Франкфурт 939
Шрифт:
Манфред не из пугливых. Преодолел пристань, а когда та закончилась, не вернулся к тесноте улиц, а побрёл дальше по берегу. Сюда прибивает весь городской мусор, рыбьи потроха и разбитые надежды. Крысы, коты, птицы и бездомные, что чураются трущоб, облюбовали это место. Живут в шалашах. Собирают их из обломков мебели, прогнивших досок, да рыбацких снастей. Помойка, как не назови. И люди здесь выброшенные судьбой. Никому они не нужны, по ним не горюют. Умрут – никто и не заметит. Часто, когда ищут какого-нибудь незатейливого дурака, стража первым делом идёт сюда. Громят ветхое жильё, переворачивают всё вверх дном. Обычно никто не жалуется, все мирно терпят. А будешь возмущаться, прирежут и делов.
Манфреда сторонятся даже кошки. В обычный день приличный человек сюда не сунется. Сегодня их тут уже четверо. Гвардеец заметил их ещё на площади. Тогда это только предчувствие, но Манфред к нему прислушался. Петлял по городу, чтобы проверить. На рынке и у церкви краем глаза их поймал. И вот сейчас последние сомнения развеялись – за ним следят.
Таверна «Пивной Когг» поблизости, как нельзя кстати. Манфред раньше в ней жил. Очень удобный чердак и крыши все на одном уровне, а главное – бесплатно. Оказал хозяину услугу в обмен на проживание. Тот думал, это ненадолго, а Манфред считал, что навсегда.
В дверях столкнулся с человеком. Хмурый вид, мешки под глазами, морщины у висков, острая борода с частой проседью, а на груди кулон церковного посланника. Годов на пятнадцать старше, но с виду вылитый отец. Так бы он выглядел, доживи до этих лет.
Храмовник уставился на доспех. Узнал символику королевской гвардии? Да не, куртка – не плащ, нет герба во всю спину и броского узора спереди. Так, мазня на груди, но при таком свете не разглядишь.
Теперь пялится на руку. У Манфреда на пальце кольцо с руной. Выменял в Бремени за волчью шкуру и сапоги из телячьей кожи. Там у портовых торгашей полно подобных безделушек. Снимают их с мёртвых северян, погибших при набеге. Кольцо магически действует на всех служителей Христа. Как увидят, так сразу закипают.
Не то чтоб Манфред ярый еретик, у него и крест есть. Носит его глубоко под одеждой. Он ясно видит разницу между верой и церковью. Хранит Бога в сердце, а не выпячивает напоказ.
– Отойди, не до тебя сейчас, – пробасил храмовник. Гвардеец отошёл. Почему нет? Повод, конечно, идеальный, но слишком уж близко к порогу.
Утром и вечером в таверне кто-то пьёт. Одни чуть-чуть, другие больше, а третьи здесь, чтобы нажраться до свинского состояния в кругу друзей, знакомых, первых встречных, да кого угодно. Это неважно, когда ты пьян. Общество, может, и пестрит, но как напьются, всё – долой различия. Словом, завести здесь знакомство или напороться на неприятности можно всегда и с легкостью.
Спертый воздух и стойкий аромат еды, смех, голоса людей, удары глиняной посуды о стол, топот, лязганье кольчуги, журчание пива, чавканье и прочие менее приятные звуки. Ничего не изменилось. Не то чтобы в других тавернах всё совсем иначе, но тот, кто в них живёт, всегда заметит разницу.
Есть причина, почему гвардеец заглянул именно в эту. Хозяин её, подлый мерзкий гад, наклеветал на Манфреда. И то, что всё до последнего слова – правда, ничуть его не оправдывает. Он изменился – поседел, схуднул, щёки обвисли. Едва увидел на пороге гостя, онемел, застыл, не шевелится, забыл даже про пиво. То полилось через край кружки на стойку, а оттуда на пол.
«Узнал, значит, старый козёл. С тебя сегодня взыщется. Даже не думай об обратном, и не надейся, не молись».
Из кухни показалась его дочка. Ого как выросла. Выбежала с двумя тарелками похлёбки, отнесла её стражникам. Один в благодарность ущипнул её за ляжку – получил в ответ смачный шлепок по руке. Друзья заржали, а девчонка-то
улыбается. Ну, понятно. Похоже, в мамку пошла. Та ещё потаскуха. Где она теперь, интересно? Из-за неё, пожалуй, Манфред тут и не прижился. Даже несмотря на его успех, жена к хозяину таверны не вернулся, и он нашёл виноватого в том, кто мешался.Дочка меж тем уже метнулась на кухню и вернулась ещё с двумя тарелками для стражников. Ох уж эти стражи таверны. Манфред-то знает, что они не на службе у города. Хозяин где-то раздобыл доспехи франкфуртской стражи. Поит и кормит четырёх бездарей, лишь бы те сидели и изображали из себя закон. Так спокойней, никто не дерётся под носом у стражников.
Через стол от них жулики. Раздевают очередного дурака. Только кретин подумает, что там решает случай. Нет, ловкость рук и хитрость. Эти ребята с детства кидают кости, они в этой игре собаку съели. Если ты новичок, тебе дадут выиграть. Вошёл во вкус? Играешь по-крупному? Попрощайся с деньгами. Зато у них за столом всегда весело.
Что за громила в углу? Обычно там сидят вербовщики. Щуплые или увечные. А этого хоть в плуг запрягай, все руки-ноги на месте. И Манфред велик, широк в плечах, но не настолько. Наверно, верзила съел вербовщика, чтобы занять удобное место. Или сел на него и раздавил. Гвардеец скорей поверит в подобный бред, нежели в то, что этакого бугая отправили поднимать ополчение. Он-то знает, как не хватает людей принцу Генриху.
«Ого, вот это да!»
Манфред с трудом сдержал смех, когда увидел стол восточных купцов. Он и не сомневался в том, к кому подсесть. Беспардонно занял свободное место на скамье, отщипнул от кабана, отпил прямо из кувшина. Купцы уставились на него, недоумевая. Да и не только они, вся таверна обратила внимание. Манфред вписался в их компанию как ворон в стаю голубей. Голуби переглянулись, и давай дальше уплетать за обе щёки, будто всё как надо.
Сэр Наглый меж тем отведал лосося, заел сыром, запил пивом. Громко отрыгнул и поставил кувшин с такой силой, что брызги разлетелись во все стороны. Попало и на купцов. Те вновь оторвались от еды. Теперь уже не столько растерянные, сколько недовольные. Ну ещё бы.
– Прощу прошение, Увжяемый… – заговорил с сильным акцентом один из них.
– Нет, не прощаю, – перебил Сэр Грубый. Обычно Манфред не такой. Он наблюдательный, в беседах рассудительный и сдержанный. А если нагрубил, значит – так надо.
– Нам не нужно проблема, – вставил второй, которому германский язык даётся легче.
– А мне нужно, – разъяснил гвардеец. Обжоры занервничали. – Откуда вы?
– Из римский империя, – ответил всё тот же.
– Нет такой страны. Может, ты имел в виду Византию?
– Да-да, Византью, – подтвердил первый довольным голосом. Говорят только эти двое, ещё трое просто молчат. Языка не знают?
– Так вы греки?
– Именно так, – кивнул второй.
– Какие вы, к чёрту, греки. Сразу ведь видно – нехристи.
– Чё те надо? – высказался третий, до сели хранивший молчание. Акцент ни разу не византийский, а хорошо знакомый – трущобный.
– Ну, наконец-то, а то ваш ломаный германский уже утомил. Да вы, прям, мастера маскировки. Хоть бы дырки на одежде прикрыли. И чем вы лица вымазали, дерьмом что ли?
«Восточные купцы» завертелись по сторонам. А вдруг кто-то услышал? Да всем плевать! Хоть ты в короне голым тут сиди и называйся Карлом Великим. Платишь, и ладно. А-а-а, стражники и этот странный громила в углу?