G.O.G.R.

– Ну, же, постарайтесь! – подогнал его Серёгин.

Зайцев прекрасно помнил, какая у тракториста фамилия, а так же – знал его имя и отчество. Он уже хотел рассказать обо всём, сжал в кулак свою волю, набрал в лёгкие воздух, раскрыл рот и громко, отчётливо выговорил:

– Ме-е-е-е!!

– Зайцев! – Серёгин уже понял, каким образом можно вырвать Зайцева из лап гипноза.

Зайцев замолк, а Пётр Иванович спросил:

– А зачем же вы выкрали Ершову?

– Что? – Зайцев в изумлении выкруглил глаза. – Я не знаю никакую Ершову…

– Ну, как же? – не согласился с ним Серёгин. – А кто же тогда выходил с ней на связь? Кому она передавала информацию о делах Чеснока и Сумчатого?

Зайцев прекратил ёрзать на стуле, поморгал большими глазами и выдавил сквозь изумление:

– Какой Чеснок?.. Вы что-то перепутали…

Серёгин и Сидоров переглянулись.

– А Ершова указала именно на вас, – Пётр Иванович обнаружил в папке фоторобот, который Карандаш «сотворил» со слов Валерии Ершовой, и подсунул его Зайцеву под нос. – Она называла вас Геннадием и описала вас. С её слов составили фоторобот. Это вы, безо всякого сомнения.

Зайцев вытаращился на своего «виртуального двойника», изучил его, и пришёл к выводу, что да, это лицо, действительно, похоже на его собственное.

– Вы… что-то путаете, – повторил Зайцев. – Я рассказал вам всё, что смог… Но вашу Ершову я не знаю… И я никого не похищал… Они заставили меня быть следователем прокуратуры, а не похитителем людей… И Чеснока никакого я тоже не знаю…

Выслушав лепет Зайцева, Серёгин пришёл к выводу, что, должно быть, его недостаточно побили в обезьяннике, раз отказался от Ершовой. Ну, ничего, скоро из Киева приедет третий гипнотизёр – и тогда Зайцеву придётся вынырнуть из лап таинственного «чёрта» и признаться во всём.

====== Глава 137. Невероятные чудеса. ======

Киев расщедрился спустя недели две. Третий гипнотизёр приехал в среду, и ему сразу же выдали электронный «ключ» от бдительного роботурникета.

– Виктор Павлович Вавёркин, – представился новый гипнотизёр. В отличие от Лисичкина и Маргариты Садальской, внешность Вавёркина не содержала никаких черт колдуна, или дьявола. Он больше походил на румяный добродушный колобок, нежели на представителя «колдовской» профессии. И, если бы Серёгин просто встретил его на улице – ни за что бы не подумал, что Вавёркин является гипнотизёром.

– Меня прислали вместо Лисичкина, – заявил вдруг пухленький Вавёркин, и Пётр Иванович едва не лишился дара речи.

– Ка-как это – вместо Лисичкина? – едва выдавил он деревянным от изумления языком. – А Маргарита Садальская??

– Кто? – улыбнулся Вавёркин дежурной улыбкой психиатра.

– Маргарита Садальская, – повторил Серёгин, машинально вырывая листы из тетрадки в клеточку, что лежала перед ним на столе.

– Хм, не знаю такой… – хмыкнул Вавёркин, не снимая с лица свою дежурную улыбку. – Так, кто там у вас нуждается в помощи гипнотизёра?

– Пя-пятнадцатая ка-камера, Николай Светленко, – Пётр Иванович титаническим усилием заставил себя говорить, Сидоров переминался с ноги на ногу у двери кабинета и хлопал глазами, не понимая, как это Вавёркин, и вдруг не знает «киевскую колдунью»!

– Отлично! – улыбнулся «колобок» Вавёркин и «подкатился» к Сидорову.

– Проводите? – осведомился он, установив на сержанта свои пронзительные голубые глазки.

– Саня, проводи… – икнул Серёгин.

– Ид-дёмте, – пробормотал Сидоров и вышел в коридор.

Сидоров проводил Вавёркина в камеру к «парнокопытному» Светленко, а «поднятый на уши» Серёгин послал в Киев срочный факс, в котором спрашивал о Маргарите Садальской.

«Такого сотрудника у нас никогда не было», – вот что пришло через несколько минут из Киева в ответ на срочный факс. Прочитав этот ответ, Пётр Иванович аж подпрыгнул.

– Чё-ёрт! – чертыхнулся Серёгин и ещё раз прочитал пришедший из Киева факс.

«Такого сотрудника у нас никогда не было», – да, да, Киев написал именно так! Пётр Иванович не ошибся – в Киеве не знали ничего о Маргарите Садальской!

Кто же тогда попал к ним в отделение вместо гипнотизёра?! Уж не Маргарита ли Садальская влезла в сейф? А вдруг она – сообщница Тени? Уж не она ли наводит «звериную порчу»?!

Где-то в архиве должно храниться её личное дело – если оно у неё ещё было…

Серёгин, перескакивая через две ступеньки, примчался в архив. На его коричневой деревянной двери висела аккуратная табличка «Соблюдайте тишину» – как в библиотеке. Пётр Иванович с бега перешёл на шаг и подкрался к молчаливому архиву, почти что, на цыпочках.

Архивариус Зинаида Ермолаевна обедала: пила чай с ватрушками. Пётр Иванович подобрался к ней едва ли не на цыпочках, чтобы не нарушать тишину: Зинаида Ермолаевна очень не любила, когда у неё в архиве шумели. Когда она заметила Серёгина – то сразу же отложила свою ватрушку на тарелку и отставила в сторонку чашку.

Зинаида Ермолаевна порылась на полках, в картотеке, в ящике стола…

– Ничего не понимаю… – пробормотала она, подняв голову из-за стопки пыльных папок, что покоились тут, на полке, наверное, со времён царя Гороха.

– А? – не понял Серёгин, едва удерживаясь, чтобы не чихнуть от архивной пыли.

– Я не могу понять, куда я его засунула… – изрекла Зинаида Ермолаевна и снова нырнула куда-то в пыльное море «древних» дел.

– В смысле?! – перепугался Пётр Иванович и спрятал за спину руки – чтобы Зинаида Ермолаевна не заметила, как он, нервничая, крутит пальцами.

– Нету! – поставила точку Зинаида Ермолаевна, снова показавшись над «волнами» «уснувших» папок. – Я не понимаю, что могло произойти… Личные дела сотрудников хранятся пять лет… А тут – нету…

– Скажите, пожалуйста, – заволновался Серёгин, проглотив в желудок испуг, скомкавшийся в горле. – Его никто не брал на руки?

– Ой, я и не знаю теперь… – Зинаида Ермолаевна надвинула на пуговичный вздёрнутый носик тяжеленные толстые очки и полезла в журнал регистрации. – Записи нет. Смотрите, – она уже с явным испугом и дрожью в руках повернула журнал регистрации к Серёгину и показала пальцем на последние записи.

Да, действительно, личное дело Маргариты Садальской никто не брал – да и кому оно могло понадобиться?! Записи нет… Но и о пропавшем деле Светленко тоже нигде не было никакой записи, а кто-то стибрил его прямо из-под носа Карпеца. А самого Карпеца – «заколдовал» до такой степени, что он едва не сбомжевался, бедняга… А что если с делом Садальской приключилась та же история?!