Французская революция: история и мифы

Таким образом, несмотря на провозглашенную в 1989 г. задачу пойти дальше Э. Преклена в объяснении связи между янсенизмом и Революцией, историки, вступившие на эту стезю, всё равно возвращаются к очерченному ими кругу фактов. И, похоже, им едва ли удастся выйти за пределы последнего без внесения существенных корректив в методологию исследования. Изучая янсенизм как идеологический или политический феномен, эти исследователи, естественно, акцентируют своё внимание на тех его представителях, кого отличала наибольшая активность соответственно в идеологической или политической сфере, то есть, прежде всего, на верхушке движения, оставляя за рамками основную и более пассивную массу его рядовых членов. Характерно, что У. Дойл, суммируя исследования коллег, так определил "социальную основу" (social dimension) янсенизма: "Она почти всегда сводилась к ограниченному кругу интеллектуальной элиты" [617] .

617

Doyle W. Op. cit. P. 89.

Однако подобный подход, в той или иной степени присущий всем рассмотренным выше авторам, является искусственно зауженным. Уже в трудах представителя предыдущего поколения французских историков янсенизма Рене Тавено (1911-2000) показано, что к числу приверженцев этого религиозного течения принадлежали не только отдельные группы университетских теологов и судейских чиновников, но и достаточно широкие круги мелкого духовенства, буржуазии (в тогдашнем понимании этого термина, то есть зажиточных горожан, не связанных с производственной деятельностью), а с XVIII в. – и крестьянства [618] . Причем, как отмечал Р. Тавено, в выработке религиозных или политических теорий янсенизма даже исповедовавшие его священнослужители участвовали весьма слабо [619] . Тем более это относилось к их пастве. Она воспринимала янсенизм не как доктрину, а как определенный образ повседневной жизни, подчиненный некой системе этических норм [620] . Однако именно эта сторона янсенизма – как культуры повседневности – остается вне поля зрения его новейших исследователей. А может быть как раз здесь, в сфере социокультурной истории, и следует искать связь между янсенизмом и Революцией? Так, как это сделали исследователи масонства. Ведь и они более ста лет вращались в круге проблем идейно-политической истории, ведя бесконечные и мало что давшие науке споры о существовании или отсутствии "масонского заговора", пока наконец О. Кошен не предложил взглянуть на масонство как на социокультурный феномен, способствовавший вызреванию во Франции новых, демократических форм социабельности. Столь радикальное изменение методологических подходов позволило исследователям вырваться из "заколдованного круга" мифа о "масонском заговоре" и перенести вопрос о влиянии масонов на подготовку Революции в принципиально иное, социокультурное измерение. Возможно, именно так надо подойти и к проблеме взаимоотношения между янсенизмом и Французской революцией.

618

Taveneaux R. La vie quotidienne des jans'enistes aux XVII et XVIII si`ecle. P., 1985. P. 115, 146-147.

619

Ibid. P. 120.

620

Ibid. P. 249.

А пока этого не произошло, до сих пор остаются актуальными слова М. Гоше, сказанные 15 лет назад на коллоквиуме в Версале: "Между янсенизмом и Революцией существует связь... Так это ощущали современники. У нас есть сильное искушение в большей или меньшей степени согласиться с ними, но, увы, у нас нет ключа для понимания этой связи, слух о которой нам нашептала история" [621] .

Часть третья

621

Gauchet М. Op. cit. Р. 23.

ЛЮДИ-СИМВОЛЫ

В истории нередко встречаются имена-символы, имена-фантомы. Они ведомы каждому, кто хоть мало-мальски знаком с событиями соответствующей эпохи, и являются неотъемлемой частью общепринятых представлений о ней, однако даже специалисты едва ли могут многое рассказать о людях, носивших такие имена. Упоминают об этих персонажах, как правило, лишь для того, чтобы конкретизировать некую абстрактную идею, которую они символизируют. Обычно подобные упоминания авторы сопровождают кочующей из работы в работу стереотипной характеристикой данного лица, не задаваясь вопросом, насколько она соответствует реалиям.

Вот, к примеру, фраза академика А.Л. Нарочницкого из вузовского учебника новой истории, по которому училось не одно поколение будущих педагогов: "14 июля был убит Марат. Роялистка Шарлотта Кордэ, совершившая это преступление, действовала в контакте с жирондистами" [622] . В двух строках – три ошибки. И если одна связана с хронологией (Марат погиб 13-го), то две другие – результат воспроизведения расхожих стереотипов. На самом деле, республиканка Ш. Корде действовала исключительно на свой страх и риск.

622

Новая история. Часть I (1640-1870 гг.). М., 1972. С. 145.

Предлагаемые ниже вниманию читателей три биографических очерка посвящены как раз тем участникам революционных событий конца XVIII в., чьи имена давно уже превратились в символы. Шарлотта Корде неизменно олицетворяет собой "белый террор", а Жорж Кутон – террор революционный. О "якобинце" же Павле Строганове постоянно вспоминают, когда хотят показать причастность русских к Французской революции. Так, кто же они, эти "люди-символы"?

Глава 1

ШАРЛОТТА КОРДЕ И "ДРУГ НАРОДА"

Исчадье мятежей подъемлет злобный крик:

Презренный, мрачный и кровавый,

Над трупом вольности безглавой

Палач уродливый возник.

Апостол гибели, усталому Аиду

Перстом он жертвы назначал,

Но вышний суд ему послал

Тебя и деву Эвмениду.

А.С. Пушкин "Кинжал"

13 июля 1793 г., в половине восьмого вечера, когда солнце клонилось к закату и черные тени домов становились всё длиннее, когда крыши Парижа ещё горели расплавленным золотом угасающего дня, а узкие улочки наполнялись густеющими сумерками, возле дома № 30 на улице Кордельеров остановился фиакр. Из кареты вышла красивая, стройная девушка и медленно направилась к дверям. Скромное светлое платье подчеркивало совершенство её фигуры. Из-под круглой шляпы с зелеными лентами выбивались густые темно-русые волосы, отливавшие цветом ржаных колосьев, а розовая косынка на плечах оттеняла белизну благородного лица. Большие голубые глаза смотрели задумчиво и печально. Весь её облик говорил о полной отрешенности от мирской суеты, как будто юное создание, ещё ступая по земле, душой своей уже навсегда оставило земные заботы.

И это впечатление не было обманчивым. Девушка шла, чтобы убить и умереть. Она уже простилась с жизнью и в тот миг больше не принадлежала себе. Прекрасным ангелом смерти входила она в историю, и рок уже наделил её губительной силой. С этого момента неминуемая гибель ожидает каждого, чье имя назовут её уста. Вот она приблизилась к дверям и, громко, отчетливо произнося каждое слово, будто зачитала приговор, обратилась к привратнице: "Я хочу видеть гражданина Марата!"

Да, в этом доме жил сам Жан-Поль Марат, вождь и кумир парижской черни, одно из главных действующих лиц в великой драме Французской революции. Впрочем, правильнее сказать, не "жил", а "доживал" свои последние дни, медленно и мучительно сгорая от недуга, вызванного нервным перенапряжением. Целыми днями лежал он в ванне с теплой водой, работая над статьями для газеты или предаваясь размышлениям. В свои 50 лет Марат уже получил от судьбы то, к чему стремился всю жизнь и что считал высшим смыслом существования, ибо сильнее всего на свете он желал славы. Любовь к ней, как признавал он сам, была его главной страстью [623] .

623

Марат Ж.-П. Избранные произведения. М., 1956. Т. 3. С. 230.

В поисках славы он 16-летним юношей покинул отчий дом в швейцарском городке Невшатель и отправился странствовать по Европе. Его воодушевляло то, как много безвестных прежде людей "низкого" происхождения стали в Век Разума знаменитыми благодаря успехам в философии, науке и литературе. Чем только не занимался Марат в предреволюционные годы, но, увы, золотая птица удачи никак не давалась ему в руки. Попробовал он было написать сентиментальный роман в духе Руссо, однако сочинение получилось настолько слабым, что сам автор не решился его опубликовать. Во время движения за парламентскую реформу в Англии Марат попытался приобрести популярность там, издав антиправительственный памфлет, однако благоразумные англичане пренебрегли советом эксцентричного иностранца свергнуть монарха и назначить "добродетельного" диктатора. Тогда Марат решил испробовать свои силы на поприще философии и... опять потерпел крах. Хотя "гранды" Просвещения Вольтер и Дидро обратили внимание на его трехтомный опус, однако сочли сей труд философским курьезом, и обидно высмеяли неофита, обозвав "чудаком" и "арлекином" [624] .

624

См.: Фридлянд Ц. Жан-Поль Марат и гражданская война XVIII в. М., 1959. С. 90-91.

Но главные надежды на осуществление заветной мечты о славе Марат связывал с естественными науками. Не жалея времени, он постигал премудрости медицины, биологии и физики. Став придворным врачом брата французского короля, он дни и ночи напролет проводил в лаборатории, перебирая окровавленными руками пульсирующие внутренности заживо разрезанных животных [625] или до боли в глазах вглядывался в темноту, чтобы увидеть "электрическую жидкость". Увы, результат оказался непропорционален затраченным усилиям. Теоретическое объяснение Маратом его опытов не выдерживало никакой критики, а потому претензии самоуверенного выскочки на "развенчание" научных авторитетов ("мои открытия о свете ниспровергают все труды за целое столетие!" [626] ) вежливо, но твердо отклонялись академической средой. На что только не шел он, добиваясь признания: анонимно публиковал хвалебные отзывы о собственных "открытиях", клеветал на оппонентов и даже прибегал к откровенному жульничеству! [627] Однажды, когда он публично доказывал, что резина якобы проводит электричество, его уличили в том, что он спрятал в ней металлическую иголку [628] . Ущемленное самолюбие, болезненная реакция на любую критику, крепнущая год от года убежденность в том, что он окружен "тайными врагами", завидующими его таланту, и вместе с тем непоколебимая вера в собственную гениальность, в своё высочайшее историческое призвание – всего этого было слишком много для простого смертного. Раздираемый неистовыми страстями, Марат едва не сошел в могилу от тяжелейшего нервного недуга, и только начавшаяся Революция вернула ему надежду на жизнь.

625

Марат Ж.-П. Письма. М., 1923. С. 14-15.

626

Марат Ж.-П. Избранные произведения. Т. 3. С. 232.

627

Подробно о научной деятельности Марата см.: Caban`es. Marat inconnu, l'homme priv'e, le m'edecin, le savant, d'apr`es des documents nouveaux et in'edits. P., 1911.

628

См.: Араго Д.Ф. Биографии знаменитых астрономов, физиков и геометров. СПб., 1859. Т. 1. С. 298; Тэн И. Происхождение современной Франции. М., 1907. Т. 4. С. 86.

С бешеной энергией бросился он разрушать Старый порядок, при котором не сбылись его честолюбивые мечты. Уже с 1789 г. издававшаяся им газета "Друг народа" не имела себе равных в призывах к самым крутым мерам против "врагов свободы". Причем в число последних Марат постепенно включил не только окружение короля, но и большинство крупнейших деятелей Революции. Долой осторожные реформы, да здравствует народный бунт, жестокий, кровавый, беспощадный! – вот лейтмотив его брошюр и статей. В конце 1790 г. Марат писал: "Шесть месяцев тому назад пятьсот, шестьсот голов было бы достаточно... Теперь... возможно, потребуется отрубить пять-шесть тысяч голов; но, если бы даже пришлось отрубить двадцать тысяч, нельзя колебаться ни одной минуты" [629] . Два года спустя ему уже мало этого: "Свобода не восторжествует, пока не отрубят преступные головы двухсот тысяч этих злодеев" [630] . И слова его не остались пустым звуком. Люмпенизированная толпа, низменные инстинкты и устремления которой он изо дня в день будил своими произведениями, с готовностью откликалась на его призывы.

629

Марат Ж.-П. Избранные произведения. М., 1956. Т. 2. С. 235.

630

Там же. Т. 3. С. 292.