G.O.G.R.

– Бежим, Санька! – крикнул Пётр Иванович, схватил сержанта за руку и побежал прочь от рушащегося дома.

– А как же наша «малютка»?! – кричал Сидоров и топал за Серёгиным.

Милиционеры выскочили из зарослей, как на крыльях пролетели по пересечённой местности, что раньше именовалась двором, и запрыгнули в пересохший овражек, где когда-то плескался пруд и плавали белые лебеди. Сидоров высунул голову наружу и глянул в сторону дома. Скульптурное изображение Пегаса сорвалось с карниза и, исполнив изящное сальто, угодило прямо в крышу «Самары», смяв её. Автомобильные стёкла брызнули во все стороны, раскрошившись на тысячи крохотных кубиков…

Фасадная стена вся пошла разломами. Оконные рамы вылетали, осыпались лепные украшения. Вся растрескавшаяся, стена не выдержала давления и рухнула. В мгновение ока особняк сложился шалашиком, будто карточный домик, и стал медленно уходить под землю, как тонущий «Титаник» уходил в глубину атлантических вод почти сто лет назад… Фронтальные стены под весом друг друга развалились на части, и обрушились окончательно и бесповоротно, поднимая гигантские столбы пыли. Из какой-то прорвавшей трубы мощным фонтаном хлынула ржавая вода. Воздух был наполнен грохотом сыплющихся где-то камней, лязгом и скрипом железа, криками перепуганных птиц. Гнилые доски разлетелись далеко от места катастрофы. Одна из них чуть не хватила Петра Ивановича по макушке. Они с Сидоровым были потрясены эффектной, а главное, внезапной и совершенно необъяснимой гибелью огромного дома. Пыль заволокла всё вокруг, мешая видеть и дышать.

Когда пыль осела, Пётр Иванович и Сидоров выбрались из овражка и пошли осматривать обломки. Вода больше не хлестала. Зато посередине свалки, в которую превратился памятник архитектуры, стояла большая ржавая лужа.

– Ну и ну! – выдохнул Сидоров. – Как это получилось?

– Не знаю… – пожал плечами Пётр Иванович. – Может, грунтовые воды… или прогнило что-то…

– И это землетрясение… Помните, как задрожала земля?

– Ещё бы… – начал Пётр Иванович и замолчал: в нескольких шагах от них стояло то, что осталось от служебной «Самары». Теперь она напоминала смятый, покорёженный блин на колёсах, наполовину засыпанный всякими обломками. Прямо в центре «блина» красовалась целёхонькая скульптура Пегаса. Как говорится, ремонту не подлежит.

– Бедная «малютка», – вздохнул Сидоров. – На чём же мы назад поедем?

– Придётся идти пешком в Красное, а там – садиться в электричку, – ответил Пётр Иванович. – Тсс, прислушайся!

Сидоров напряг слух. Откуда-то слева доносились приглушённые крики:

– Помогите, кто-нибудь, выпустите меня отсюда!

Милиционеры пошли на голос и вскоре наткнулись на треугольный обломок крыши, засыпанный штукатуркой. Голос исходил именно из-под него.

– Никак, чёрт просится, – невесело пошутил Пётр Иванович.

– Поднимем? – спросил Сидоров.

– Ага, – кивнул Пётр Иванович.

Они вдвоём взялись за обломок с одной стороны.

– Переворачиваем! – прокряхтел Серёгин, налегая изо всех сил.

Сидоров тоже поднажал, и тяжёлый обломок перевернулся. Поднялась небольшая тучка цементной пыли. Тот, кто был под обломком, закашлялся. Потом, скользя ногами по камням, неуклюже поднялся. Охая и ахая, сказал «спасибо». Тучка пыли растаяла, и Серёгин с Сидоровым увидели тракториста Гойденко.

– Вы? – удивился сержант. – Что вы-то здесь делаете?

– Я? – промямлил тракторист. – Я ходил за кирпичами… Опять ходил… Лисы, понимаете? Курятник… Я только один кирпичик потянул, а это всё ка-ак развалится! Чаял, всё.

– Ага, – кивнул Пётр Иванович, а сам подумал: «Свежо преданьице!»

Тракторист отряхнул брюки и футболку. Поскрёб пятернёй подбородок.

– Если бы не вы, меня бы никто отсюда не вытащил! – с благодарностью в голосе пропел он. – Мешок потерял…

Гойденко огляделся по сторонам. Но мешок исчез навсегда.

– Теперь вам тут – кирпичное раздолье! – хихикнул Сидоров. – И отковыривать не надо – так валяются.

Тракторист закивал, а потом быстренько попрощался, сославшись на то, что ему пора доить козу.

– Слушайте, Пётр Иванович, а по-моему, у него нет козы, – заметил Сидоров. – Я у него во дворе только куриц одних видел. Может быть, опять попробовать его распушить?

– Эх, Саня, Саня! – вздохнул Пётр Иванович. – Даже если он как-то и связан с «бандой Тени», то у него обязательно будет «звериная порча». Даже если мы его и схватим, и начнём пушить – он начнёт блеять, бодаться, лягаться, и – чего ещё там они делают? В общем, мы от него ничего не добьёмся. Эти «черти» хорошо свои тайны защищают! Здесь нужно как-то этого «вездеходчика» подковырнуть – раз ему вездеход доверили – значит, знает больше других. Нужно ещё раз в курган слазить. Наверное, даже сегодня. Да, пошли прямо сейчас, отсюда не далеко до кургана – быстро дойдём.

====== Глава 24. Гибель “Наташеньки”. ======

А в это время Филлипс готовился к новому походу на базу «Наташенька». Да, ему пришлось приползти к Эммочке на коленях и проситься, чтобы она впустила его в свой дом. Эммочка огрызалась до вечера, но Филлипс не уходил, и как только стемнело – Эммочке пришлось открыть ему дверь, чтобы он не привлекал к себе внимание.

Притом, что водитель вездехода забрал ящик вместе со всеми бумагами, Филлипсу удалось сохранить записку Гопникова вместе с картой, которую тот начертил. Филлипс, чтобы обмануть Эммочку и заставить её вернуться в бункер, спрятал карту во внутреннем кармане своей куртки, и она там так и осталась.

Изучив эту карту внимательно, Эммочка сделала одно интересное открытие: она не совпадала с официальной картой, начерченной на документах с базы «Наташенька». «Только я знаю то место, где она была, – писал когда-то Гопников под своей картой. – И только я могу показать, как на неё пройти. Военные составили миллионы ложных карт, и этим только запутали след. Но я начертил верный путь, и только моя карта единственно правильна. И даже если мне самому не суждено найти её снова и узнать тайну, пускай это сделает тот, кто получит моё завещание».

– Ну что ж, действуй! – в приказном порядке потребовала от Филлипса Эммочка.

Филлипсу больше ничего не оставалось, и он начал действовать. Сначала он решил составить хороший план действий. Филлипс любил записывать свои мысли, и поэтому – вынул из кармана кусочек мела и начал писать прямо на стенке, выкрашенной неприятной синей краской.

– Что ты творишь? – Эммочка изумилась, когда пришла из кухни с тарелкой крекеров и кружкой кофе. – Ты же портишь мне стены!

– Эти стены трудно испортить, – отпарировал Филлипс. – А творю я здесь план своих дальнейших действий.

– А ну-ка, посмотрим, что ты тут сотворил, – Эммочка поставила свои тарелку и кружку и подошла к Филлипсу.

«Существование чёрта – доказано», «Относится ли он к «Наташеньке?», «Знал ли о нём Гопников?», «Жилище чёрта – за заложенной дверью», «Не это ли Гопниковская база?», «Интересно, как чёрт оттуда выходит? (и заходит?)», «Чёрт мешает исследованию», «Как устранить чёрта?», «Взять чёрта «языком!!!»» – подобные фразы заполнили весь простенок. Прочитав их Эммочка лишь презрительно фыркнула, сдвинула бровки и достаточно жёлчно заметила: