Формула жизни. Сборник рассказов

Такси уже развернулось. Подсвечиваемые красным цветом задних габаритных огней, из выхлопной трубы полупрозрачными клубами поднимались теплые газы. Поскрипывая снегом, Соболев подошел к машине, открыл дверцу на заднее сиденье, поприветствовал водителя, отряхнул снег с обуви, и вскоре устроился, поставив сбоку на сиденье чемоданчик. Виктор Петрович сел с другой стороны. Водитель, глянув через зеркало заднего вида на Виктора Петровича, спросил, не поменялись ли планы, и надо ли по-прежнему ехать в университет. Получив подтверждение, он повеселел, и начал мурлыкать себе под нос мелодию, но какую именно, уловить было невозможно.

Соболев молчал, о чем-то задумавшись. В середине пути Виктор Петрович, чтобы прервать затянувшуюся паузу, задал очевидный вопрос: "Сын с Вами живет?" Соболев, как будто очнувшись и переваривая вопрос, односложно ответил, что да.

– А кем он работает?

И опять Соболев, как будто перебирая варианты ответов, ответил не сразу.

– Путевым мастером на станции.

И уж совсем с неохотой добавил: "Сигнализация".

Как будто для того, чтобы Виктор Петрович не задавал больше вопросов, вспомнил о Николае и позвонил ему. Тот уже был в лаборатории, паковал свои приборы и инструменты. Обращаясь к Виктору Петровичу, пояснил, что Николай живет недалеко от университета, в Привокзальном поселке. Виктор Петрович про себя отметил, что его подчиненные почему-то живут в самых неблагополучных местах - поселок в городе пользовался недоброй славой. Таксист, как будто прочитав его мысли, прокомментировал себе под нос: "Привокзальный. Теплое местечко. Не лучше сажевого." Соболев услышал и, видать зная о погибшем таксисте, ответил: "Да, жалко мужика. Убили его уголовные с сажевого, там их много работает. А у нас в поселке всего пятьдесят дворов. В основном пенсионеры, эти уже приехали." Таксист ответил протяжным вздохом.

Вскоре позвонила секретарша кафедры. Билеты на проходящий поезд она взяла, и сказала, что пошлет подтверждение на телефон Виктору Петровичу.

В лаборатории Соболев присоединился к Николаю, и вдвоем они быстро собрали все, что считали нужным, в объемистые контейнеры из черного пластика, усиленные металлической обвязкой, к которой также крепились откидные ручки. За это время Виктор Петрович просмотрел шифрованную почту, но технические детали были скудными и ничего не прояснили. Подробно был расписан маршрут. От основной железной дороги предстояло проехать примерно семьдесят километров по узкоколейной железной дороге лесозаготовительной базы. В конце пути их будет ждать машина из войсковой части, до которой надо проехать ещё двадцать два километра. Просили предупредить, когда выедут по узкоколейке. Впрочем, как ехать, и Николай и Соболев знали и так.

Вынесли контейнеры в полутемный, на дежурном освещении, коридор, закрыли лабораторию. Николай, как самый молодой, встал посередине, с рюкзаком за спиной, взявшись за ручки обоих контейнеров. Соболев со своей стороны взял передний, а Виктор Петрович - задний, и журавлиным клином они двинулись к лифту. В длинном пустом коридоре гулко отдавались их шаги .

Таксист помог погрузить контейнеры в просторный багажник, с чувством выполненного долга громко захлопнул крышку. Все уселись в машину. Лихо вывернув на хорошо освещенную центральную улицу, где из-за позднего времени было совсем немного машин, он помчал всю компанию на вокзал. Глядя, как мимо проносятся большие многоэтажные дома центральной улицы, Виктору Петровичу представлялся уже нереальным забытый богом и городскими властями поселок возле сажевого завода, с запахами печного дыма и ничем не нарушаемой тишиной зимней ночи.

В дороге

В поезде проводник в форме, сухой, маленького роста молодой мужчина с серыми, немного навыкате глазами и подчеркнуто официальным тенорком, поместил Соболева с контейнерами в отдельное купе. Сергей Семенович удовлетворенно прокомментировал: "Вот это правильно. Больных - в изолятор". Виктор Петрович с Николаем заглянули в отведенное им купе. На одной верхней полке кто-то уже спал, три были свободные. Быстро, не разговаривая, устроились на ночлег. Николай, судя по дыханию, моментально уснул на верхней полке. Виктор Петрович устроился под ним. Ему не спалось. Мешал резковатый специфический железнодорожный запах, исходивший от постельного белья, и он никак не мог устроить голову на упругой подушке железнодорожного ведомства, похоже, из синтепона.

С некоторым удивлением отметил, что уже не видит ничего особенного, что едет в поезде со своими сотрудниками куда-то в Тмутаракань, затерянную в заснеженной Уральской тайге. Как будто так и надо. И даже сейчас, спустя каких-то четыре часа после звонка, спроси его, кто он такой, затруднился бы в точности ответить, принадлежит ли он своему уютному, отгороженному от всех квартирному мирку, устроенному домовитой Марусей, или этому купе и вагонному бегу с характерным и таким издавна знакомым перестуком колесных пар на стыках рельс. Теперь его уже не столь удивляло, как это Соболев с женой и, похоже, многочисленной семьей сына - судя по количеству взрослой и детской обуви у входа - могут так тесно жить, да ещё в таком глухом месте. Подумалось: "Как же он квартиру в свое время не получил? Давали ведь тогда квартиры людям. Да, ждать надо было, кто-то и десять лет ждал, но в итоге получали. Хм." И тут же сообразил, что квартиры давали тем, у кого своего жилья не было, а Соболев, видать, уже тогда в этом доме жил. Сейчас проще с этим - Виктор Петрович себе новую квартиру на лабораторные деньги купил, хотя и старая была вполне ничего. И вдруг, спустя мгновение, откуда-то из глубины подсознания выплыла мысль: "Потому и смог купить, что Соболев и Николай живут чёрт-те где и работают, по большому счету, за невеликие деньги. Не так ли, начальник?" Поворочался с боку на бок, попытался поправить подушку, но она крутилась под головой, как мягкий мячик. "Вообще-то, деньги у лаборатории есть. Можно было бы для Соболева какую-нибудь квартиру купить - ну, такую, попроще, ведь столько лет безотказно работает", - подумал Виктор Петрович, сам не понимая, то ли искренне у него это прорвалось, то ли он подсознательно решил таким образом успокоить себя. Но вскоре усталость и поздний час взяли свое, и, инстинктивно прижимаясь к стенке купе на узкой полке, он постепенно заснул.

Проснувшись от какого-то сильного стука, Виктор Петрович не сразу понял, где он, но буквально в считанные мгновения восстановил всю цепочку событий со вчерашнего вечернего звонка. Поезд стоял. Спиной к нему, у двери, высокий сутуловатый мужчина снимал пальто, высвобождая руку из рукава в тесном пространстве между верхними полками. Стукнула, по-видимому, дверь купе, когда он её закрыл. Справившись с рукавом, он повернулся, увидел, что Виктор Петрович смотрит на него, и приветливо поприветствовал пробуждение попутчика: "Выспались, значит. Ну, доброе утро". Одет он был в байковую клетчатую рубашку с бардовыми оттенками. Просторные брюки темно-серого цвета были выглажены для поездки, стрелки ещё хорошо были видны, но уже успели приобрести некоторую дорожную помятость. Они с ним были примерно одного возраста. Лицо простое и открытое, с морщинами на лбу и вокруг рта. Хотя заметно сутулился, выглядел неплохо. Он сел на нижнюю полку, потирая замерзшие на улице руки, и придвинулся к самому окну. Виктор Петрович сел на постели и начал одеваться. Николая в купе не было. Сосед деликатно смотрел в заиндевевшее по краям окно. За ним был виден приподнятый на сваях перрон с утоптанным снегом и невысоким металлическим забором. По перрону не спеша шли трое железнодорожных рабочих. Поверх телогреек они были одеты в оранжевые жакеты. Пухлые, наверное, ватные, штаны были заправлены в валенки с калошами. "Уши" треухов у всех были отложены - видать, на улице было морозно. В руках каждый нес скребок для снега с длинной металлической ручкой, и совковую лопату. За забором виднелись редкие голые зимние деревья. Между ними просматривалась улица и, по-видимому, привокзальная стоянка машин.

Одевшись и убрав постель, Виктор Петрович представился. Мужчина с готовностью приподнялся и тоже назвал себя по имени-отчеству: "Николай Петрович". Последовали взаимные дежурные вопросы - кто, куда и откуда направляется. Сосед ехал с Татарской, города на западе Новосибирской области, в Екатеринбург, к сестре в гости. От Николая он уже знал, что все они командированы по работе. Поезд медленно тронулся. За окном поплыл назад перрон, металлический забор, вплыло в поле зрения небольшое, но аккуратное и ухоженное здание вокзала из серого камня, утопленное вглубь, с затейливыми башенками по краям, по типу крепостных.

Виктор Петрович взял полотенце и принадлежности для утреннего туалета и вышел в коридор. Проходя мимо купе, где был Соболев, постучал в дверь, за которой слышались оживленные голоса. Разговор тут же прекратился. Дверь проворно отодвинул Николай. Соболев сидел у окна за столиком, с кружкой чая в обеих руках. На столике лежало полбулки хлеба, опорожненная банка рыбных консервов, и завязанная ручками на узелок небольшая холщовая сумка, в которой, видимо, были сложены остатки завтрака. Увидев Виктора Петровича, оба уважительно поздоровались и замерли, как бы приготовившись слушать начальника. Сказать ему было нечего, и он отделался дежурными фразами насчет мороза, да осведомился у Соболева о самочувствии. Тот, пожав плечами, как бы давая понять, что не стоит беспокоиться о таких пустяках, односложно ответил, что получше. На краю столика перед ним стоял маленький открытый флакончик с таблетками, которые он, видать, и запивал сейчас чаем.

Когда Виктор Петрович вернулся в свое купе, Николая все ещё не было. Видать, ему не очень комфортно было находиться рядом с начальством, и он предпочитал проводить время с Соболевым. "Ну и ладно", - решил он, доставая из чемодана завтрак, приготовленный и аккуратно сложенный Марусей в пластиковый контейнер. Сосед, видя его приготовления, деликатно переместился по скамье к двери. Виктор Петрович сходил к проводнику, попросил принести чай. Тот молча кивнул, но не продемонстрировал при этом никакой готовности немедленно обслужить пассажира. Вернувшись в купе, Виктор Петрович не спеша позавтракал, посматривая в окно. На равнинном заснеженном ландшафте, сливавшемся вдалеке с затянутым светло-серыми облаками небом, проплывали березовые перелески с темно-зелеными вкраплениями хвойных деревьев. Сосед всё это время внимательно просматривал газету.

Закончив завтракать и прибрав за собой, Виктор Петрович взглянул в сторону соседа по купе. Тот, уловив взгляд боковым зрением, поднял голову, и они встретились глазами. Надо было что-то сказать.

– Вы на станции выходили, холодно там?
– спросил он первое, что пришло в голову. Сосед оживился, как человек, который давно ждал возможности поговорить.

– Думаю, градусов тридцать, не меньше. Эк оно завернуло к Уралу-то. У нас перед отъездом отпустило, а тут, видать, снова померзнуть придется, - и закончил фразу добродушным смешком.