G.O.G.R.
Шрифт:
– Выводите, – снова вздохнул Курятников и невесело поплёлся прочь из квартиры.
На Зайцева даже наручники не надевали – настолько он был вял и заторможен своим удушливым страхом. Его провели через двор – по бурым лужам – и усадили на заднее сиденье служебного автомобиля – на то место, которое отгорожено клеткой.
====== Глава 135. Из мышеловки извлекают мышь. ======
Оказавшись в кабинете Курятникова, Зайцев не проявил никаких эмоций кроме некоего затравленного мышиного писка. Он всё ещё оставался бледным, словно был отлит из гипса и трясся так, будто бы побывал в ледяной воде. Курятников не испытывал к этому
– Я не хотел сажать невиновных… – прошептал Зайцев, кося глазом на раскидистую пальму Мерцалова в углу кабинета. – Мне приказывал… – Сергей Петрович хотел сказать «Таинственный Голос», но почему-то не смог выговорить этих слов. Из раскрытого рта вылетел голос животного.
– Бе-е-е-е! – сказал Зайцев, по неизвестному наитию не в состоянии рассказать ничего из того, что хотел.
– Чёрт! – подпрыгнул Курятников, не опасаясь даже, что его «Чёрт» оставит отпечаток в диктофонной записи допроса. – Да что с вами такое?!
– Бе-е-е-е! – повторил Зайцев, кажется, перепугавшись теперь уже самого себя.
Он вместе со стулом отъезжал подальше от сидящего напротив него Курятникова, стыдясь своего дикого поведения и. не замолкая, изрекал:
– Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Ме-е-е-е! Бе-е-е-е!
Помня об одичавшем Николае Светленко, Курятников, не мешкая ни секунды, позвонил Серёгину.
– Вот, послушайте, как он блеет! – сказал Курятников Петру Ивановичу и поднёс трубку к беспрестанно мекающему Зайцеву.
– Ясно! – ответил на том конце Пётр Иванович, услышав «тирады» Зайцева. – Еду!
Серёгин снова оставил Сидорова за старшего, а сам – со скоростью молнии прискакал в Генпрокуратуру – поглядеть на очередное «камлание» – теперь уже Зайцева.
Зайцев всё никак не мог взять себя в руки и закрыть рот.
– Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! – эти нечленораздельные звуки сыпались из него, словно из рога изобилия, и их поток никак не хотел иссякнуть.
Серёгин и Курятников в четыре глаза наблюдали, как он дёргается на мягком офисном стуле, ездит на нём из стороны в сторону и блеет, блеет, блеет.
– Зайцев! – резко обратился к Сергею Петровичу Серёгин.
Этот оклик, кажется, возымел на «бесноватого» Зайцева кое-какое действие – он заглох, прекратил хаотичное движение и воззрился в одну точку где-то за гранью реальности.
– Умолк, – констатировал Курятников.
– Я уже дал третий запрос в Киев, – сказал Серёгин. – Они обещали выделить нового гипнотизёра. У него такой же выборочный гипноз, как и у Светленко, и у всех, кто общался с этим Тенью. При определённых обстоятельствах, когда нужно рассказать о нём – начинает действовать установка, и они дичают.
Между тем, Зайцев помолчал немного, а потом – снова обрёл собственную волю вместо чужой, опять сжал её в кулак и выдавил срывающимся голосом:
– Я… не могу…
Серёгин хотел «раскрутить» Зайцева как можно быстрее. И поэтому – пошёл на крайние меры. Он вспомнил, каким образом повредили гипнотические установки Грибку – Кораблинскому: его побили неформалы в обезьяннике у Мирного. Пётр Иванович, конечно же, жалел Зайцева,
и у него самого не поднималась рука залепить ему зуботычину. Рассказав Курятникову о свих соображениях, Серёгин предложил перевести Зайцева в Калининский РОВД и подсадить там к какому-нибудь маргиналу – пускай немного поработает на благо Родины и, как сможет, разрушит «Тёмные чары» парочкой оплеух.– Ну что ж, давайте попробуем… – согласился загнанный в тупик Курятников. – Если этот способ помог один раз – то почему бы ему ни сработать снова?
В Генпрокуратуре не было подходящих условий для «расколдовывания» Зайцева, потому что там не было такого «обезьянника», где сидели бы хулиганы, или неформалы.
– Придётся его к нам, в РОВД тащить, – заключил Серёгин. – У нас там, в изоляторе много таких сидит.
– Ну что ж, – не возражал Курятников. – Вижу, у вас уже есть опыт «лечения» этой «звериной порчи». Если это поможет, то – тащите.
«Заколдованный» Зайцев был снят со стула и снова посажен в автомобиль. Сергей Петрович совсем не сопротивлялся и молчал, как бессловесная рыба. Он ни слова не произнёс даже тогда, когда его провели по коридору в изолятор и втолкнули в одну из камер.
Оказавшись в тесном и прохладном помещении, Зайцев огляделся. Серые стенки, узенькое, забитое толстенной решёткой окошечко, деревянные нары. На нижних нарах режутся в карты два дубоватых «братка» богатырских габаритов, а на верхних – отдыхает некий субъект.
– А… а-ээ, здравствуйте… – выдавил Зайцев окаменевшим языком. – Ээээ.
Субъекты с нижних нар мгновенно оторвались от карт и установили на вновь прибывшего свои пустые и злобные глазки динозавров.
– Гы-гы, – по дурацки гоготнул один, что сидел справа. – У, чайничек!
– Мясцо! – булькнул второй.
Оба поднялись, заставив нары жалобно скрипнуть, расправили свои могучие плечи, сбрасывая гиподинамию. Не спеша, направились они к съёжившемуся к комочек Зайцеву, сжимая железобетонные кулаки.
Насмерть перепуганный таким агрессивным поведением соседей, Зайцев вжался в холодную металлическою дверь и хотел, было, позвать на помощь охранника. Но его язык окаменел до такой степени, что вообще, отказался слушаться, и не смог выговорить ни буковки.
Тип на верхних нарах зашевелился и приподнял свою голову, украшенную блестящей лысиной.
– Кулак, Камень, – обратился он к двум своим соседям. – Не нужно его трамбовать. Помните, что я вам про гуманизм рассказывал? Делайте добро, и вам зачтётся!
Кулак и Камень переглянулись и с виноватым видом убрались назад и забились обратно на нижние нары. Тип с лысиной слез со второго этажа, подрулил к ютящемуся у двери Зайцеву и положил руку ему на плечо.
– Здорово, корешок! – добродушно сказал он. – Меня зовут Батон.
– Зайцев, – представился Зайцев.
– Скажи мне, Заяц, – вздохнул этот самый Батон. – Есть ли на свете справедливость?
А тем временем джип марки «Ниссан – Патруль 4Х» нёсся по Маккеевскому шоссе, рассекая слякоть. Проскочив светофор на красный свет, джип выехал за черту города, промчался мимо запыленной таблички с перечёркнутой надписью «ДОНЕЦК», и поехал теперь по территории Макеевки. За рулём сидела Эммочка, а рядом с ней – на месте пассажира примостился Грегор Филлипс. Филлипс комкал в руках карту, а Эммочка, вертя руль, время от времени бросала на него сердитые взгляды и настойчивейшим образом вымогала: