Французский шелк
Шрифт:
— Ваше чувство долга достойно восхищения.
— Я не чувствую, что должна что-то матери. Просто я люблю ее.
— И поэтому вы ее не запираете?
— Да, именно поэтому. Ей не требуются замки, ей нужны любовь, терпение и понимание. Ну и кроме того, запирать ее — это жестоко, бесчеловечно. Я ни за что не позволю относиться к ней как к животному.
— Но на улице, когда она бродит одна, с ней ведь может произойти что угодно, Клэр.
Она присела на мягкий подлокотник дивана.
— Неужели вы думаете, что я этого не знаю? Хотя я и не запираю ее, я строго слежу за тем, чтобы не допустить ее прогулок в одиночестве.
Разговор сам собой замер. Тишину нарушали лишь отдаленные раскаты грома. Клэр сложила руки на груди и вгляделась в темноту, откуда Кассиди все так же задумчиво смотрел на нее, словно погруженный в свои мысли. Под его взглядом она чувствовала себя неловко, и тому было множество причин. Сейчас же Клэр было интересно, ощущает ли он эту молчаливую темноту так же, как и она?
— Почему у меня все время такое чувство, будто вы рассматриваете меня под увеличительным стеклом? — с упреком спросила она.
— Вы — загадка.
— Моя жизнь вся как на ладони.
— Я бы не сказал, Клэр. Мне пришлось по крупицам выуживать из вас информацию. Вы лгали мне на каждом шагу.
— Я пошла той ночью в «Фэрмон» за матерью, — сухо сказала она. — Вам это и не требовалось знать.
— Вы солгали мне о своем детстве, которое на самом деле было ужасным.
— А кто-нибудь выкладывает все начистоту, когда его спрашивают о детстве?
— Но вы также обманули меня, сказав, что никогда не были под арестом.
Клэр горько рассмеялась.
— А вы поработали на славу!
— В "гот день, когда мы увиделись впервые, вы сказали, что не следует вас недооценивать. Так вот: меня тоже не стоит недооценивать. — Дотронувшись до ее подбородка, он приподнял ей голову. — Расскажите мне об этом, Клэр.
— Зачем? Я уверена, что вы уже все знаете. Я напала на полицейского.
— Но обвинение с вас сняли.
— Мне было лишь четырнадцать.
— Что же случилось?
— А в ваших архивах разве ничего об этом не сказано?
— Я бы хотел услышать ваше объяснение.
Она глубоко вздохнула.
— Моя школьная подруга жила у меня.
— Вернее, вы прятали ее. Она сбежала из дома.
— Да, — резко сказала Клэр. — Я прятала ее. Когда пришел полицейский, чтобы забрать ее домой, у нее началась истерика. Он попытался надеть ей наручники. Я вступилась за нее.
— Но зачем вы прятали ее? Даже когда вам угрожали тюрьмой, вы так и не рассказали полиции, почему эта девочка пряталась в вашем доме.
— Я дала слово, что никогда не выдам ее. Но все это было давно, прошли уже годы, и она… — Клэр махнула рукой, дав понять, что все это уже не имело никакого значения. — Ее отчим приставал к ней с дурными намерениями. Он насиловал ее, иногда с особой жестокостью, а мать делала вид, что ничего не замечает. Дошло до того, что терпеть надругательства у нее уже не было сил. Обратиться девочке было не к кому. Она боялась, что, если расскажет обо всем священнику или монахиням в приходской школе, ей просто не поверят. И еще боялась, что о ее жалобах узнают дома и ей придется еще тяжелее. Когда она рассказала обо всем мне, я предложила ей укрыться в моем доме и оставаться столько, сколько она захочет.
Клэр на мгновение задумалась,
вспоминая, как неистовствовала она, когда ее усилия оказались напрасными.— Через две недели после того, как подругу вернули домой, она вновь убежала. Должно быть, она навсегда покинула город.
Никто о ней больше ничего не слышал.
— Вы могли бы чистосердечно рассказать обо всем в полиции и избавить себя от неприятностей.
— И что бы мне это дало? — с упреком спросила Клэр. — Ее отчим был миллионером. Они жили в роскошном доме в Гарден-Дистрикт. Даже если бы девочке кто-нибудь и поверил, все равно эту историю замяли бы, а ее вернули домой. Кроме того, я обещала, что не выдам ее. — Она тряхнула головой словно в подтверждение своих слов. — То, что пришлось пережить мне в связи с этим арестом, едва ли можно сравнить с тем, что выстрадала она, мистер Кассиди.
— Расскажите мне об Андре Филиппи.
Клэр взглянула на него с нескрываемой враждебностью:
— Что вы хотите знать?
— Вы оба посещали Духовную академию.
— Да, мы учились вместе с седьмого по двенадцатый класс. Наставницей была сестра Анна Элизабет. — Клэр резко вскинула голову. — И что же предосудительного в том, что мы с Андре были школьными приятелями?
— Расскажите мне о нем, — сказал Кассиди, словно не замечая ее иронии. — Он забавный человечек.
Внезапно ее тон переменился. От прежнего благодушия и легкого кокетства не осталось и следа. Даже голос ее возвысился до резких ноток.
— Я вполне допускаю, что для таких атлетов, как вы, Андре всего лишь «забавный человечек».
— Я не имел в виду ничего оскорбительного.
— Мне плевать на то, что вы имели в виду.
— Его можно назвать ветреным человеком?
— Это что, важно?
— Я еще не знаю. Итак?
— Нет. Он со школьных лет помешан на Ясмин.
— Но у него нет интимных отношений ни с кем — ни с мужчиной, ни с женщиной?
— Этого я не знаю. Живет он один.
— Я знаю.
— Еще бы, конечно.
— У меня есть досье на него, — сказал Кассиди. — Так же, как и на всех служащих отеля «Фэрмон» — даже на тех, кто не дежурил в ту ночь.
— А на меня у вас тоже досье?
— Да, причем очень пухлое.
— Я польщена.
Кассиди нахмурился.
— Что вы можете сказать о родителях Андре? Какова его родословная? Я не сумел в ней разобраться:
— В вашем вопросе есть какая-то расовая подоплека?
— Черт, — не сдержался Кассиди. — Да нет же. Вы когда-нибудь оставите этот агрессивный тон?
Клэр взвесила все «за» и «против», решив, что лучше рассказать ему об Андре. Если она будет и дальше упорствовать, Кассиди станет копать в одиночку, но чем больше он раскопает, тем сложнее станет ее положение.
— Мать Андре была квартеронкой [7] . Вы знакомы с таким определением? — Он кивнул. — Она была на редкость красивой женщиной — Ясмин чем-то напоминает ее. И хотя она была умной, образования так и не получила. Вместо этого она предпочитала углублять свои знания в тех областях, которые были полезны при ее профессии.
7
Квартероны — потомки от браков мулатов и белых людей. В свою очередь, мулаты — потомки от браков белых с неграми.