Фотограф смерти
Шрифт:
– Тут две комнаты, – поспешил объяснить Артем, указывая на одинаковые двери без ручек. – И кухня.
Кухонное пространство делили печь, холодильник «Индезит» серебристого цвета и дубовый стол, во главе которого стоял дубовый же стул. У самого порога скромно приткнулось помойное ведро.
Пока Дашка осматривалась, Артемка ходил следом, разве что в затылок не дышал.
– Тебе переодеться надо, – не выдержала она. – Ты ж промок.
– Мы все промокли, – примиряющим тоном сказал Адам. Он устроился на кровати и уже успел отыскать старый альбом с серыми листами и яркими открытками. –
Артем исчез за дверью, появился он минут через пять, переодетый в черный спортивный костюм с рыжими лампасами. В руках Артем держал сверток, который кинул Дашке.
– Иди переоденься. А то и вправду заболеешь.
В свертке обнаружился еще один костюм, тоже черный и с лампасами. Штаны оказались коротковаты, а футболка – широковата. Дашка хмыкнула, представив, до чего хороша она будет в этом наряде. Сама виновата, могла бы подумать, собрать сумочку с барахлишком, а не подумала и не собрала – так бери, чего дают, и не ной.
Спасательница.
Выйдя, Дашка увидела картину, весьма ей не понравившуюся: Адам и Артем, в чертовых черных костюмах похожие, как братья, склонились над альбомом и что-то живо обсуждали. С Дашкиным же появлением обсуждение прервалось, альбом закрылся и исчез под матрацем.
– Есть два варианта, – с нарочитой бодростью произнес Артем, вытирая руки о штаны. – Первый – все отправляются спать, второй – сначала говорим, а потом спать.
– Спать не хочу, – соврала Дашка, проглотив зевок.
– Разговор представляется более целесообразным вариантом. Мне требуется вся имеющаяся информация по вашей проблеме.
Вашей… как будто его произошедшее в «Хароне» не касается.
Поведение Дарьи не укладывалось в прежнюю схему, и Адам не знал, как ему реагировать. Логическое исчисление эмоций снова не давало результата. Дарья должна была злиться, поскольку вынуждена была совершить противозаконный поступок, сопряженный с риском для жизни и здоровья, но выражение ее лица не подтверждало наличия злости.
Радости по поводу встречи она также не выказывала.
Дарьин друг и, как он сам выразился, сообщник, напротив, был чересчур дружелюбен, и, поскольку от его благорасположения зависело Дарьино будущее, как, впрочем, и будущее самого Адама, Адам старался выдать ответную реакцию аналогичного характера.
Проявлять дружелюбие по отношению к малознакомой личности с неидентифицированным стереотипом поведения оказалось сложно.
– Итак, Анна Кривошей. Шестнадцать лет. Самоубийца.
Дарья достала нетбук, но включать не стала. Из чехла же появилась прозрачная водонепроницаемая папка. Сквозь пластик Адам разглядел несколько листов, сложенных пополам.
– Анну привозят к нам, и нанятый мной специалист приводит тело в порядок. Но… – Дарья поежилась, точно испытывала переохлаждение. – Но затем он несет тело в церемониальный зал. Предположительно для фотосессии.
Дарья выудила из папки фотографию, которую передала Адаму.
– Я думаю, что это он устроил. На самом деле не нашли ни камеры, ни снимков. Но есть полицейские, и они точь-в-точь как этот. Поза. Платье. Даже лицо! – все-таки Дарья демонстрировала
прежнюю излишнюю эмоциональность.Это радовало.
– И вот закономерный вопрос: на кой ему это надо было?
– Художественный поиск, – предположил Артем. – Новая концепция творчества.
Адам не был уверен в верной интерпретации мотивов второй жертвы. Иррациональность искусства не позволяла установить точные ориентиры.
– Помолчи. Я пока просто рассказываю…
Дарья же говорила эмоционально, резко, жестикуляцией заменяя пропадающие слова.
Система не выстраивалась. Отдельные события представлялись блоками. Блоки соединялись цепочками логико-причинных связей.
Блок первый. «Харон». Мертвая девушка с измененным лицом. Фотография. И фотограф – все-таки Адам согласился с логичностью вывода – без средства съемки. Украдено?
Проникновение.
Убийство. Кража.
Точка.
Блок второй. Клиника. Номер третий. Самоубийство. Всеслава.
Фотография.
Женщина. Мужчина. Девочка.
Он – кто такой он? – не любил фотографировать.
Стоп. Вероятность совпадения ниже уровня достоверной связи.
– Биография.
– Что? – Дарья, собиравшаяся что-то сказать, замолчала и сердито дернула рукава мастерки. Несоответствие размеров одежды требуемым негативно влияло на Дарьино душевное равновесие.
– Анна Кривошей. Ее биография. И перечень ближайших родственников.
Связь между блоками или есть, или нет. Проверить легко. Адам надеялся, что легко.
Артем сделал пометку в дешевом блокнотике, который достал из-под кровати.
С оценкой этого человека Адам не определился. Явная симпатия, выказываемая Артемом Дарье при отсутствии ответной симпатии, но в присутствии доверия, позволившего совершить совместный акт нарушения закона, дезориентировала.
– Платье, – Адам переключился на более понятные материи. – Если я верно помню снимки, которые ты мне показывала, ее наряд также повторяет старый снимок.
Дарья с готовностью снимок протянула.
– Имеются два варианта. Первый: платье то самое, второй: платье изготовлено по точному описанию. Эскизу. Фотографии. Его аутентичность сузит круг поисков.
– И свяжет Максима с девушкой, – добавила Дарья. – Если узнать, по какой мерке платье шилось… и для кого. Я дура, да? Я сама должна была подумать?
Блок третий. Дарья. Орхидеи. Фотография. Качество ее свидетельствует о высоком уровне профессиональных навыков фотографа. Вместе с тем четкая фокусировка изображения не позволяет оценить задний фон и определить точку съемки.
Символизм черной ленты однозначен.
Адаму не по вкусу данная однозначность, но затрагивать эту тему не стоит: Артем предупредил, что Дарья крайне нервно относится к происшествию.
Дарью не следует нервировать.
Дом не любил дождь, и если грозу переносил стоически, то затяжная морось оборачивалась распухшими суставами ставень, судорогой ржавых перил и старческим ворчанием труб.
Жильцы дома, чуя приближение непогоды, раскладывали на подоконниках жгуты из старых простыней, ставили в особые места кастрюли и ведра, вытаскивали из шкафов пуховые шали.