Форпост. Тетралогия

На самом деле ничего у Марии с САМИМ не было. Тот просто не смог отказать её отцу, с которым он когда-то давно вместе учился. Впрочем, Маша в свои двадцать лет и сама прекрасно понимала, что вечно рассчитывать на помощь папы нельзя, и что ни её школьная золотая медаль, ни оконченная с отличием музыкальная школа, ни хорошая учёба на заочном в универе в этой жизни никакой роли не играют. А вот роскошное холёное тело фотомодели, длиннющие ноги и выдающийся бюст — ещё как смогут помочь ей устроиться в жизни. Поэтому уроженка маленького уральского городка свою первую поездку с шефом расценила как замечательный шанс перевести их отношения на новый уровень. Да и вообще, чем чёрт не шутит, приглядеться насчёт замужества.

Жрать хотелось так, что сон не шёл. Глядя, как во сне дрожит и стонет Маша, Владимир постарался собраться и привести мысли в порядок. Тренированный и изобретательный ум банкира лихорадочно искал выход из сложившейся патовой ситуации и не находил никаких вариантов, кроме совершенно самоубийственных. Устав тыкаться в глухую стену в поисках выхода, Володя вылез из палатки и, слушая как один из его "ассистентов" зычным голосом отдаёт команды "бомжам", припомнил недавнее прошлое.

Когда выехавший из загородного дома отдыха автобус, битком набитый "семинаристами", провалился неизвестно куда, и со всех сторон в окна хлынула вода, Владимир не растерялся. Схватив в охапку впавшую в столбняк Машу, он выбил окно и выпрыгнул из тонущего автобуса. Не успев удивиться солёной морской воде и возникшему в полусотне метров пляжу, Романов отбуксировал девушку на берег. Над водой там и сям торчали головы выплывших. Люди ошарашено крутились на месте, поблизости от торчащего из воды краешка крыши автобуса. Проорав им, чтоб плыли к берегу, Володя поплыл к месту катастрофы. Тогда он помог выбраться пятерым. Шестой и седьмой уже не дышали, когда он вытащил их из затопленного салона автобуса. Искусственное дыхание не помогло. На восьмого у него просто не хватило сил. На пустом берегу, считая Владимира, собралось всего двадцать пять человек. Никто ничего не понимал, телефоны не работали. Сбившись в кучу, люди громко обсуждали происшедшее, временами срываясь на истерику. Две небольшие группы молодых мужчин ушли за помощью, разойдясь по берегу в разные стороны. Больше их никто не видел. Володя, скорее всего, тогда ушёл бы с кем-нибудь из них, но наглотавшаяся воды Маша лежала пластом, и бросить её он не смог.

Владимир вздохнул — первый день был адом. Не было ничего. Ни воды, ни еды. Даже зажигалки — и те промокли. Отчаявшись найти источник, он решил выкопать в распадке с густым камышом яму и, о чудо, всего на глубине полутора метров нашлась мутная водичка. А ночью пришли собаки. Отошедших за чахлые камыши "по делам" двух женщин свора растерзала прямо на глазах обезумевших от ужаса людей. К счастью, к большой группе, сидевшей возле костра, твари не отважились подойти. Рыба ловилась через пень-колоду, в иной день не получалось поймать ничего… море было пустым и бедным на живность. Немного выручали змеи, которых некоторые банкиры здорово наловчились жарить, и ящерицы, коих в окрестностях водилось великое множество.

Через неделю к обитавшим в шалашах людям вышли ещё пятеро — четверо едва переставляющих ноги мужиков и шмарообразного вида девица, волокущая за собой пустой пластмассовый бак для воды. Новенькие оказались бригадой электриков откуда-то с Алтая, выехавшей на пикничок и прихватившей с собой местную синявку. Про то, куда делась их машина и как они тут оказались, мужики плели что-то совсем невнятное, ругая какого-то Ваську, который, после переноса, предложил им выпить. Куда подевался сам Васька — никто не знал.

А дальше пошла борьба за выживание. Свора кружила вокруг стойбища робинзонов, не давая людям расползтись по окрестностям в поисках пищи. Приходилось обходиться тем, что было под боком, или передвигаться всей толпой. Господа банкиры оказались на редкость неприспособленными к кочевой жизни. Из всей этой кодлы лишь пара-тройка мужичков пыталась держаться достойно, следя за собой и своим здоровьем. Остальные, выбитые из привычной колеи, передвигались словно лунатики, покорно и апатично выполняя всё, что им говорили.

Считать, в том числе и калории, Володя умел отлично. Ещё через неделю, когда брюки на нём стали болтаться, а дырок на ремне стало не хватать, он пораскинул мозгами и пришёл к выводу, что "своя рубашка ближе к телу", и играть во всеобщее равенство глупо. Поговорив с парой крепких ребят из бригады, Романов объявил себя боссом, Машку — женщиной босса, а Витю и Антона — двоюродных братьев шкафоподобного вида — своими "ассистентами". После этого Босс и его команда, подавив кулаками и дубинками сопротивление недовольных, питаться стала гораздо лучше. Остальной народ худел и впахивал, от безысходности поедая всё подряд, включая кузнечиков, сусликов и прочих мелких грызунов. Володя попытался заставить людей не есть это мясо, рассказывая об опасности заражения, но оголодавший народ уже ничего не воспринимал, с аппетитом хрустя крысиными косточками. Глядевшие в рот Романову братцы-электрики аргументы босса восприняли очень серьёзно. Более того — всё общение с "бомжами" (так между собой они называли всех остальных) братья перевели на длинные заострённые колья, стараясь не прикасаться к ним руками. Они даже привезённую именно ими шмару стали игнорировать. Ещё через неделю двое бомжей заболели — у них поднялась температура, а всё тело покрылось алыми пятнышками. Что это была за хрень, Романов не знал, но немедленно распорядился снимать лагерь и двигать на пяток километров дальше по берегу. Это не помогло- болезнь они принесли с собой. Пришлось переезжать ещё трижды, прежде чем зараза от них отстала. Группе это обошлось ещё в пять покойников.

Через месяц такой полукочевой жизни, вконец озверев от воздержания и плохой пищи, братья подкатили к боссу с предложением "поделиться Машкой". Босс их весьма разумные аргументы не воспринял, и, несмотря на то, что был на голову ниже любого из них, избил обоих. На неделю "ассистенты" угомонились, но Володя прекрасно понимал, что это не выход, и братья в сложившейся структуре незаменимы. Владимир постоянно чувствовал спиной взгляды "бомжей", полные ненависти и бессильной злобы. Спасало пока только посменное круглосуточное дежурство. Немного подумав и поскрипев для порядка зубами, Романов отвёл испуганную девушку подальше в пустыню и простыми словами объяснил ей ситуацию. Выбор был прост: либо она и трое здоровых и относительно чистых мужиков, либо голод и куча грязных бомжей. Маша упала на колени и попыталась заплакать, но один хорошо поставленный удар решил вопрос не в её пользу.

И вот уже пару недель, почти каждый вечер, его Машу забирали на часок-другой. Володя заскрежетал зубами — братцы оказались затейниками, и всякий раз девушка возвращалась от них вся в слезах и на подламывающихся ногах.

"Прирезать бы их".

От ненависти кружилась голова.

"Легко! Ну а дальше что? Следующей ночью меня режет это быдло и всё… Маша достаётся им"

Володя застонал — выхода он не видел. Оставалось лишь делать вид, что ничего страшного не происходит, и оставаться для этих животных боссом, раздавая тумаки и указания и поощряя их лишним куском отобранной у бомжей еды и своей женщиной.

Романов сплюнул, глядя на дежурившего сегодня ночью Антона, и пошёл искупнуться в море.

"Утопиться, что ли?"

— А скажи мне, любезный, — Маляренко закончил привязывать на крышу "буханки" мангал. — На сколько кэмэ у нас бензинчику хватит?

Коля задумался.

— На много, дружище, на много. Говори, чего удумал.

— Смотри. — Иван вытащил из кармана карту и расстелил её на сидении. — Мы примерно вот тут, до дома по прямой, если я не ошибаюсь, километров пятьдесят-шестьдесят. Из них с десяток — по пескам. Ещё вспомни кучу сухих русел. Пусть и не таких глубоких и крутых, как это. — Маляренко махнул рукой за спину и продолжил: — Я предлагаю отсюда двигать не на юг, вдоль берега, а на восток — вглубь степи, постепенно, по широкой дуге, поворачивая к югу. Уж мимо-то посёлка по-любому не промахнёмся — дальше пляжа не уедем.

— Этточно, — Коля почесал лоб. — Чем дальше от берега, тем меньше промоин.

— Заодно и посмотрим, что да как, — просипел Маляренко. — Может, и водички раздобудем.

Покидав как попало отвинченные Димкой скамейки и прочее барахло в салон, мужики попадали внутрь. Николай, сидевший за рулём, зачем-то посигналил и не торопясь попылил на восток.

Честно говоря, за всё это время Ваня изрядно одичал, а потому воспринял старый кассетный магнитофон, запитанный от каких-то проводов, как нечто фантастическое. В коробке под сиденьем нашлось несколько кассет и из немилосердно пылящей и оставляющей на земле чёткий рыжий след "буханки" на все четыре стороны света полетел могучий и безжалостный русский шансон. Стоически перетерпев несколько блатняков, Иван взмолился и, дурачась, запросил пощады.