Хотя, может быть, это, и правда, так. Должна ли я спросить, если он сам ничего не скажет? Предложить таблетку? Или лучше всего просто сделать то, о чём попросили? Молча и без лишних разговоров? — Пароль ноль один пять семь.

На экране блокировки я вижу совместное фото с детьми. Снимок, где они втроём. Райан, Лиам и Лукас. Мальчики смотрят в камеру, но он не сводит взгляда с младшего из них. Все в светлой одежде. Белые рубашки и серые штаны свободного покроя. Фотография… красивая. А ещё на ней явно запечатлена любовь. Отца к детям и детей к отцу. Как он сохранит это чувство в них, как убедит их в том, что никуда не денется, если больше не будет жить с ними на постоянной основе?

— Получилось войти?

— Да.

— Тогда скажи, когда закончишь. Хотя нет, можешь не говорить. Просто внеси исправления, если вдруг увидишь неправильные значения в строке с результатами.

Для верности я суммирую всё два раза подряд. Но несоответствий, естественно, так и не нахожу. Всё верно. Когда он создавал таблицу, то не сделал ни одной ошибки. А сейчас просто сказалось накопившееся утомление. Райан Андерсон тоже способен его ощущать…

— Ты переживаешь из-за детей? Из-за мысли, что станешь видеть их реже?

Он поднимает веки и вновь садится прямо. Внушительный и всепоглощающий даже в домашних штанах и далеко не новой рубашке, вид которой выдаёт то, что она, видимо, самая любимая. Потёртости, общая заношенность, растянутость. Я пыталась привыкнуть к нему такому на протяжении нескольких часов после того, как он вышел из моей спальни словно другим человеком, но на исчезновение из головы сплошь костюмов мне однозначно нужно гораздо больше времени. Между тем правая рука мужчины стискивает мягкий подлокотник. Может быть, мне хочется, чтобы Райан отвёл взгляд, перестал смотреть на меня, потому что из-за него я чувствую себя не лучшим образом, но я знаю, что не дрогну. Не могу. Не имею права. Странное желание быть равной ему гораздо сильнее. Пряча же глаза, я никогда этого не достигну.

— Я верю, что всё станет понятнее, когда мы обговорим порядок общения и то, в какие дни они будут жить со мной. Я просто хочу остаться хорошим отцом. Пока ещё не поздно. Пока наши разногласия с их матерью не сломали им психику окончательно. Может быть, как только мы станем лишь родителями, все противоречия сами собой сойдут на «нет», и мы сможем принимать правильные решения без стремления выяснить, у кого больше авторитета, и кто перетянет канат на этот раз. Меня не сильно беспокоят детали, Моника. А вот тебя будто бы больше моего. Поэтому я полагаю, что должен спросить прямо сейчас. Ты ведь осознаёшь, что мои сыновья будут в моей жизни всегда? Что у меня есть багаж, которого нет у тебя? И что вместе со мной ты получишь и их тоже? Не только общего ребёнка, но и двоих детей, которые лишь мои? Мальчишек, по возрасту годящихся тебе в братья? — его голос вполне спокойный, уверенный, без ощущения, что внутри Райан Андерсон, может быть, весь на нервах, но возникающая пауза именно на что-то подобное и намекает. Или же это я эгоистично хочу, чтобы всё было так. Чтобы его терзало и волновало моё возможное нежелание принимать его мальчиков в свою жизнь. Чтобы мысль об этом проходилась по нервным окончаниям словно наждачной бумагой. — Тебе это надо? — спрашивает он после кратковременного молчания. Касается кожи моего обнажённого правого плеча левой рукой, двигаясь ею по направлению к шее. Хочет напомнить о себе физическим контактом и тем самым сбить меня с толку, чтобы мне было труднее ответить как-то не так? Или просто не может не дотрагиваться?