G.O.G.R.

– Этого идиота в психушку надо, а не в травматологию! – пискнул Куценко.

– Нет, спасибо, – ответил водитель джипа лейтенанту, проигнорировав выпад Куценко.

Потом он взглянул на часы.

– Чёрт! Я аэропорт опаздываю! – водитель джипа швырнул Куценко на асфальт. – У тебя есть страховка. Пришлёшь мне компенсацию на этот счёт, – он бросил в Куценко визитную карточку. – Вопросы есть?

Куценко пробурчал что-то невразумительное, типа: «Бы-ы».

– Вопросов нет, – заключил водитель джипа и направился к тому такси, где ехала Дарья, потому что оно стояло в нескольких метрах от места аварии.

– В аэропорт? – осведомился он, заглянув в машину.

Таксист кивнул. Человек уселся рядом с Дарьей и протянул водителю несколько евробанкнот.

– Плачу сверху, что бы с ветерком! Вопросы есть?

Водитель взял деньги, запрятал во внутренний карман и свернул в проулок, объезжая вставшую посреди дороги фуру «КаМАЗа».

– Вопросов нет, – незнакомец довольно откинулся на спинку кресла, абсолютно не замечая Дарьи.

Так и проехали они, молча до самого аэропорта. Дарьин попутчик, который так и остался незнакомым, опять глянул на свои золотые часы. Сунув водителю ещё несколько евробанкнот, он растворился в толпе и исчез навсегда.

– Сколько я вам должна? – спросила Дарья.

– Н-не сколько... – выдавил таксист, пересчитывая евробанкноты. – Этот безумец меня до конца жизни обеспечил...

Дарья вылезла из такси. Три часа. Она успеет пройти все контроли, и ещё покушать! Дарья не спеша, пошла к зданию аэропорта.

Пётр Иванович и сонный Сидоров приехали в аэропорт вслед за Дарьей. Петру Ивановичу тоже пришлось объезжать фуру задворками. Они вбежали в здание аэропорта.

– Рейс номер четыреста сорок четыре, Донецк – Париж, задержан на два часа по техническим причинам, – сообщил громкоговоритель.

По толпе ожидающих пробежал ропот недовольства. Кто-то ругнулся. Милиционеры пошли наверх, в комнату диспетчера.

– Капитан Серёгин, – представился Пётр Иванович, показав удостоверение. – Вызовите, пожалуйста, Максимову Дарью Дмитриевну.

– Хорошо, – сказала женщина – диспетчер и заговорила в микрофон:

– Максимова Дарья Дмитриевна, подойдите, пожалуйста, в комнату диспетчеров. Второй этаж, кабинет триста три. Повторяю...

Дарья слегка испугалась, когда услышала своё имя. Она сидела в буфете и кушала пирожное со взбитыми сливками, наплевав на фигуру. С тех пор, как у неё начались проблемы с родителями Дениса, Дарья приобрела пагубную привычку заедать горести сладким. Она уже основательно подпортила идеальную талию, набрав почти двадцать килограммов...

Делать нечего. Дарья встала и пошла к диспетчеру. Когда она узнала, что пришла милиция, у неё началась истерика. Дарья кричала, рыдала, отбивалась. Петру Ивановичу и Сидорову насилу удалось вывести её на улицу и усадить в служебную «Самару».

Когда приехали в райотдел, Дарья немного успокоилась. Не бесилась так сильно. Только тихо всхлипывала, что ей не дают улететь. Пётр Иванович с трудом уговорил её рассказать о том, что она видела на дне рождения Михаила Андреевича.

– Я видела, как с парковки уехала машина, – проговорила Дарья. – Это были красные старые «Жигули». Я видела человека, который в них садился... Он такой, худенький, светлый...

– Вы сможете описать его художнику, что бы составить фоторобот? – спросил Серёгин.

Дарья кивнула. Сидоров посмотрел на часы. Художник придёт только через четыре часа, не раньше...

– Ждать некогда, – сказал Пётр Иванович. – Звони ему и гони сюда. После того, как Дарья дала показания, за ней могут начать охоту, как за Эвелиной Кораблинской. Ей надо успеть на самолёт.

Художник Игорь Птичко по прозвищу Карандаш, прошествовал в свой кабинет, как лунатик, вытянув руки перед собой. Он пытался что-то сказать Петру Ивановичу, но вместо слов вырвался только зевок. Сидоров принёс ему чашку кофе. Выпив его, Карандаш взбодрился. Неудивительно, ведь Сидоров растворил аж четыре полных ложки кофе в обычной металлической кружке.

Карандаш подключил свой компьютер. Дарья начала описывать ему того, кто уехал на красных «Жигулях». С фотороботом возились почти, что целый час. Дарья всё критиковала: то нос не похож, то рот не такой, то глаза маловаты... Наконец, получился, по мнению Дарьи, похожий портрет. Карандаш распечатал его и ... тут же захрапел, прямо на стуле.

Серёгин посмотрел на фоторобот. Личико почти что, девичье. Аккуратненький носик, большие светлые глаза... Такому бы в модели, а не в киллеры... Потом на фоторобот посмотрел Сидоров.

– Я его знаю! – выкрикнул сержант, выхватив портрет из рук Серёгина. – Это он. Из-за него меня понизили в звании.

– Да ты что? – удивился Пётр Иванович.

– Да, – подтвердил сержант. – Я его упустил, когда в Ворошиловке работал. Это – Николай Светленко по кличке Интермеццо (1)...

– Что-что? – перебил Пётр Иванович. – По какой кличке?

– Интермеццо, – повторил Сидоров. – Это какой-то музыкальный термин... Светленко оперы любит, поэтому так обозвали. Я его выслеживал, почти что, год. А он меня Пончиком за глаза обзывал, потому что я толстый был... А потом, когда пришло время его хватать – я дал, в натуре, маху – вылупился на футбол. А он улизнул от меня... Вот только он не киллер. Он – вор. Музеи обворовывал.

– Санька! – Пётр Иванович аж подпрыгнул от радости. – Ты – гений! Ты продвинул наше дело, как говорится, на сто лет вперёд! Звони к себе в Ворошиловский, поднимай дело Светленко.

– Это Дарья помогла, – сказал Сидоров. – А вот Ворошиловский ещё не работает: только половина пятого утра...

– Надо Дарью везти в аэропорт. А когда вернёмся – обязательно позвонишь в Ворошиловский.

Комментарий к Глава 20. Явление “Жигулей”. (1)Интермеццо (итал. Intermezzo) – промежуточная часть музыкального произведения, играемая между основными частями.

====== Глава 21. Николай Светленко – король воров. ======

Этой ночью Николай Светленко спал плохо. Ему снился довольно неприятный сон. Он видел себя на кухне – на аккуратной, чистой еврокухне. Коля сидел в белой суповой кастрюле, украшенной красивыми цветочками. Вокруг него бурлила и пузырилась вода. Пузыри с шумом лопались, выпуская вверх клубы белого пара. В воде плавали гигантские нашинкованные овощи. Потом Коля увидел повара в безупречном халате и в высоком колпаке. Повар подошёл к его кастрюле и запустил туда огромную ложку. Зачерпнув немного юшки, кулинар подул на неё и отправил в рот.

– Tr`es bien (требьен) (1)! – пропел он по-французски, смакуя своё кушанье.

Потом повар пригляделся и заметил Колю. Поглазел на него хитро так, с прищуром. И расплылся в улыбке.

– Ты – в супе! – изрёк повар тоном, не терпящим возражения.

По-милицейски взяв под козырёк, он схватил с кухонного стола пучок зелёного лука, и принялся крошить его прямо на голову Коли. Коля махал руками, безуспешно пытаясь отбросить сыплющийся на него горький лук в сторону. Повар страшно захохотал, снова взял ложку и начал мешать ею суп. Образовавшийся водоворот мгновенно засосал Николая, и он очутился на дне кастрюли. Коля пытался всплыть, грёб изо всех сил, но ничего не мог поделать. Кусок морковки задел беднягу по голове, и он понял, что сейчас захлебнётся…