Фрося. Часть 5

ей что-то такое на ухо, отчего щёки молодой женщины покрылись ярким румянцем.

– Андрейка, ты можешь мне объяснить, за что бабы так любят этого сморчка? Ни роста, ни стати, ни солидности, а умеет же наш шельмец что-то сказать и как-то воздействовать на

сердца глупышек.

– Мамань, ты говоришь глупышек, а я хорошо помню его отца и, как ты смотрела влюблено на него, ведь мне тогда было уже четырнадцать лет и, поверь мне, я уже кое-что соображал.

Ты, думаешь, я не видел, что он тебе ростом доходил чуть повыше твоего подбородка и от этого мне ещё больше было обидно за папу.

– Сынок намекаешь на моё не пристойное поведение в то время?

– Нет, мама, констатирую факт и защищаю своего брата, нашего чудного малыша.

Когда я возвращаюсь с экспедиций и бываю какое-то время дома, мы живём с ним душа в душу. В квартире у меня теперь всегда полный порядок, холодильник наполнен, а в выходные дни Сёмка такие обеды мне закатывает, что просто диву даюсь.

– И, что он там к девкам не бегает?

– Бегает, бегает, только не знаю, к девкам или молодкам, а, кода меня нет дома, то возможно и в дом приводит, но это его личное дело, он же у нас уже совершеннолетний.

– Хоть бы он уже и на твою долю привёл бы какую-нибудь подходящую бабёнку, а то ты у меня живёшь, как былинка в поле, а ведь ты такой красивый, умный и интеллигентный.

– Мамань, можешь не сомневаться я тоже не монах, только некогда мне дурью маяться, ведь большая часть моей жизни протекает в экспедициях.

– Сынок, а у Насти твоей, кто-то уже есть?

– Мам, ты переходишь границы дозволенного в своих домоганиях, это не твоё и не моё дело, она совершенно свободный человек от брачных уз со мной.

Настя мне препятствий в общении с сыном не чинит, и я за это ей весьма благодарен, поэтому, я тебя очень прошу, не подымай, пожалуйста, тему наших с ней

взаимоотношений.

– Всё сынок, проехали, наверное, старею, становлюсь не в меру болтливой и любопытной.

Пойдём к столу, горячее подают и, похоже, мой старший со своим босом собрались уходить.

– О, это было бы прекрасно, а то мне за одним столом с ними почему-то воздуха не хватает.

Андрей с матерью подошли к столу, когда остальные гости уже расселись по своим местам.

Все что-то весело обсуждали, шутили и смеялись, только Стас, облокотившись локтями на столешницу, сидел с хмурым видом в одиночестве.

Его шеф в это время находился рядом с Валерием Ивановичем и что-то бурно с ним обсуждал.

Подошла Галка и партийный деятель уступил ей место рядом с любовником и прежде чем, проследовать к своему стулу, остановился возле Фроси:

– Ефросинья Станиславовна, в это танцевальное отделение мне жутко не повезло, так и не сумел выбрать время и втиснуться между вашими сыновьями, чтобы пригласить вас на

медленный танец, к сожалению, быстрые уже в силу своего возраста не танцую.

Будьте так добры и снисходительны ко мне, пообещайте всего лишь один только танец с вашим покорным слугой, потому что скоро мы покинем эту дружную и весёлую компанию, завтра с утра должны явиться на ковёр, сами понимаете с этим не шутят.

– Геннадий Николаевич, если я не ошибаюсь, мы ведь с вами уже перешли на обращение без отчества?

– Фрося, от взгляда на вас я теряю голову, а если мне будет позволено, так можем перейти и на ты.

– Позволяю, позволяю, Гена тебе пора уже вступить опять в должность тамады, а то гости не знают, что делать с этой отбивной, на сухую она плохо у них идёт.

Геннадий Николаевич с довольным видом проследовал на своё место и, не присаживаясь, тут же постучал уже привычным жестом ножом по бутылке.

– Товарищи, здесь уже было сказано много хороших слов в адрес замечательной юбилярши, но я всё же возьму на себя смелость и тоже произнесу парочку добрых слов на счёт нашей

расчудесной Фроси.

Уважаемые гости, прошу не считать меня фамильярным, но мне только что, было дано право обращаться к имениннице на ты.

Фросенька, какое замечательное славянское имя, повторял и повторял бы его, но у наших друзей, сидящих за этим праздничным столом, в тарелках стынет мясо и рыба, поэтому

тост мой будет предельно коротким.

Люби и будь любимой!

Присутствующие встретили этот короткий тост гулом одобрения, опять зазвенели бокалы и рюмки, каждый пытался приблизиться к Фросе и высказать своё признание в любви, и

дружбе, одаривая комплиментами.

Заиграла вновь музыка и Фрося сама двинулась на встречу идущему к ней партийному боссу, который умело, повёл женщину в танце, неожиданно прижимая её к себе чуть

больше дозволенного для их первого знакомства.

– Гена, Гена, поосторожней, ты чересчур осмелел и мало того, что я не давала тебе для этого повода, так можешь ещё и скомпрометировать меня и себя в глазах моих детей и

случайных посетителей ресторана, среди которых вполне могут оказаться люди, приближённые к Кремлю, поверь мне, я это знаю точно, кое-кто из них уже приветствовал меня взмахом руки.

И она мягко, но настойчиво отстранила от себя не в меру расхрабрившегося мужчину.

– Фрося, Фросенька, прости меня несчастного, я сегодня захмелел не столько от коньяка, сколько от твоих невероятно красивых глаз и манящего к себе тела.

Разреши мне в следующий приезд в Москву, набрать твой номер телефона.

Вечерами так бывает скучно, остаётся только со своими коллегами по партии сидеть в номере гостиницы, тянуть коньяк и обсуждать вечные не решаемые проблемы, а ведь мы

могли бы вместе с тобой провести прекрасно время, посетив театр или тот же ресторан.

– Гена, разве я могу запретить тебе позвонить, я могу только не согласиться скрасить твой вечер, сославшись на любую из причин.

– Ох, Фрося, с тобой надо ухо держать востро, твой старший сын совсем на тебя не похож характером, как, впрочем, и внешне.