Фрося. Часть 5
Шрифт:
– Станиславовна, ты прости меня, но я не могу пойти в ресторан, никак не могу.
– Тсс, слушай старших, как я раньше сказала, вначале мы идём в парикмахерскую, приводим твои волосы и ногти в порядок, потом заедем в мою квартиру, мне кажется, что где-то висят в шкафу оставшиеся после моей Анютки парочка вещичек, ты будешь пониже её, но у тебя же я поняла золотые руки, вот сама и подошьёшь.
Так, проблему с детьми попробую тоже решить, позвоню своей подружке Насте, она живёт не далеко от Москвы в деревне, ту я точно в ресторан не вытяну
– Есть, я могу маму попросить или соседку, она предлагала мне много раз свои услуги, но я ни разу ими не воспользовалась, ведь никуда с дому вечером давно не выхожу.
– Отлично, тогда всё равно позвоню Настюхе и постараюсь её уговорить на ресторан, с той будет попроще, ей и мои шмотки налезут, но опасаюсь, что тут все мои уговоры будут напрасными.
Что это у тебя здесь, я ведь кроме чашечки кофе ничего сегодня не ела и не пила.
Ух, котлетки, вкусные, чёрт побери, редко себя балую домашней едой, а в последний год, так вовсе обленилась.
И Фрося жуя, от удовольствия закатила глаза.
Парикмахерская находилась прямо в их ателье, там же рядом были обработаны ногти, и к трём часам дня они переступили порог Фросиной квартиры.
Таня зашла во внутрь и обомлела:
– Ефросинья Станиславовна, вы тут живёте одна, ведь это настоящие хоромы.
– Одна, совсем одна, уже целый год одна.
Видно было, что у Тани возникли некоторые вопросы, но она сдержала своё любопытство, ведь старшая напарница по работе тоже у неё ни о чём не расспрашивала.
Фрося вытащила из угла шкафа несколько вешалок, на которых уже скоро десять лет бесцельно висели два выходных платья и брючный костюм её дочери.
Трудно ей было даже себе объяснить, почему до сих пор она сними не рассталась, может быть в глубине души всё поджидала, что та вернётся домой, хотя надежды на это уже давно не было никакой.
Фрося увидела, как загорелись глаза у молодой женщины, когда она увидела яркое алое платье, которое подарил Анютке перед свадьбой Андрея, её щедрый и внимательный Марк.
– Мерь, вот это, оно тебя освежит, а то ты бледная, как белая ночь в Ленинграде.
– Я не могу, оно ужасно дорогое, вдруг испорчу.
– Дурочка, все эти вещи уже твои.
И Фрося демонстративно стала запихивать в большой пластиковый пакет оставшееся платье и брючный костюм прямо с вешалками.
– Мерь, я тебе сказала вот это алое, нет у нас с тобой времени играть в бирюльки, а я пойду позвоню Насте, ведь ей тоже надо ещё добраться до меня и приодеться, в парикмахерскую с ней уже не успеем попасть, да и её туда не затащишь, деревня и есть деревня.
– Станиславовна, а зачем ты так смеёшься над подругой, что деревенские не такие люди, как мы?
И тут Фрося закатилась таким смехом, что даже согнулась от хохота.
– Та-ню-ха,
дурочка, чего ты злишься на меня, я ведь сама деревенская и какая, ты даже представить не можешь.Девочка моя, я до сорока двух лет вот этими руками доила, полола, копала, навоз раскидывала.
Корова, куры, индюки и свиньи до сих пор мне снятся, а ты говоришь, что я смеюсь над подругой, что она деревенская.
– Вы деревенская, корову доили, навоз раскидывали, свиньи, куры?...
глава 4
Фрося не долго говорила по телефону с Настей, очень скоро она раздосадованная вернулась в спальню, но увидев Таню в алом платье её дочери, ахнула от восхищения:
– Танюха, так ты ведь красавица, что шмотки делают с бабой!
Так, слегка тут подвернёшь в подоле и будет тебе платьице в самый раз.
Ведь у тебя фигурка то, что надо, как говорится, всё на своём месте.
Бюстгальтер хороший у тебя есть?
И колготки сюда лучше подойдут чёрные.
Ага, тогда туфельки не мешало бы ближе к цвету платья и в руки маленькая чёрная сумочка и тогда, глядя на тебя, вся московская тусовка станет на уши.
Таня вдруг резким движением, подхватив за подол, сдёрнула с себя платье, и, оставшись в нижнем до крайности застиранном белье, расстроенным голосом выпалила:
– Ефросинья Станиславовна, никуда я не пойду, не надо мне это платье, всё это глупости, глупости, глупости...
Она судорожными движениями натягивала на себя серую шерстяную юбку и под стать ей само вязанный толстый свитер.
Фрося нисколько не опешила от резкого выпада Тани, а, посерьёзнев, полезла в тумбочку, и достала оттуда маленькую коробочку с ювелирными изделиями.
– Эти побрякушки рассмотришь уже дома, когда будешь одеваться к выходу, обязательно надень на себя, не возмущайся, завтра вернёшь.
Так, оделась, забирай этот пакет с тряпками, засунь туда и это платьице и поехали, я тебя кое-куда завезу, а потом доставлю к тебе домой.
Не трать моё время на лишнюю болтовню, мне ведь тоже надо собраться к ресторану.
Уже на выходе из спальни, вдруг хлопнула себя по лбу, вернулась и достала из своего необъятного шкафа маленькую чёрную сумочку, отделанную бисером, и засунула в пакет с вещами, который держала в руках растерянная Таня.
– Там внутри найдёшь пробные духи и парочку губных помад, если подойдут, воспользуешься. Всё погнали.
Они заехали в промтоварный магазин, где когда-то работала Фрося под началом Марка.
Пошептавшись несколько минут с радостно приветствующими её продавщицами, она вскоре вернулась и засунула во всё больше разбухающий пакет в руках у Тани, шуршащие обёртками изящные вещички.
Обувной отдел расстроил Фросю своей скудностью и даже щедрые посулы не смогли изменить ситуацию, и Тане пришлось примерить единственную пару красных лакированных туфелек с белой вставкой отечественного производства.