Фотография как...

При этом степень художественности картины и фотографии, конечно, различна. Если из самой хорошей фотографии убрать все «ненужные» подробности и «лишние» детали, получится откровенно плохая картина.

Но в одном Кракауэр совершенно прав: реалистичность, документальность (в том числе и избыточность информации) неотъемлемые качества настоящей фотографии. Художественная фотография — это всегда сочетание излишнего и необходимого, организованности и случайности, с одной стороны — стремления к творчеству, а с другой — к раскрытию реального мира. Все зависит от чувства меры и вкуса фотографа.

18. Диалог о Брессоне⁸ (с. 180)

Читатель: Я никак не могу понять, что хорошего в этом вашем Брессоне. И почему им

так все восхищаются? Самые обычные снимки, ничего нового, ничего интересного.

Автор: Прекрасно вас понимаю. Когда-то мне понадобилось лет пять или восемь, чтобы в этом разобраться. Я показывал фотографии Брессона всем друзьям, фотографам, художникам. И у всех спрашивал: «Что же здесь такого? Объясните на понятном языке».

И это нормально. В тех случаях, когда восприятие требует особого вкуса (музыкального, литературного или художественного), нужна специальная подготовка и большие усилия со стороны слушателя, читателя или зрителя.

Но сначала вопрос к вам: а что же для вас интересно?

Ч.: Понимаете, на фотографиях Брессона ничего не происходит, люди ходят, сидят, иногда целуются или прыгают через лужу. Вот, помните, снимок в Освенциме, там, где допрашивают надзирательницу, это действительно интересно. Или другой пример: снимок «Похороны актера театра Кабуки», сами похороны просто не показаны, зато по кругу ходят какие-то женщины и сморкаются в платочки. О чем это, что это значит?

А.: Сразу замечу: Брессона часто называют репортером или даже журналистом. Это совершенно неправильно, он и не намерен показывать, как проходили похороны или как живут люди в другой стране. Из его книг о Китае, Индии или России вы этого не узнаете, зато обнаружите отдельные случайные моменты их жизни или, точнее, жизни вообще. Так что Брессон никак не журналист, он, скорее, бродячий философ или зевака, который ходит среди людей и замечает то, что они сами не видят.

Но правильно ли я вас понял? По-вашему, фотография может быть интересной только в том случае, если на ней запечатлено действительно выдающееся событие? А если человек просто сидит на лавочке, идет по улице или прыгает через лужу, в этом для вас ничего интересного нет?

Ч.: Конечно правильно. Зачем же тогда фотография, если она не говорит мне о жизни ничего нового, если в ней, попросту говоря, нет информации?

А.: Итак, фотография для вас всего лишь средство фиксации значимых или необычных событий. При этом, очевидно, чем интереснее событие, тем лучше фотография. То есть она подобна зеркалу из сказки, в котором можно увидеть происходящее где-то далеко, причем желательно, чтобы зеркало это было плоским и правдивым. Во всяком случае, собственное мнение зеркала никого не интересует. Но тогда вам лучше читать газеты или смотреть телевизор, там столько всяких интереснейших событий. Просто на любой вкус.

Ч.: А в чем же тогда мастерство фотографа? Разве не в том, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время, поехать на войну, спуститься под воду или пробраться в ванную к политику?

А.: И это тоже необходимо и заслуживает уважения. Но это пресс-фотография, мы же с вами говорим не о ней.

В любом, на первый взгляд, самом незначительном событии можно обнаружить не только смысл, но иногда даже и красоту. И в этом основное предназначение художественной, творческой (называйте, как хотите) фотографии, только она способна документально запечатлевать подобные моменты в жизни.

Художественная фотография — не последние известия, это скорее поэзия. Кроме всего прочего, это не фиксация, а исследование жизни в полном смысле этого слова. Анализ и размышление фотографа, его оригинальное понимание жизни — вот, что самое интересное.

Для того, чтобы стать хорошим фотографом, нужно сначала стать хорошим зрителем. Научиться видеть и понимать изображение жизни на фотографиях. А потом уже стремиться понимать и находить это в реальности. Это будет зависеть только от вас, вашего вкуса и знания жизни.

Ч.: Но что же делать тем, у кого такого вкуса нет от природы или он недостаточно развит?

А.: Ответ очевиден — развивать свой вкус, не жалея сил и времени.

Мой опыт, прежде всего опыт самообразования, а потом уже преподавания говорит, что вкус можно развить до какой-то степени. Дальше все зависит от способностей, у одного они больше, у другого — меньше. Но совсем не обязательно всем заниматься именно художественной фотографией или, тем более, искусством. Есть пресс-фотография, журналистика, прикладная или научная фотография. И в каждой из этих областей от вас потребуется подлинное творчество, вас ждут как горести неудач, так и радости победы. Победы над материалом, над собой, техническими или иными проблемами.

Так что лучше я дам вам совет, чего делать не нужно. В этом больше пользы. Прежде всего — не озлобляться и не чувствовать себя обиженным или обманутым. Если лучшие умы человечества в каждом новом поколении утверждают, что Ф. М. Достоевский гениален, а я его гениальности не ощущаю, это не дает мне права говорить о заговоре высоколобых против простого народа (то есть меня) или масонской ложе литературных критиков. Я могу сказать «не понимаю» с большим уважением к людям, придерживающимся противоположного мнения, как живым, так и ушедшим. И причина проста: все они наверняка были не глупее меня. А я, видимо, еще не дорос до Достоевского.

Большие подозрения вызывает и художник, который не устает снова и снова рассказывать о всемирноисторическом значении своих работ, а заодно и о своей гениальности. Причем, делает это артистически вкусно. Такого рода «оральное искусство» чрезвычайно распространено и благосклонно принимается публикой, которая благодарна любому объяснению, потому что давно уже ничего не понимает в современном искусстве.

Если я чего-нибудь не понимаю, а другие понимают, это может значить две вещи. Или в силу какого-то недостатка мне не дано это понять. И нужно временно смириться, но бороться с этим недостатком. Или же я прав, а все ошибаются. Но это слишком смелое предположение. Его нужно еще доказать, обязательно чем-то реальным: книгами, картинами, фотографиями, то есть всей своей жизнью. Нужно одновременно безоговорочно верить в свою теорию (но не как в свою, а как бы в чужую!) и сомневаться в каждом ее слове, чтобы постоянно доказывать самому себе, что ты не ошибся. Сомневаться и доказывать, доказывать и опять сомневаться.

Почему я говорю «не озлобляться»? Сказать сегодня «Брессон плохой фотограф, вот у меня есть карточки...» для культурного человека просто неприлично, все равно, что высморкаться в скатерть. Говорят: «О, Брессон, конечно люблю, столько экспрессии!». Но думают иначе.

Есть тысячи людей (я лично знаю десятки), которые безуспешно пытались проникнуть в тайну Брессона, и не смогли. И вот эти люди поспешили сделать вывод, что их намеренно обманывают, просто издеваются. Они в самом деле озлобляются и чувствуют себя обманутыми. Того и гляди, по всему миру пройдут демонстрации обиженных фотографов с лозунгами «Долой Брессона!», «Нет никакого решающего момента! Когда хочу, тогда снимаю!».