Футбол. Искушение

– Хорошо, - в голосе парня появились жизнь и нормальные, теплые нотки.

Хлопнув напоследок по плечу Матвея, Федор Кузьмич встал, вскинул голову, выпятил бороду и сказал в зал, будто обращаясь не только к собеседнику, но и к невидимой аудитории:

– Да, придётся немало потрудиться. Но однажды, запомни, однажды, и я это знаю, непременно настанет время, когда ты будешь выходить на поле под тысячами... нет, десятками тысяч взглядов, и тебе будут рукоплескать стоя... и во все горло скандировать твоё имя. Я в тебя верю, Стрелок.

Кузьмич обернулся, улыбнулся всей бородой, подмигнул и бодро зашагал к выходу. В дверях остановился, взмахнул рукой:

– Чего сидим? Кого ждём? Давай шустрее, нельзя терять ни минуты, - и, впервые захохотав во все горло, шагнул в проём.

***

Уже в машине, искоса посмотрев на бородача, повернувшего к себе зеркало заднего вида в попытке разгладить влажную после душа бороду и придать ей пристойный вид, Матвей робко нарушил тишину:

– Федор Кузьмич, и что дальше?

– Дальше вообще или дальше конкретно?
– опять заржал Кузьмич, - Если конкретно, то сейчас заедем ко мне, попьем чайку, обменяемся адресами-явками. А если вообще, - Некрасов сощурился, подмигнул Матвея, и, неожиданно став серьезным, негромко произнес, - Есть у меня друзья, будем встречаться и решать. Без отлагательства. Вот как-то так.

Машиной бородач управлял ловко и уверенно, похоже, великолепно зная столичные дороги. Оба молчали, музыку водитель не включал, но, удивительным образом, молчание это было уютным. Тяглов расслабился, вольно откинувшись на широком сиденье, согрелся и отдался чувству, что все идет, как тому суждено, и хуже в любом случае уже не будет. Хотелось курить, но он сдерживался. Городские пейзажи перед лобовым стеклом менялись быстро и стремительно, без надоевших автомобильных пробок. Впрочем, просторными эти пейзажи назвать было трудно, Кузьмич, всем этим обширным, широким как вдоль, так и поперек, недавно реконструированным городским магистралям и проспектам, предпочитал узкие, неизвестные большинству автолюбителей, старые московские улицы.

Не прошло много времени, как они оказались в хитросплетении улочек возле грохочущего неподалеку проспекта Мира. Выезжая с Трифоновской, пошли прямо и решительно пересекли проспект, выкатив на тротуар возле броского ярко-оранжевого круга в центре вывески заведения "Япоша", причем, на взгляд Тяглова, вроде бы особо ничего и не нарушив, - светофор явно горел зеленым, - и тут же оказались в уютном, густо заросшем зеленью дворике между царственных жилых домов сталинской постройки.

– Все, мы дома, - радостно произнес Кузьмич, паркую автомобиль, - Сейчас согреемся, может быть, немного перекусим и поговорим. Заодно посмотришь, где я живу, Стрелок.

И двор, и сам дом производили впечатление. Двор, засаженный деревьями, вроде бы небольшой, но удивительно чистый. Хотя, какой небольшой, это кажущееся впечатление, по контрасту с огромными зданиями рядом. Вон и оборудованная детская площадка имеется, причем все новенькое, не изгаженное. На въезде - шлагбаум, случайным авто ходу нет. Подъезд просторный, так и тянет назвать парадным. Тоже чисто, никаких скабрезных граффити, лифт новенький, даже с зеркалом, кнопки не выжжены, как в Матвеевом доме. Да и запах не специфически-отталкивающий. Культурные люди живут.

Поднялись на лифте, вроде бы невысоко, этаж пятый-шестой, Тяглов, от нахлынувшей зависти к чистой жизни, даже и не приметил точно. Дверь в квартиру добротная, из новых - наружу открывается и явно в конструкции стальная, но снаружи отделана шпоном, очень прилично и солидно, даже не сравнить с обычными в московских окраинных панельках железными монстрами, в лучшем случае покрытых дешевым дерматином. И главное, везде чисто, воздух легкий, смрада ни следа и на свежеокрашенных стенах надписей нет, что удивляло привыкшего к непритязательности бытия и живущего на окраине Матвея.

Внутри квартира широченная, с нереально высоким потолком, но просто обставленная. Довольно чисто, но чувствуется налет холостяцкой заброшенности. Дышится легко. Мебель деревянная, явно из массива, но отнюдь не новая, из 70-х, а то и раньше.

– Давай, Матвей, не жмись у двери, у меня по-простому. Раздевайся и дуем сразу на кухню. Любимое место, - подмигнул, уже скинувший свою куртку и пребывающий в легкой веселости, Кузьмич, - Да, и обувь не снимай, потом подотру. Вон, об коврик почисть, тапочками заморачиваться не будем.

Кухня, неожиданно просторная, с двумя окнами во двор, обставлена, по контрасту с остальными комнатами, современной пластиковой кухонной мебелью. Не самой дорогой, но, видимо, приличной. Стены в стильных полосатых обоях, с потолка свисает роскошная люстра цветного витражного стекла, начитанный Матвей вспомнил, в стиле "Тиффани". Комфорт, роскошь, богатство, счастливая и обеспеченная жизнь? Вроде бы нет, да и с образом Кузьмича как-то не вяжется. Мебель в квартире добротная, но простая. Да и в годах. Скорее, отзвук прошлого, уже прошедшего благополучия.

Бородач не терял времени. Зашумел электрический чайник, открылась дверца просторного холодильника:

– Яичницу будешь? Нет? Ну и ладно. Обойдемся чаем и сыром. Извини, плюшек нет. И чай с пакетиков, ничего? Кстати, тебе с сахаром? Я с медом предпочитаю.

В белые, "икеевского" вида кружки были заброшены пакетики чая, сыр нарезан щедрыми ломтями на дощечке и на ней же водружен на стол рядом с пластиковой банкой меда и пачкой рафинада. Щелкнул выключателем закипевший чайник, кипяток разлит в кружки. Кузьмич сел на модерновый стул из стальных крашенных труб и светлого лакированного дерева, с глубоко выгнутой спинкой, откинулся и вздохнул:

– А ты что переминаешься до сих пор? Давай, присаживайся.

Матвей осторожно сел на такое же современное изделие мебельщиков. Стул оказался неожиданно удобным, и выгнутая спинка комфортно поддерживала тело.

– Ты курящий, я правильно понимаю? Запашок-то еще в машине почувствовал... сам я никогда эту гадость не употреблял, спортсмен все же.

Внимательно посмотрел на Тяглова, пожевал бородой, потом изрек:

– Вижу я, что дергаешься. Понимаю. Ладно, кури, что ли, на первый раз, разговор, чую, непростым будет. Пепельницу сам возьми вон за той дверцей, что под раковиной... извини, я посижу немного, мысли приведу...
– кивнул Кузьмич в сторону одного из многочисленных кухонных шкафчиков. Глянул на часы, висевшие над столом:

– Чай неплохой, даром что из пакетиков, но заваривать его надо не дольше пяти минут, иначе горьким станет. Еще пару минут, и надо вынимать.

Матвей встал, пересек непривычный простор кухни, открыл дверцу под раковиной, увидел под полкой с флаконами моющих средств чистое мусорное ведро с вложенным в него пластиковым пакетом. Там же, на полке в углу приютилась простая стеклянная пепельница, девственно чистая. Матвей присел, вынул пепельницу, вернулся к столу:

– Я в прихожую, можно? Сигареты в куртке.