Формула жизни. Сборник рассказов
Шрифт:
Н а
Недавно прочитал статью молодого парня, вообще-то неплохую, о поездке в горы. И в одном из эпизодов, описывая необычное - аквамаринового оттенка - небо, он сравнивает его со сценой из компьютерной игры, где небеса имели похожий цвет. Разумеется, надо отдать должное создателям игры, которые, по-видимому, реалистично передали цветовую гамму. А с другой стороны, я задумался о точке отсчёта. Как ни крути, но она пришла из виртуального пространства, а не из объективной реальности. И появилось какое-то странное чувство недоумения, смешанного с определенным сожалением, что этот, судя по всему, неплохой парень, как и многие молодые люди сегодня, живет как будто в двух мирах. И проблему я вижу в том, что один из них, как ни крути, нереальный. А человеку все-таки побольше надо жить именно в реальном мире, иначе он его не будет толком знать, и оттого жизнь у него будет неполноценной. Думаю, что правильней даже сказать - ущербной. Сказки, компьютерные игры тоже могут развивать человека, но все хорошо в меру и в свое время. Когда-то давно, примерно в седьмом-восьмом классе, именно по этой причине я естественным образом потерял интерес к научно-фантастическим рассказам, поскольку их содержание стало для меня бедноватым, схематичным. В них не было того, что можно назвать полнотой жизни, не было того богатства и динамики событий и разнообразия палитры эмоциональных красок, которые может произвести только реальная жизнь. И, похоже, я это чувствовал подсознательно, что и привело к утере интереса к фантастике.
А насчёт игр, вспомнил я в тот момент одну игру - если можно так сказать (почему с оговоркой, станет понятно из дальнейшего повествования) - в которой сам был участником. Но игра эта была отнюдь не компьютерная, в ней все было настоящее, и местами может быть даже слишком, но тут я уже ничего не могу поделать, потому что дело обстояло именно так. А придумывать по-другому, чтобы сгладить реальные события или приукрасить их, не хочется. Все равно, так, как оно бывает в жизни, не придумаешь, а когда начнешь комбинировать выдумки и реальность, то сразу и появится какое-нибудь несоответствие - всего не предусмотришь, потому что реальность штука многофакторная, и частенько в ней все настолько взаимосвязано, что никакое воображение не способно переплести сюжетные линии так, как это играючи делает жизнь. Можете считать сказанное моей писательской философией - если вас такие вещи интересуют. Хотя некоторые читатели, я уверен, уже начинают проявлять нетерпение - где рассказ-то? И идя навстречу пожеланиям этих читателей, мы переходим к самому рассказу.
Дело было в конце июля, во время летних каникул после девятого класса. Через несколько дней я должен был ехать в Новосибирск, в летнюю физмат школу, так что уволился с фабрики первичной обработки шерсти, где проработал большую часть лета, и это был едва ли не первый свободный день. На фабрике я работал подкатчиком - так называлась моя не то должность, не то сама работа. Суть её сводилась к тому, что я подкатывал - в буквальном смысле - тяжелые тюки с шерстью к столам, где уже сортировщицы теребили их, а потом закатывал объёмистые пухлые мешки с отсортированной шерстью на транспортер, идущий на уровне пола посреди большого цеха, где работало несколько таких бригад. Работа была довольно тяжелая, но для своих шестнадцати лет парень я был рослый и сильный, весом килограмм под восемьдесят. Бегал я тоже хорошо, и даже занимал первые места на областных соревнованиях школьников. Одно время я также ходил в секцию самбо, да и вообще любил и умел бороться - в местах, где я жил, это было одно из главных развлечений, с ранних лет - от ребятишек до уже женатых молодых мужчин. Говорю об этих деталях не случайно, иначе будет сложно понять некоторые из дальнейших событий.
Мой товарищ, Володя, знал об окончании моей работы, и ещё раньше мы договорились с ним "походить" в этот день на парусной шлюпке - проще говоря, поплавать по Иртышу. Плавали мы на "шестёрке", то есть шлюпке с шестью гребцами, и на ней можно было также ставить парусное снаряжение - большой парус, четырехугольный фок, и впереди парус поменьше, кливер, который был тоже четырёхугольным, но имел более косоугольную форму, чем фок. Шлюпка была довольно просторная, так что в общей сложности там могло разместиться человек двенадцать.
Семья Володи недавно переехала на новую квартиру, в многоэтажный дом на берегу Иртыша. Добираться к нему стало неудобно, и мы договорились встретиться с утра пораньше "на базе". "Базой" мы называли водно-моторный клуб моторостроительного
завода, где взрослые мастерили себе катера и скутеры, а ребятишки занимались греблей и парусным спортом на шлюпках. Клуб располагался на берегу реки Оми, правого притока Иртыша. (Собственно, официально считается, что город Омск, а вернее первая крепость, был основан в месте впадения Оми в Иртыш в 1716 году. Хотя сейчас начинают выясняться некоторые вещи, которые ставят под сомнение столь позднюю версию основания поселения в этом месте.)Чтобы выйти в Иртыш, надо было проплыть довольно большое расстояние по "Омке", как в городе обычно называли эту реку. До места впадения реки в Иртыш необходимо было пройти под тремя городскими мостами. Если шлюпка была под парусом, то в полноводье был риск зацепиться мачтой за мост. По Омке обычно плавали на веслах, а парус ставили на выходе в Иртыш, за исключением тех дней, когда дул попутный сильный ветер. Река была узковата для того, чтобы ходить по ней галсами.
Было довольно свежо, тихо и солнечно, когда ранним воскресным утром, в почти пустом трамвае, я доехал до Омки. Трамвай, с затихающим стуком колес на стыках рельс, покатил дальше, а я быстрым шагом, чтобы размяться, направился к базе. Дорога к ней шла переулками и узкими улочками с частными домиками. По обочинам проезжая часть была засажена рядами примерно десятилетних деревьев, в основном дикими ранетками, мелкие красноватые плоды которых выглядывали между темно-зелеными листьями. Посередине улочек были отсыпаны грунтовые дороги, с канавами по обочинам для стока дождевой воды. Канавы заросли невысокой и мягкой на вид светло-зеленой травой. Вид тихих уютных переулков с аккуратными деревьями и низкорослой травой между ними вызывал в душе приятное чувство спокойствия и умиротворения.
На базу я пришел часов в восемь. Володи ещё не появлялся. Из других наших ребят тоже никого не было. Незнакомые мне парни, лет по восемнадцать-девятнадцать, по виду рабочие с завода, спускали на воду шлюпку, тоже шестерку. Всего их было восемь человек. Число я запомнил потому, что ещё подумал, один из них как бы запасной - на шлюпку нужны шесть гребцов и один рулевой. Они громко смеялись, и довольно грубо, все больше с матом, подсмеивались друг над другом. Мне, понятно, до них не было никакого дела, но, сказать по правде, их компания не понравилась с первого взгляда.
До прихода Володи и остальных гребцов, из числа его знакомых со школы, где он раньше учился, и двух ребят из нашей школы, я занялся шлюпкой - она уже была пришвартована у деревянного пирса. Почистил её внутри от песка и темно-зеленых высохших водорослей, скорее тины, оставшихся от предыдущих походов, в которых я, правда, не участвовал по причине работы на фабрике. Вскоре вдвоем пришли ребята из нашей школы, один тоже Володя, а второй Сергей. Володя выше среднего роста, на вид крепкий и мускулистый, но при этом в нем не чувствовалось особой энергии. Как человека, я его не очень понимал - была в нём какая-то скрытность. К нему прилипло прозвище Данаец, и для удобства в дальнейшем мы так и будем его называть. Почему-то однажды так его назвала преподаватель литературы и наша классная руководитель в восьмом классе, Валентина Александровна. Женщина она была умная, и если она так сказала, значит, для этого были причины - людей она чувствовала хорошо. Я и сейчас о данайцах знаю немного, а на ту пору слышал только одно выражение - "Бойтесь данайцев, дары приносящих". Но как оно было связано с Володей, и что имела в виду Валентина Александровна, остаётся только гадать. Сергей был небольшого роста, среднего сложения, и когда гребли на соревнованиях, он был рулевым. Серёга был хороший, понятный и разумный человек.
Мы весело поприветствовали друг друга. Я их обоих не видел с начала лета, и было приятно увидеть их знакомые лица, хотя и несколько сонные от раннего подъема. Из других ребят я никого не знал, за исключением Лёхи - среднего роста, жилистого, живого и резкого в движениях, и быстрого в речи парня, которого как-то мельком видел у Володи. Вскоре пришел и Володя, у которого были ключи от помещения, где хранились весла, рангоут, то есть мачта, паруса и остальной такелаж. Все это добро было вскоре перенесено в шлюпку, и мы уже совсем скоро собирались отчаливать, когда к нам вразвалку, переступая через рельсы, по которым из воды вытягивались на берег шлюпки и катера, подошел один из тех парней, о которых я упоминал в начале. Он был рослый, крепкий, и если бы не жесткость в сухопаром лице и несколько недобрый взгляд, его можно было бы назвать вполне симпатичным человеком. Но светлые серые глаза излучали какой-то холод, и то ли это было причиной, то ли усмешливая гримаса на лице, но на меня с первого мгновения он произвел отталкивающее впечатление. Так бывает, что ещё и слова человек не сказал, а ты для себя уже составил о нем мнение.
Некоторое время он пристально смотрел на Володю, а потом не спеша, все с той же усмешливой гримасой на лице, к которой теперь ещё добавилась тень не то презрения, не то высокомерия, произнес низким грубоватым голосом: "Ну чё, салаги, давай кто первым до конца островов под парусом?" И не дожидаясь ответа, добавил, как будто уже все было решено: "Стартуем от последнего бакена на Омке". Старшина шлюпки у нас был Володя, вроде ему и надо было решать, но мне не понравились "салаги", и я ответил первым: "Если мы салаги, то вы тогда, наверное, плотва, верно?" Парень внимательно и недобро взглянул в мою сторону, как будто делая для себя пометку и, проигнорировав мой ответ, обратился к Володе, зная, по-видимому, что он здесь старшина шлюпки: "Ну так чё, давай, или слабо вам?" Володя видимо колебался, но согласился, хотя и без особого энтузиазма. Я бы предпочёл держаться от этой компании подальше, но все произошло быстро, и у меня просто не было возможности переговорить с ним. Почему-то на важные, зачастую ключевые, решения люди почти всегда уделяют слишком мало времени и принимают их походя.