Фортификатор

Девочка недоверчиво нахмурилась, но ничего не сказала. Джойс протянул ей свою сухую костлявую руку, и ребенок серьезно пожал ее. Потом сделала шаг назад, настороженно глядя на директора, и секунду спустя пустилась прочь. Альберт улыбнулся, он знал, что девочка вернется.

И оказался прав. Через несколько дней после этого странного разговора, когда директор был в зале одного из самых больших среди трех секторов ближайших супермаркетов, его кто-то требовательно дернул за рукав. Она была все в той же одежде, но уже с чистыми лицом и собранными в пучок волосами. И опять не произнесла ни слова.

Она повела его в самый дальний отдел, куда мало кто добирался. Сквозь полки с условно дешевыми армейскими сухпойками, которыми сейчас питались почти в каждой семье, в бакалею. Девочка посмотрела на Альберта и опять те же самые продукты. Подумала немного, но все же взяла соевую колбасу, пару пачек риса и бобов, которые остались еще с довоенных пор и стоили ужасно дорого. Джойс ее не останавливал, даже когда сумма покупки превысила четверть его месячного дохода.

Уже нагруженная пакетами, суровая и полная решимости, она обернулась и серьезно так, даже с вызовом, сказала директору.

– Когда я выросту, у меня будет много денег. Я смогу купить себе все, что пожелаю.

И Джойс ей поверил. Такие дети, как она, как он в свое время, пережившие конец света и дальнейший упадок, рано перестают быть детьми. Они понимают, чего хотят, и идут к этой цели.

Опираясь на свой богатый опыт, Альберт думал, что больше не увидит ее. Слишком она была горда и независима, чтобы явиться вновь. Но ошибся. На следующий день секретарь сообщил, что к нему пришли.

В кабинет буквально ворвался человек. Из местных - загорелая кожа, курчавые волосы, черные глаза. В одной руке он держал множество пакетов, а в другой тащил за собой старую знакомую Джойса.

Родственники? Непохоже. Девчонка белокурая, со светлой кожей, явно не отсюда.

– Здравствуйте, простите, пожалуйста, простите мою дочь. Мейн не воровка. И никогда раньше не...

Все-таки дочь.

– Прошу вас, успокойтесь. Она не воровала. Это я купил ей все.

Больше десяти минут пришлось потратить, чтобы человеку, назвавшемуся Казимом, объяснить как все обстояло на самом деле. В конце мужчина расплакался, а Альберт растерялся. Он так отвык от слез в мире, где слабым не было места, где проявлять эмоции почти разучились и все занимались лишь одним - выживанием. Но Казим немного успокоился и стал рассказывать.

– С матерью Мейн мы давно поженились. Я тогда инженером был, получал хорошие деньги. А потом этот кризис. Работы лишился, еле-еле промывочником устроился. Работаешь по двенадцать часов, а деньги мизерные. Но у других того хуже. Так ей и говорил...

– Ушла?
– Сразу понял Джойс.

– Я ее не виню, привыкла к хорошей жизни. А тут военный из первого дивизиона, богатый, влиятельный. Уехала, в общем. Ему она с ребенком не нужна, да я бы Мейн и не отдал. Но все же звонит каждый конец месяца, справляется, что и как. Пару раз даже деньги отправляла. Последний раз я ей приехать предложил, а она рассмеялась. Сказала, что у меня еды нормальной даже нет, одни сухпайки. И вот вчера, как обычно, набрала. Связь у нас плохенькая, старая, аудиальная, на сетевизоры денег нет, так вот я с ней по трубке и говорю. Тут Мейн интерфон выхватывает и начинает кричать, чтобы мамочка приезжала, у нас и торт есть, кофе с молоком, как она любит, и колбаса...

Мужчина снова расплакался, а Джойс смущенно похлопал его по плечу. Маленькая девчушка по имени Мейн, пообещавшая, когда вырастет, купить себе все, что угодно, угрюмо ковыряла носком ботинка пол. И Альберт вдруг понял, что этот ребенок когда-нибудь переступит через других, но добьется того, чего хочет.

Настоящее время

– Признаться, я думал, ты сейчас начнешь открещиваться от Гризли и говорить, что тебя подставили.

– Зачем?
– Мейн обворожительно улыбнулась. Она скинула маску скромной провинциалки, показав коготки и обнажив острые зубки. Признаться, эта Мейн мне нравилась гораздо больше, чем предыдущая. Она была живая, ее попросту хотелось, как хочется обаятельных стерв на каблуках с ярко накрашенными губами.
– Я же не полная дура. Отпираться бессмысленно, не знаю как, но вы меня вычислили. У меня есть пара предположений на этот счет, но я оставлю их при себе.

– Даже не поделишься предположениями?
– сделал страдальческое лицо я.

– Даже не поделюсь, - передразнила Мейн.
– Сносить когда будете?

– Никогда, много чести тратить на тебя Славу, - я перестал играть, голос стал жестким и холодным.
– Сама уйдешь.

– У каждого игрока есть возможность отказаться от форта, - благодушно, точно разговаривал со своей младшей сестрой, объяснил Ши.
– Часто ее использовать нельзя, если я не ошибаюсь, раз в трое суток, но думаю, с этим проблем не возникнет.

– Не возникнет, - презрительно бросила Мейн.

– Барбара, ну ты и сука!
– Вскочил Леха.
– Мы столько сделали для тебя, ты стала одной из нас и продала, с потрохами!

– Не продала, а сдала, разница есть, - холодно ответила девушка.
– Если бы за это можно было получать деньги, то я давно разбогатела.

– Тогда ради чего?
– Поинтересовался я.

– Влияние. Так получилось, что мне пришлось заключить этот дурацкий контракт на три года. Я трезво смотрю на вещи, поэтому сразу поняла, что выиграть у меня не получится. Как бы ни старалась. Но вот завязать новые интересные знакомства, которые пригодятся в реальности, возможно. Да, да, оказывается, есть, помимо малолеток-преступников, близнецов-нищебродов с загнивающего доминиона и матерей-героинь, стоящие люди.

Так, малолетка, севший за преступление - видимо, Леха. Близнецы с загнивающего доминиона - Виллиан с Геймором. А женщина у нас теперь одна - Рина. Интересно было бы послушать ее историю из уст Мейн, сдается мне, девочки делились секретами, которые не предназначались для посторонних ушей, но спросил я совсем другое.

– Серьезно? Что же ты нашла в Шарухе?

– Фамилию. Вы хоть знаете, чей он сын? Конечно, зачем вам это? Директора сети перерабатывающих фабрик. Ленивый, туповатый, наглый, самовлюбленный. Человек, который из-за интереса профукал три года жизни в игре. Но так получилось, что он единственный сын у отца. И папочка его точно не бросит после всего.

– Так ты у нас из содержанок?

– Я из тех, кто никогда не будет жить в нищете, - огрызнулась Мейн.
– Теперь мне можно идти?

– Конечно, больше тебя не задерживаем. Надеюсь, не встретимся.

– Взаимно.

И была такова.

– Да уж, - протянул Барун, - ну и дамочка.

– Мечта поэта, - ухмыльнулся я.

– Зато теперь мутных в кантоне не осталось, - заявил Леха.

– Об Энигме забыл уже?

– Точно, - поморщился Рамирес.
– А и не видно его в последнее время.

– Затаился парень. Выжидает.

– Энигма, это который подполковник?
– уставился в планшет Барун.
– Так у него один форт, да еще и командир Рина. Сбросит вассалку - одной ударкой с героем уничтожим. Обороны там точно никакой еще нет.

Меня почему-то немного покоробило это фамильярное "Рина". Странно, сам же хотел, чтобы по именам друг друга называли. Тем более после совместной пьянки. Но внутри шевельнулось какое-то неприятное чувство. Ревность, что ли?

– За что его сносить, что не нравится нам?