Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века

— Я и есть рабочий! — Вместо того чтобы поспешить в ванную, он сгреб ее в охапку, не слушая возражений. Сорвал нежный шелк рубашки и еще потребовал такого секса, который она считала «грязным». Разговор о браке после всего этого отодвинулся на дальний план. Заливаясь слезами, Ава сказала: «Не торопи меня, я должна решиться».

Да, приходилось признаться себе в очевидном: несмотря на непомерное богатство, он не был особенно опрятен в одежде и не очень-то соблюдал правила гигиены, да к тому же оказался не слишком привлекателен как сексуальный партнер. Ава поняла: над всесильным Говардом имеют власть детские фобии — он боится микробов и воды, ненавидит мыться в ванных отеля, менять белье, не подпускает к себе незнакомую обслугу — парикмахера, маникюршу, предпочитая ходить неопрятным. А чрезмерное напряжение, в котором он находится постоянно, требует выхода в постели.

«Все это поправимо! — убеждала себя Ава. — Он щедр, он совершенно уникален, он любит меня!»

Днем они ездили на корриду, и зрелище так потрясло Аву, что она заболела. Тореро — этот смельчак, сражавшийся один на один с разъяренным быком, играющий со смертью на глазах амфитеатра, — вот эталон мужчины, ради которого можно умереть. Мучительный спектакль, приправленный кровью, болью и риском, всколыхнул в ней потаенные животные силы. Аву сразила болезнь, имени которой она пока не знала.

Она отказалась вечером пойти в ресторан, нехотя проглотила кое-что в номере. Говард громко говорил сразу по трем телефонам. Наконец бросил трубки и ворвался к Аве, свернувшейся на кровати:

— Вставай, мы летим! Немедля. Эти кретины запороли крыло!

— Милый, у меня нет сил… Такая слабость, — взмолилась Ава.

— Что? Температура? — Он даже сделал шаг назад. — Это может быть жутко опасно! Какой-нибудь мексиканский грипп. Я вызову врачей. Лежи и не двигайся. Как прилечу, тут же позвоню.

Вихрем пронеслись сборы, в номер вошел носильщик в красно-золотом костюме, взялся за чемоданы Хьюза. Говард даже не подошел, помахал Аве от двери шляпой. Ей стало так невыносимо тоскливо в это мгновение, так жаль того, что она, не получив, теряла сейчас окончательно… Слезы хлынули ручьем. Вскочив с постели, Ава кинулась с распахнутыми объятиями к Говарду. Она была готова сказать, что навсегда принадлежит ему. Но ее герой шарахнулся от нее как от черта, в испуге поспешил выскользнуть за дверь, едва не сбив с ног носильщика. Ава смотрела на парня полными слез глазами. Он только пожал плечами:

— Извините, мисс. — И вышел.

«Он крези, присмотрись к другому»

Похоже, у Авы был бред, ее знобило. И страшное, испуганное лицо Говарда, убегающего от нее, витало на потолке, стоило лишь приподнять веки. Потом там появилось другое лицо. Смуглое, узкое лицо тореадора с орлиным носом, тонкими, гордо сжатыми губами.

— Синьора, извините… дверь не закрыта. Я волновался. — Тореадор в черных кудрях и ливрее отеля склонился над ней. — Вам плохо? — Говорил он с акцентом, но бойко: — Сейчас придет врач. Вам что-то надо?

— Пожалуйста, дайте мне виски! Там, в баре…

Парень достал бутылку, налил в стакан и разбавил содовой.

— Так или больше?

— Сойдет. Иди сюда. Сядь рядом. Ты боишься заразиться?

Он с изумлением смотрел на потрясающе красивую американку, от которой только что сбежал сумасшедше богатый клиент. Неужели чума?

Красавица приподнялась на локте, обнажив сказочную мраморную грудь. Никакой сыпи! Только взгляд странный — кошачий. Затаившейся, охотящейся кошки. И глазищи длинные и зеленые. Колдунья!

— Знаешь, чем я больна? Страстью. Страстью к тебе. — Колдунья протянула ему свой бокал, и он одним махом проглотил оставшееся. А потом трепетно и жадно прильнул к ее губам.

Такой ночи у Авы еще не было. Да она и предположить не могла… Дева Мария… Грех, такой огромный грех. Но и счастье — не может же быть грехом счастье! Смуглый мальчик… не боящийся смер — ти. Мальчик — бог. Бог Эрос… Жизнь так щедра…

Доктор, вызванный Хьюзом, не смог достучаться в номер. На следующее утро, по дороге к дому в пригороде Акапулько, он видел прекрасную женщину с распущенными волосами. Босая, она танцевала у костра с черноволосым юношей, а простонародье, сидя вокруг, отбивало ритм кастаньетами.

— Это дама мистера Хьюза, — сообщил ему шофер.

Ну что ж, помощь врача ей явно не требовалась.

В Лос-Анджелесе Аву также ждал вызванный Говардом доктор. Едва посмотрев на «больную», он понял, в чем дело, и написал на большом бланке: «Всесторонне обследована. Микробов и инфекций не обнаружено».

— Знаете, мисс Гарднер, сильные мира сего вправе иметь некие странности. Когда твою жизнь оценивают в миллиарды, невольно появляется страх совершить оплошность — проглотить микроскопического убийцу, — объяснил он деликатно прихоть Говарда и покинул красавицу.

— Лана! Я была в Мексике, — орала Ава в телефон, стараясь перекричать истошные вопли малютки — месяц назад Тернер благополучно родила дочь Черил.

— Слушай, я здесь скоро обалдею! Три няньки, дитя, и все на мне висят. Хватит. Жди, я скоро буду — оттянемся, подруга.

Они снова сидели в гостиной, теперь уже в доме Авы, правда, довольно скромном — типовой проект для проживания служащего киностудии среднего ранга. Молодая мать похорошела, а в глазах ее металось раздражение. Она решила не ограничивать себя в спиртном, переведя дочь на искусственное вскармливание.

— Не поверишь, обалдеваю! Месяц крохе, а я чувствую себя многодетной матерью. Знаешь, все это прелестно, но со стороны. Кончено, баста! Я начинаю сниматься и веселиться. Ой, хорошо пошел вискарь… Расскажи про Говарда. Он мне названивает.

— Тебе?!

— Что, собственно, тут удивительного?

— Он сто раз предлагал мне стать его женой. Но я отказалась.

— Знаю. Он предлагает это всем подряд.

— А плевать! Нет, честно, честно! Мне на него плевать! А знаешь почему? — Ава рассмеялась и закружилась по комнате. — Он мне не нужен. — Склонясь к Лане, она четко и раздельно выговорила: — Не ну-жен!

Потом Лана выслушала отчет о попытках сватовства мистера Хьюза и открытии, сделанном Авой в Мексике. И подвела итог:

— Что ж, прими мои поздравления. Рано или поздно спящая красавица должна была проснуться. Вот парадокс нашего мира: над тобой трудились гениальный актер и гений-авиатор, я не говорю уже о прочих мачо, а победил мексиканский мальчишка, простак. О! Бедный Говард! Но ты его попридержи, девушка, защита нехилая. А сама не плошай. Посмотрим, куда вывезет.

Отныне журналисты причисляли Аву к голливудским львицам. Газеты перемывали косточки подруге Хьюза, которую он придерживал в арсенале самых любимых женщин. Таковых было немало, и никто на него не обижался. То, что мог сделать Хьюз, было не под силу самому щедрому из кавалеров. И это подкупало.