Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)

Слуги начали вытаскивать из кареты огромные чемоданы. Федяшев, заметив в толпе Степана, поманил его пальцем.

— Степан, у гостя карета сломалась…

— Вижу, барин. Ось полетела, да спицы менять надо.

— Починить сможешь?

— За день сделаю.

— А за два?

Степан глянул на барина, перевел взгляд на карету:

— Можно и за два.

— А за пять?.

Степан задумчиво почесал в затылке:

— Трудновато, барин. Но ежели постараться, можно и за пять…

— А за десять дней? Степан аж крякнул:

— Ну, барин, тут тогда самому не справиться. Помощник нужен. Хомо сапиенс!

— Бери помощников! — приказал Федяшев и, многозначительно подмигнув, поднялся по ступенькам в дом.

Степан начал осматривать карету. К нему подошла Фимка:

— Чудные господа какие-то!

— А как же, — заметил Степан. — «Ален ноби, ностра плюс алис» — «Чужое нам, а наше чужое иным»…

— Долго гостить-то собираются, не слыхал?

— Долго, — сказал Степан и потянул дверь кареты. Та не поддавалась. — Однако крепко сделана, — вздохнул Степан. — И не отдерешь!

В тот же вечер в доме был в честь гостей дан торжественный обед.

Длинный стол ломился от обильной еды, слуги, и в первую очередь Фимка, носились взад-вперед с подносами… В центре стола, одетый в яркую восточную одежду, восседал Калиостро. Справа от него с отрешенным видом сидела Мария. Напротив — Федяшев, тетушка, доктор и специально приехавший поглазеть на знаменитого гостя сосед-помещик Свиньин с дочерьми.

— Благодарю за угощение, — вежливо сказал Калиостро, закончив трапезу и откинувшись в кресле. — Было вкусно.

— Да вы и не ели ничего, ваше сиятельство, — заохала Федосья Ивановна.

— Кто ест мало, живет долго, — сказал Калиостро. — Ибо ножом и вилкой роем мы могилу себе. Посему переведем трапезу в беседу. По глазам собравшихся читаю я многочисленные вопросы относительно себя. Готов ответить! Неутоленное любопытство страшнее голода.

— Ах, граф, как вы добры! — воскликнул Федяшев. — Мы так много наслышаны о вас. Но что правда, что нет, уяснить не дано.

— Да-да, — согласился Калиостро. — Обо мне придумано столько небылиц, что я устаю их опровергать. Между тем биография моя проста и обычна для людей, носящих звание магистра… Начнем с самого детства. Родился я в Месопотамии, недалеко от слияния рек Тигр и Евфрат, две тысячи сто двадцать пять лет тому назад… — Калиостро оглядел собравшихся, как бы давая им возможность осознать услышанное. — Вас, вероятно, изумляет столь древняя дата моего рождения?

— Нет, не изумляет, — невозмутимо сказал доктор. — У нас писарь в уезде был, в пачпортах, где год рождения, одну цифирку только обозначал. Чернила, шельмец, вишь, экономил. Потом дело прояснилось, его в острог, а пачпорта переделывать уж не стали. Документ все-таки. — Он повернулся к Федосье Ивановне, как бы ища поддержки. — Ефимцев, купец, третьего года рождения записан, Куликов — второго…

— Да много их тут — долгожителей, — подтвердила Федосья Ивановна.

Теперь все повернулись к Калиостро. Калиостро достал трубку, начал медленно набивать ее табаком.

— Аналогия неуместна, — строго произнес он. — Я не по пачпорту, как вы изволили выразиться, а по самой жизни урожден две тысячи лет назад… В тот год и в тот час произошло извержение вулкана Везувий. Очевидно, вследствие этого знаменательного совпадения часть энергии вулкана передалась мне…

Калиостро сунул трубку в рот, огляделся, как бы ища огня. Федяшев потянулся к подсвечнику, но Калиостро остановил его.

— Благодарю! Не требуется! — Он коснулся мизинцем трубки и потянул воздух. Из-под мизинца, к изумлению гостей, вспыхнул огонек и пошел дым.

Калиостро с блаженным выражением затянулся и опустил кончик мизинца в бокал с водой. Мизинец зашипел, как раскаленный паяльник, обильно образуя пар. После этого Калиостро посмотрел на доктора, который хранил невозмутимое спокойствие.

— Надеюсь, сударь, в вашем уезде подобного не случалось? — спросил Калиостро.

— От пальца не прикуривают, врать не буду! — сказал доктор. — А искры из глаз летят… Вот хоть у господина За-госина о прошлом годе мужик с воза свалился да лбом об оглоблю. Ну, я вам доложу, был фейерверк…

— Все сено сжег, — подтвердил Свиньин. — Да какое сено! Чистый клевер…

Мария хмыкнула и с трудом сдержала смех. Это заметил Калиостро.

— Ах, Господи, да что ж вы такое говорите?! — взорвался Федяшев. — Какое непонимание! Наш гость повествует о совсем иных явлениях!

— Успокойтесь, друг мой! — строго сказал Калиостро. — Я чувствую, здесь собрались люди скептического нрава… Мне ничего бы не стоило поразить их воображение рассказами о таинствах материи, о переходах живой энергии в неживую, о парадоксах магнетизма… — Он покосился на доктора и усмехнулся. — Но, боюсь, все это будет несколько сложно для вашего, сударь, поверженного алкоголем ума. Посему лучше вернемся к трапезе. Видите эту вилку?

— Ну? — сказал доктор.

— Хотите, я ее съем?

— Сделайте такое одолжение! — сказал доктор. Федосья Ивановна всплеснула руками:

— Да что вы, граф? Помилуй Бог! Да это вы меня как хозяйку позорите… Сейчас десерт! Фимка! Ну что стоишь, дура! Неси шоколад!

— Не беспокойтесь, сударыня! — сказал Калиостро. — Я же объяснял про взаимный переход энергии… И с этой стороны у шоколада не больше достоинств, чем у сего железного предмета.

После этих слов Калиостро постучал вилкой по звонкому бокалу, потом эффектным движением сунул вилку в рот, с аппетитом прожевал ее и благополучно проглотил… После чего взглянул на доктора.

Доктор, подумав, ободрил Калиостро взглядом. Кивнул:

— Да! — сказал он. — Это от души… Это достойно восхищения. Ложки у меня пациенты глотали много раз, не скрою, но вот так, чтобы за обедом… на десерт… и острый предмет… замечательно! За это вам искренняя сердечная благодарность. Ежели, конечно, еще кроме железных предметов и фарфор можете употребить… — Он взялся за большую тарелку и оглядел ее со всех сторон. — Тогда просто нет слов!

Все обернулись в сторону Калиостро.

— Мда… Однако это становится утомительным, — вздохнул Калиостро и встал из-за стола. — Благодарю, сударь. Я уже сыт, пора и делом заняться. Ну, где там ваш идеал, господин Федяшев? Показывайте…

Освещая дорогу канделябром с горящими свечами, Федяшев повел Калиостро наверх, в свой кабинет. Следом шли Мария, Федосья Ивановна и Маргадон.

Статуя стояла в самом углу на небольшой подставке. Отломанная рука была прибинтована к плечу.

Калиостро оглядел статую и удовлетворенно покачал головой:

— Прекрасное создание! Браво сударь! Мне нравится ваш вкус!

— Славная фемина! — поддакнул Маргадон и прищелкнул языком.

— Узнаешь. Маргадон?

— Натюрлих! — ответил Маргадон почему-то по-немецки. — Только плечи пошире… И бедра…